Книга Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая - Юн Чжан

Англичане согласились заново обсудить условия соглашения по Тибету с представителями Цыси. Они подписали договор с Пекином в апреле 1906 года, по условиям которого британцы в целом (хотя и неоднозначно) признали Тибет территорией Китайской империи.

Цыси располагала сильной картой: бегством тринадцатого далай-ламы. Этот внешне симпатичный молодой человек, еще не достигший тридцати лет, одевавшийся в привычной для монахов манере, уехал на северо-восток и прибыл в Ургу (нынешний Улан-Батор) – столицу Внешней Монголии, в то время принадлежащей Цинской империи. Этот далай-лама считался духовным вождем монголов, а также тибетцев. Цыси незамедлительно отправила чиновников, чтобы они за ним присматривали, и приказала местным мандаринам о нем позаботиться. Вдовствующая императрица к тому же передала ему по телеграфу наилучшие пожелания в связи с многотрудным путешествием. Она попросила далай-ламу вернуться в Лхасу, как только из нее уйдут британцы, и снова взяться за управление Тибетом.

Возвращаться на Тибет этот тринадцатый далай-лама не спешил, зато попросил разрешения приехать в Пекин и познакомиться с вдовствующей императрицей. Все время его отсутствия Тибетом правил ханьский чиновник Чан Иньтан (но не в качестве специального уполномоченного императора, так как такой высокий пост китайцам ханьской народности не доверяли). Чан Иньтан попытался внедрить «реформы» с намерением сделать Тибет больше похожим на провинцию с ханьским населением. Он посетил Индию, где вел переговоры с англичанами, и видел, как они ведут там дело, а потом советовал властям в Пекине перенять британские методы: прислать крупный военный гарнизон, специальному посланнику императора присвоить звание генерал-губернатора, назначить администрацию, а также обращаться с далай-ламой и панчен-ламой как с индийскими махараджами, отобрав у них политическую власть и откупившись от них приличной суммой денег. Предложения Чан Иньтана Цыси одобрить отказалась. Получив сообщения о том, что его планы совсем не пользуются поддержкой среди тибетцев, она перевела его на другую должность и полностью провалила выполнение его программы. Похоже, что она понимала непреклонность тибетцев в своем стремлении к самоизоляции, и вдовствующая императрица пришла к такому умозаключению, что удержать Тибет в составе своей империи можно, только признав этот факт. Ее подход взял на вооружение далай-лама, считавший его наиболее подходящим для себя вариантом, поэтому он неоднократно напрашивался на встречу с вдовствующей императрицей, просто чтобы заключить соответствующий договор. В конечном счете Цыси послала приглашение, и 28 сентября 1908 года тринадцатый далай-лама прибыл в столицу Поднебесной.

Цыси воздерживалась от такого приглашения, скорее всего, потому, что визит далай-ламы требовал обращения к потенциально взрывоопасным протокольным проблемам. Важнейшая дилемма состояла в том, должен ли далай-лама вставать на колени перед ней и императором или нет. Народ преклонял перед ним колени как перед духовным вождем. Но он к тому же числился политическим лидером, а в этом своем качестве ему следовало бы встать на колени перед престолом. Если бы от далай-ламы не потребовали встать на колени, притом что только европейцы служили исключением, получилось так, что в Пекине отказываются считать Тибет в составе Китая. Эта проблема представляется особенно острой по случаю государственного пира в его честь, когда политические руководители из Монголии, например, должны опускаться на колени, когда император Гуансюй войдет в зал и когда будет его покидать. Такой пир причислялся к «публичным» мероприятиям, и Цыси прекрасно осознавала, что к нему будет приковано всеобщее внимание: представители западных держав станут искать доказательства того, что к Тибету относятся как к самостоятельному государству, а тибетцев следовало убедить в том, что к их божеству относятся с подобающим уважением. Из протокольного отдела к Цыси поступил запрос, что делать, и она несколько дней обдумывала образовавшуюся проблему. В конечном счете она решила так, что далай-лама должен был встать на колени наряду со всеми остальными участниками пира, разве что он будет делать это со своего низенького трона, на котором будет сидеть, скрестив ноги, а не у входа в залу, как все остальные гости. В таком случае его стояние на коленях не будет привлекать внимания, тем более он всегда носит пышные одежды. Далай-лама возражать не стал, ясно сознавая такой жест достойной платой за сохранение Тибетом статуса самоуправления, тем более этого хотели и он, и вдовствующая императрица.

