Книга Сибирские перекрестки - Валерий Туринов

– Я такой видела… в стакан не лезет!..

За спиной Игорька заскрипели нары. Митюнин поднялся и подошел к столу.

– А ну, иди отсюда!.. – рявкнул он на бабу, крутившуюся перед Игорьком.

И та исчезла в темноте.

– Я тебе сейчас покажу – не видела! – вдогонку бросил он ей, погрозив увесистым кулаком.

– Покажи, покажи!.. – всколыхнулась темнота воплем. – У него ничего нет!..

Игорек заметил на лице начальника ухмылку, оскал, как у игривого осла.

– Ну что уставились – смотрите! – крикнул Митюнин бабам. – Такого вы никогда не видели!

Он залез рукой в штаны… И стал шарить там, опуская руку все ниже и ниже…

По темноте прошелся вздох, как будто там выпустили воздух из велосипедной шины.

Митюнин вывалил из штанов короткий и толстый мужской член…

Что было после этого, Игорек плохо помнит… Все случилось мгновенно. Темнота как будто прыгнула на него, опрокинула стол, со звоном отбросила семилинейку… И в бараке стало темно, как в подземелье.

Игорек оказался на полу. На него кто-то навалился… Он заворочался, отбиваясь, но его зажали со всех сторон… Кто-то содрал с него одежду и липкие холодные руки зашарили по голому телу… Было невыносимо щекотно и в то же время омерзительно, противно… Он панически, по-заячьи, вскрикнул… Но на лицо ему что-то бухнулось, тяжелое и мягкое… Задница… В нос ударило острым запахом пота, немытого бабьего тела и нечистот…

Рядом с ним в темноте возился, пыхтел и отбивался от баб Митюнин…

«Конец!» – пронеслось в голове у Игорька…

Но тут грохнул выстрел… За ним второй, третий… Послышался визг, крики, топот ног…

И Игорек почувствовал, что вокруг никого не стало.

Митюнин вскочил на ноги, чиркнул зажигалкой, нашел лампу, поставил ее на место и засветил.

Вид у него был расхристанный. Но он стоял и улыбался, растянув до ушей рот, глядя на своего коллектора.

Не понимая, в чем дело, Игорек, всхлипывая, оглядел ошалелыми глазами себя… У него были порваны штаны, на куртке и рубахе выдраны с мясом пуговицы. В руке же он сжимал парабеллум Митюнина…

В этот момент распахнулась дверь, и в барак заскочили два охранника с автоматами, а впереди них капитан.

– Стоять – руки! – гаркнул капитан на геологов.

От испуга Игорек уронил на пол парабеллум.

Охранники обыскали их. Затем усадили за стол напротив капитана.

Митюнин предъявил ему документы и рассказал, как они попали сюда.

Капитан внимательно выслушал его и покачал головой.

– Ладно, пошли! – лаконично бросил он.

Митюнина и Игорька привели в лагерную дежурку, притащили им пару матрасов и бросили на пол.

– Отдыхайте!..

Утром капитан проводил их за лагерь.

– Идите вон туда, вниз! – показал он на дорогу вдоль речушки. – Через пару километров слева будет ручей. По нему вверх и через перевал. Вам туда! Карта-то есть?

– Есть!

– Ну, тогда выйдете. Но тут больше не появляйтесь! – строго сказал капитан. – Хорошо не на лесосеке на них нарвались. Тут один расконвойка[47] притащился из соседнего лагеря. Обрадовался до баб! Вон там лежит! – неопределенно махнул он рукой куда-то в сторону бараков. – Они его…

– А как это?! – непроизвольно вырвалось у Игорька.

– Начальник расскажет! – отмахнулся от него капитан и обратился к Митюнину:

– По роже вижу – фронтовик! Где служил-то?

– Второй Белорусский – разведка!

– О-о, земеля! И я там же!

– А где?

– Смерш! – ответил капитан и посмотрел на Митюнина.

Они молча, понимающе, переглянулись.

И Игорьку показалось, что Митюнин как-то сразу нервно замусолил во рту папиросу.

– Вот шальная разведка! Ну, он сопляк, а ты-то куда попер?! Мы туда поодиночке не суемся ночью!..

На прощание капитан похлопал Игорька по спине:

– Ты, малец, береги… для девок!.. Не то бабы оторвут!..

Пожав друг другу руки, они разошлись.

– А что в Смерш делали? – спросил Игорек начальника.

– В затылок стреляли, если в атаку не шел! – зло процедил тот сквозь зубы. – Таким работы всегда хватает!

Пес

Каждый день он выбегал из леса на дорогу. А там, по широкому асфальтированному шоссе, неслись острорылые, дурно пахнущие машины. Он же, примерившись, перебегал шоссе почти перед самым носом машины, стараясь сделать так, чтобы его заметили, и усаживался на обочине дороги. Поджав под себя задние лапы, выставив торчком уши, он придавал всему своему собачьему виду крайнюю любознательность и внимание ко всему происходящему. Рот его растягивался в заискивающую улыбку. Он кланялся, умильно кивал головой и призывно повиливал хвостом, прядая ушами от нетерпения, показывая этим, что он уже давно ждет их, от желания оказаться преданным им. И он готов вывернуть ради них даже шкуру и вообще будет самым необходимым для них существом, от которого они будут не только без ума, но и в восторге. А уж что говорить о том, чтобы охранять их дома и фермы. Только возьмите, пожалуйста, возьмите с собой, а уж я вам покажу, на что способен самый верный на свете пес.

Но машины проносились мимо. И никто никогда не останавливался на этом участке дороги. Здесь не было ни отелей, ни заправочных станций, пропахшим бензином и соляркой, ни кафе с приятными запахами вкусных булочек и пирожков, ни зеленеющих полей, ни дыма, света, звука или крика ночной птицы. Машины проносились, обдав его гарью отработанных газов. Изредка кто-нибудь бросал из мчащегося чудовища равнодушный взгляд на него, застывшего, как сфинкс, как изваяние. Он же замирал, но человек, скользнув глазами по нему из комфорта и сытого тепла салона машины, принимал его за мираж, галлюцинацию, либо тут же замечал его наигранность и отворачивался.

«Хм! Какой шелудивый и тощий пес!» – мелькала порой мысль у редкого водителя металлического чудовища.

Интерес тотчас же угасал, и совершеннейшее чудовище, воплощение напряженных мыслей, втиснутых в металл, стекло и бензин, не притормаживая и не сбавляя скорость, проносилось мимо.

И так раз за разом: мимо, все время мимо и мимо. И хоть бы раз натужно звенящее, пожирающее пространство нутро машины дрогнуло, сбилось с радостного упоения ритмом движения… Нет, все так же неслась мимо чужая жизнь, в которой для него не было ни места, ни ласки или приветливого слова.

Шины пропели в очередной раз с пронзительным визгом, закончив на высокой ноте. Только в ушах застрял и еще долго стоял звон…