Книга Император из стали: Император и Сталин. Император из стали - Сергей Александрович Васильев

– Вы только что, на собрании, обвинили дворянство в паразитизме, – перехватил инициативу консерватор Михайловский. – Это было взвешенное обвинение или сказано сгоряча?

– С того, кому много дано, и много спросится, – философски заметил император. – Дворянство обласкано привилегиями и вниманием, а значит, с него можно и нужно спрашивать гораздо строже, чем с других сословий. Впрочем, если вы заметили, я не обобщал. Есть герои, есть труженики, но количество их среди великосветских бездельников удручающе мало, и я считаю своим долгом избавить одних от других, чтобы вторые не кидали тень на первых и не давали повода судить превратно обо всех скопом. От паршивых овец надо избавляться, независимо от того, сколько их в стаде. Лучше меньше, да лучше!

– Вы потребовали у дворян уважать простолюдинов. А что насчет телесных наказаний?

– Считаю телесное наказание эхом средневековья и уверен, что абсолютно не обязательно тащить этот раритет в завтрашний день. В армии и на флоте телесные наказания и рукоприкладство уже запрещены, и вполне разумно распространить этот запрет на партикулярную жизнь. Управляющие, не способные руководить без кулака и палки, скорее всего, просто находятся не на своём месте и должны задуматься о смене профессии.

– Ваше величество, вы объявили курс на индустриализацию и модернизацию, – взял слово Дорошевич. – Модернизировать производство, вывести страну на новый уровень – задача благая. Но из каких источников будем брать средства?

– В ведущих европейских странах индустриализация обычно происходила главным образом за счет ограбления чужих стран, колоний или побежденных, или же благодаря серьезным кабальным займам извне. Вы знаете, что Англия сотни лет собирала капиталы из всех колоний, частей света и вносила, таким образом, добавочные вложения в свою промышленность, превратившись в «фабрику мира». Но наша страна не имеет колоний и не должна быть зависимой. Следовательно, для нас этот путь закрыт[139].

– Что же остается в таком случае?

– Остается одно: развивать промышленность, индустриализировать страну за счет внутреннего накопления. Я сейчас скажу крамольную вещь, но хочу, чтобы меня правильно поняли. Для того чтобы построить дом, вам не нужны инвестиции. Вам нужны бревна, гвозди, кровля, инструмент и квалифицированные руки. Все это у нас есть. А значит, мы имеем возможность что-то построить сами. Для приобретения всего остального будем торговать тем, чем одарила нас природа, что у нас в избытке, что мы делаем лучше других. После встречи с купечеством меня засыпали предложениями, что мы можем сделать, чтобы иметь продукт для обмена на международном рынке. Поверьте, есть очень много интересных идей, и мы обязательно ими воспользуемся.

– В деревнях наблюдается массовый раздел хозяйств – мощные семьи дробятся, хозяйства мельчают, – вернул себе слово Суворин. – Будут ли приняты меры к сохранению больших семейств и их хозяйств?

– Явление это, безусловно, ненормальное, поскольку надо стремиться объединить даже разные семьи на почве совместной обработки земли, пользования техникой и так далее. Нашей задачей является это сближение. Поэтому необходимо принять меры не только к тому, чтобы большие крестьянские семьи строили себе просторные и светлые дома и покрывали их железом, но и ускорить проведение в жизнь закона о передаче крестьянству лесов местного значения, создать льготные условия для приобретения строительных материалов. Все жилые постройки крестьян, если они не сдаются внаем под торговлю, постоялый двор и прочее, будут совершенно освобождены даже от учета при составлении налоговых списков. Кроме того, только при хороших, здоровых жилищных условиях могут вырасти здоровые люди, уменьшаются разные болезни, ссоры и дрязги, чего еще так много в быту деревни.

– Во многих местах очень остро стоит вопрос о «кулаке», о котором так сочно и нелицеприятно писал ваш министр земледелия господин Ермолов. Часто этим словом злоупотребляют, наклеивая его на честных крестьян. В Рязанской губернии есть волости, где кулаком называют каждого, имеющего двух лошадей и коров.

– Мне лично кажется, что нельзя называть «кулаком» не только двухлошадного хозяина, но даже имеющего пятнадцать лошадей, если семья состоит, например, из двадцати душ и все остальные ее члены – трудящиеся, работают сами, никого не эксплуатируя. В то же время можно считать «кулаком» однолошадного и даже безлошадного, если он не работает, дает деньги в «рост», припеваючи живет за счет других. Вообще было бы весьма желательно, если бы сами крестьяне, в своей массе, высказались по этому вопросу и указали, кого следует называть «кулаком» и кого нельзя. Тогда правительство смогли бы дать свое, общее указание, как следует обращаться со словом «кулак».

– В некоторых, особенно центральных, районах имеется большое количество бесскотных хозяйств, нет работы. Налицо перенаселение, излишек свободных рук. Многие крестьяне не видят для себя выхода из создавшегося положения, нервничают и проявляют иногда активно свое беспокойство. Будет ли улучшено их положение?

– Безлошадные и безработные крестьяне вызывают особую тревогу. Совсем недавно специальным указом малоимущие были освобождены полностью от уплаты налогов. В дальнейшем им будет предоставлен некоторый кредит на обзаведение рабочим скотом и сельскохозяйственным инвентарем. Желающим будет оказано содействие к переселению на лучшие земли: в Поволжье, в Сибирь, на Дальний Восток. Вообще же для этого требуются слишком большие средства, которых у нас нет. Поэтому будет очень хорошо, если такие крестьяне объединятся в артели по совместной обработке земли, пользованию инвентарем, рабочим скотом, коллективному переселению и прочему. Государству будет гораздо проще тогда оказать им свою помощь[140].

– И последний вопрос, – кивнул Суворин делающему страшные глаза статс-секретарю Ратиеву. – В каком случае вы дадите ход анонсированным князем Щетининым скандальным документам?

– В случае моей неожиданной кончины, – с холодной улыбкой ответил император.

* * *

Глядя на меняющийся дорожный пейзаж за окном, император снова и снова возвращался к калейдоскопу последних встреч, анализировал услышанные слова, пытаясь понять, правильно ли он все просчитал, не допущены ли ошибки, а если допущены, как их можно исправить?

Практически все сословия довольно индифферентно проглотили учреждение Советов, увидев в них несерьёзную царскую игрушку. Прекрасно! Первый шаг к альтернативным органам власти пройден. Осталось насытить их думающими и ответственными людьми, сделав одновременно и кузницей управленческих кадров, и представительными органами, способными в нужный момент перехватить управление.

В вопросе с дворянством требовался ход конём, который он уже один раз совершил. Сразу после смерти Ленина он одним элегантным маневром переподчинил себе партию, считавшуюся вотчиной революционных зубров – Троцкого, Каменева, Зиновьева, Рыкова и других ближайших соратников Ильича. У каждого из них была своя придворная камарилья, каждый из них имел удел на кормление и считал, что положение и статус, завоеванные в огне революции, непоколебимы. А он, никому не известный функционер, просто объявил новый, ленинский набор. В партию хлынул поток свежих людей – от станка, от сохи, для которых все эти недавние интеллигенты-политэмигранты были такими же чужаками, как и царские министры-капиталисты. Партийные ветераны, дореволюционное подавляющее большинство в мгновение ока превратилось в подавляемое меньшинство…