Книга Где нет княжон невинных - Артур Баневич

— Бей колдуна! — перекликалась с толпой наездница.

Бердыш Ленды описал два круга, свалил с ног первых подбежавших. Не важно. Толпа вырвала поручень из основания и помчалась гурьбой — и это было главное.

Двадцать шагов. Рев, раззявленные рты, бессмысленный блеск глаз… полно стали.

Конец?

Дебрен ударил молнией, даже поджег кому-то кожух и шапку, осмолил брови. Безрезультатно — они уже не боялись, уже понимали, что он наполовину не так опасен, как эта проклятущая, обрызганная кровью сука, опустошающая Замостки, как легкий мор. Даже припаленный нападающий просто сбросил шапку и бежал дальше, доказав тем самым силу ненависти и прекрасное качество здешних кожухов.

Ленда, вдруг сделавшаяся очень быстрой, очень подвижной, вклинилась между передними, закружилась, сокращая дистанцию, добралась до трех, беспомощных со своими слишком длинными вилами и цепами.

Закружило, закипело, кто-то сбежал, кто-то рухнул под ноги напирающих сзади. Бердыш перекинулся в левую руку, в правой блеснул удобный, как тросточка, меч. Именно он продемонстрировал преимущество искусства над любительством. По спинам убегающих Ленда ворвалась в гущу, валя, рубя и коля, молниеносно порубила по меньшей мере пятерых. И отскочила прежде, чем задние созрели до решения топтать соседей, собирающих с моста собственные руки и внутренности.

— Давай воду! — взвизгнула женщина с писклявым голосом, полная блондинка в башмаках с голенищами. — Что говорил поп, дурные дубины?! Против чар действует только вода! К телегам, да побыстрее!

— Урррродина! — Дроп, точно распознав вождя, ринулся на нее сверху. — Убррюдок старрростин! Куррррвища!

Лишь теперь Дебрен уловил ее схожесть с усатым старостой, которому ночью всадил в горло осиновый кол. Дочка явно унаследовала от отца воинственный дух — вместо того чтобы прятаться в толпе, она ринулась навстречу магуну, размахивая мечом. Дроп, видя, что замостники берут пример с командирши, отказался от самоубийственных атак, промелькнул над остриями и полетел от моста.

Дебрен, подхватив палицу, пообещал себе, что сварит из него бульон.

Ленда отскочила к поручням. По меньшей мере шестеро крестьян набросились на нее. Кто-то из бегущих к телеге повернул и попытался разбить ей шею предательским ударом молота сзади. Дебрен замахнулся палицей, но не решился бросить, прекрасно понимая, что с таким же успехом может угодить в Ленду.

Два пролета поручней помчались вслед за нападающими, ловкими ударами под колени повалив всех шестерых. Третий неожиданно встал дыбом как раз в тот момент, когда заходивший сзади человек с молотом перебрасывал над ним ногу. Получивший в промежность мужик, не издав ни звука, позволил себя поднять и ленивым движением отправить в пропасть. Поручень, правда, продолжал вращаться до конца, и походило на то, что местом предназначения живого снаряда был берег, но бросок оказался не точным.

Только в полете бедняга сумел взвыть от страха.

На мосту возник хаос. Одни пытались бежать, другие — вероятно, хуже разобравшиеся в ситуации, — убить Ленду. Некоторые из тех, что уже сбежали на берег, возвращались, видя подъезжающие к мосту телеги. На двух толпились такие же, как и они сами, добровольцы, но с третьей фуры ловко и неторопливо соскакивали солдаты в одинаковых желтых куртках, Дебрен не знал, насколько мост это понимает. Если измерять человеческими категориями, он не походил на испуганного: у людей страх пробуждает агрессию. Между тем балки поручней одна за другой возвращались к середине пролета и не столько били, сколько оттесняли крестьян в сторону берега. Никто не свалился в пропасть, несмотря на то что от защитных барьеров мало что осталось.

Четыре лучника и два пращника взбирались на склон Осыпанца. Дело у них шло плохо — склон крутой, снегу по пояс, — но было ясно: когда они заберутся достаточно высоко, мост окажется под обстрелом.

Дебрен не хотел об этом думать — он не верил, что они с Лендой продержатся так долго. Мост, как ни старался, был далеко не молод и не очень хорошо справлялся с задачей. Если вращающиеся на балясинах балки поручней сравнить с веслами, то капитан галеры «Мост Мешторгазия» распрощался бы с должностью. Ни один капитан не усидит на своем месте, если у него такие плохие гребцы. Поручни сталкивались, их заедало, они проделывали малоосмысленные движения. Останавливались, возвращались на половине маневра и, наконец, не отличались силой. Небольшие группы крестьян, особенно напуганных, он одну за другой теснил к северу, но две более боевые, скопившиеся вокруг дочери старосты и конного топорника, активно сопротивлялись. Блондинку окружали человек двадцать замостников, отважно сражающихся с несколькими поручнями, но в отношении другого подразделения мост был предоставлен самому себе. Ровно посредине пролета конный и четверо его спутников попали в поле действия двух соседних поручней, из которых каждый сталкивал пришельцев в противоположную сторону. В результате один из пеших угодил в клещи и теперь выл от боли и ужаса, оказавшись в ловушке из тупых деревянных ножниц, зато другие обрели свободу движений и пользовались ею вполне удачно, рубя топорами поручень, удерживающий товарища. По точности, с которой три острия раз за разом попадали в одно и то же место, Дебрен сразу же узнал дровосеков.

Их командир, ударив коня по бокам, помчался к чародею. Конь почти тут же перешел на галоп — не столько от пинков, сколько от ударов балками по крупу. Мешторгазий, как и полагалось магунам, последовательно применял Первый Принцип, и мост очищал себя с минимальным расходом сил: теснил к северу тех, кто был на северной половине пролета, и к югу — с южной. Проще всего было бы, конечно, сталкивать в пропасть, но, видимо, уже в ранневековье предшественники магунов ценили человеческую жизнь.

Услышав щелчок собачки сзади, Дебрен мгновенно обернулся, но запоздал: арбалетчик, о котором он совершенно забыл, как раз заканчивал свое дело.

Он стоял близко. Дебрен четко видел наглый блеск зубов и болт, нацеленный ему в грудь. Универсальный, треугольный, достаточно узкий наконечник, способный пробить средней крепости латы, и достаточно широкий, чтобы нанести тяжелое повреждение животному. А еще на болте были зазубрины, удерживающие его в ране.

— Умри! — торжествующе крикнул арбалетчик.

Сзади что-то раздувалось, скрадывало белизну заснеженного леса, но Дебрен позволил себя загипнотизировать выкованной каким-то деревенским кузнецом дрянью и плохо осознавал происходящее.

Арбалетчик тоже. Он умер слишком быстро. Граненое острие алебарды вошло ему в спину под лопаткой и на мгновение вышло в районе левого соска. На мгновение — потому что конь мчался галопом, и Збрхлу надо было либо сразу же вытащить острие, либо распрощаться с оружием.

Збрхл вытащил. Успел. Из-под одежды у него сочилась кровь, но ротмистр был в лучшем состоянии, чем конь Гензы, бежавший на трех ногах — четвертая поднималась вверх, едва коснувшись земли. Говорят, что лошади, как и собаки, становятся похожими на своих хозяев. Только эта теория, в справедливости которой Дебрен сомневался, объясняла тот факт, что несчастное животное довезло сюда ротмистра. Генза бы тоже довез, получи он такой приказ.