Цыси считала для себя жизненно важным удержание Тибета под властью ее империи на обоюдно приемлемых и полюбовных условиях. Она выбрала самые подходящие подарки с потаенным смыслом и, когда присваивала далай-ламе новый титул, с особым значением добавила слова по поводу того, что тот «искренне предан» Китайской империи. Только вот свою власть она старалась проявлять без особого насилия. В начале того года вдовствующая императрица назначила нового специального посланника императора на Тибете по имени Чжао Эрфэн, однако в Лхасе его отвергли, так как знали его как правителя соседней области, населенной тибетцами. Вместо того чтобы навязать этого Чжана силой, Цыси отозвала его в Пекин, а ведь Цины на протяжении всего своего правления на такие уступки подданным до нее не пошли ни разу. В ее декрете объяснение такого шага сформулировано как «ради предохранения доброжелательности тибетцев». Личному составу императорских войск еще раз спустили распоряжение не вступать в столкновение с вооруженными отрядами тибетцев. В Пекине она с далай-ламой договорилась, что он как можно быстрее вернется в Лхасу и продолжит править Тибетом, как это делал раньше.

На всем протяжении пребывания далай-ламы в Пекине Цыси приходилось упорно бороться со своими недугами. Их первую после его приезда встречу пришлось отменить, так как она чувствовала себя слишком больной. Она плакала от обиды, когда отдавала соответствующее распоряжение. Назначить новую дату их встречи представлялось невозможным, так как состояние ее здоровья менялось каждый день. Они смогли познакомиться, только лишь когда однажды утром она поднялась с постели и почувствовала себя для этого достаточно крепкой.

На время пребывания далай-ламы в Пекине выпал семьдесят третий день рождения Цыси, пришедшийся на десятый день десятого месяца по лунному календарю или на 3 ноября 1908 года. Ей очень хотелось произвести благоприятное впечатление на гостившего у нее тибетского праведника, и поэтому Цыси пришлось совершить над собой большое усилие, чтобы пересидеть бесконечные представления и обряды. Причем вдовствующую императрицу мучил постоянный понос и высокая температура. Ее врачи отметили в истории болезни, что она чувствовала себя «измотанной как никогда».

Спустя четверо суток после ее дня рождения вдовствующая императрица почувствовала приближение своей смерти и послала великого князя Цзиня к Восточным мавзолеям присмотреть место для ее захоронения рядом с почившими мужем и сыном. Место последнего упокоения представляло для нее громадное значение, и она должна была его пышно обустроить. Во время похорон вместе с ней в склеп предстояло положить большое количество ювелирных украшений, достойных вдовствующей императрицы.

Одновременно она занялась приведением в порядок дел империи. Наступил момент распорядиться судьбой императора Гуансюя. Прикованный недугами к постели и вроде бы находящийся на пороге смерти, он отказывался умирать и вполне мог протянуть еще долго, как это делал раньше. Если она уйдет в лучший мир, а он продолжит земной путь, империя сразу же окажется в руках ждущих своего часа японцев. Именно в силу таких размышлений Цыси приказала умертвить приемного сына, которого отравили. То, что император Гуансюй умер, приняв огромное количество мышьяка, окончательно установлено в 2008 году с помощью судебно-медицинской экспертизы его останков. Организовать его убийство никакого труда не составляло: так повелось, что Цыси каждый день посылала ему блюда в качестве знаков материнской любви. В 6:33 вечера 14 ноября императорские лекари объявили о кончине императора Гуансюя.