Книга Тарантул - Сергей Валяев

И вижу, как и он тоже торопливо накручивает диск и в телефонной мембране раздается женский голос, похожий на голосок дьякона в маленькой заброшенной церквушки, фальшиво напевающего псалмы во здравие Господа нашего, давшего нам хлеба насущного…

Потом снова вижу миллионы и миллионы, которые пробудились от тяжелого сна и снова получили возможность быть свободными и счастливыми.

Затем приблизилась темно-звездная ткань ночного неба, затягивающая меня в туннель смерти. Но страха не было — я проходил этот путь и не обращал внимания на мерзкие, корчащиеся в муках рыла вурдалачных скурлатаев, и даже старуха-смерть, больная базедовой болезнью, не была страшна в своем яростном исступлении клюкой уничтожить мою бессмертную душу.

Потом возник разгоняющий тьму свет в конце туннеля и скоро я оказался в пронзительно чистом, свободном и сияющем синью пространстве. После появилась кромка моря, по которому пританцовывал знакомый мне старичок в домотканой рубахе, напевающей песенку о парне раскудрявом.

Когда я приблизился, он улыбнулся, с хитрецой взглянул на меня и проговорил:

— Посему быть, солдатик! — и ушел по воде, аки по суше.

Я лег на теплое мелководье в чем был — в тельняшке, камуфляжных брюках и армейских ботинках. И лежал так долго, всматриваясь в новую бесконечность и чувствуя снова себя молодым, сильным и вечным.

Потом выбрался из целительной воды и неспеша пошел в сторону сияющей бесконечности.

Иду по берегу и вижу далекую и сияющую живительным светом гряду и знаю — там вечный и святой Город, прекрасный город, где живут те, с кем дружил и с кем был на войне; там — все мои друзья и боевые товарищи.

Ускоряю шаг и не вижу своей тени — она осталась там, в туннели смерти, корежится в его пористых и гиблых, сочащихся кровью, гноем, страхом, стенах.

А Город манит своим чистым сиянием — и я уже бегу к нему по берегу моря. Бегу по берегу моря, как по кромке неба, и вдруг вижу… далеко… навстречу мне…

Золотоголовая маленькая голенькая девочка в сатиновых спадающих трусиках… с панамой в руках…

Чудный и вечный ребенок, ковыляющий мне навстречу и что-то кричащий…

Мы приближаемся… и я узнаю Ю — на её просветленном прекрасном ангельском лике неземная радость и благость.

— Ю! — кричу я. — Ю!

— Алеф-ф-фа, — и смеется так, словно у неё внутри звенит волшебный колокольчик: дзинь-дзинь-дзинь!..

Дзинь-дзинь-дзинь — мелодичный нетленный мотив… прекрасные звуки непрерываемой никогда жизни…

И никого чуда здесь нет потому что любой может их услышать…