Книга Любовник из провинции. Наваждение - Ксения Васильева

Он опять играл с парнями в канасту и Мите, ненавидевшему картежные игры любого свойства, - нравилось играть. Играли на деньги, небольшие, Митя почему-то почти всегда выигрывал и это его вдохновляло. Неприятным, правда, было замечание Андрюли: везет в картах - не везет в любви...

... А меня никто и не любит, подумал Митя, даже Нэля, - у нее

привычка, родственность и в определенные моменты - сексуальный

интерес. А так... Чтобы какое-то особое отношение, какой-то душевный интерес к его делам... Увы и ах, как говорится, чего не было, - того не было. Вера - ненавидит... Он вздохнул.

Встретились они и с В.В., естественно, по службе, и тот, поговорив о текущих делах, зазвал Митю поужинать в китайском ресторане.

Митя понимал, что не просто так зовет его В.В., а на очередной, но на этот раз - главный - и, скорее всего, последний разговор.

Так это и было.

Им нанесли на стол всякой экзотики и они вальяжно уселись в уютных полукреслах, пробуя блюда под легкую, ненавязчивую китайскую музыку и говоря,- в первые полчаса - исключительно о качествах и вкусе блюд...

Насытившись и закурив, - В.В. толстую сигару, с которой он возился всегда, почти как с женщиной, Митя, - как субъект нервический, - тоненькую длинную сигарету, - они подошли к главному.

- Смотрю я на вас, Вадим Александрович, и думаю опять и опять, - как сильно вы изменились! В лучшую сторону. Солидный человек, отец многочисленного семейства!.. Уверен, что Нинэль Трофимовна родит вам очаровательную девчушку ( все знали об их давней мечте)... Все у вас будет хорошо. Я вам говорил, что полгода максимум, вы еще пробудете здесь... Я лично не понимаю, но начальству с верхов виднее. А потом вам придется жить одному в весьма экзотической испаноговорящей стране... Нинэль Трофимовна останется на какое-то время в Москве... Думаю, и это утрясется...

У вас был когда-то такой лозунг: в сорок лет стать Министром иностранных дел (Митя кивнул)?.. Ну, что ж, с Министром пока подождете, а будет у вас сложное и почетное дело, и вы справитесь. Не то, что справитесь, я неверно выразился: это - ваше дело. Для вас, вашей сущности.

Ведь я за вами внимательно наблюдал! И понял, что вам нужно. Но сначала пройдя весь угнетающе скучный и безинтересный путь здесь, который вы с честью прошли...

В.В. с улыбкой, хитро посмотрел на Митю и сказал: и все равно, вы ухитрялись успевать быть тореро, дуэлянтом,- да, именно так! - любителем и любимцем женщин! Это-то и замечательно. Это важно.

В.В. занялся своей потухшей сигарой - раскуривая ее, попыхивая, подпаливая зажигалкой...

А Митя тускло смотрел на него и думал пришедшее внезапно: поздно. Дорогой мой В.В, - поздно! Вы слишком долго держали меня в рассоле и я помягчел, как неправильно изготовленный овощ. Меня нельзя употреблять, я сдох, прокис. На вид - крепок и хорош, - все как надо: зеленые пупырышки, гладкий бочок, - настоянного цвета, а тронь... Ах, В.В.! ПОЗДНО.

... Мне кажется, что я уже не смогу скользить по жизни как лис,

кривляться как обезьяна, рыскать как серый волчара... У меня исчезает жажда славы, я перестаю быть авантюристом и мне скоро захочется, чтобы я умер не от пули, а от, к примеру, грыжи, в своей постели, на глубокой старости лет, окруженный детьми, простившими меня, и - ничего не знающими внуками...

В.В. разобрался со своей сигарой, взглянул на Митю.

И натолкнулся на тусклый потухший взгляд смертельно уставшего человека.

В.В. испугался и пронзительный звон тревоги наполнил его голову.

- Что с вами, Митя? - Спросил он совсем неофициально, как заботливый отец, - вам плохо?

Митя встрепенулся, собрал все свои силы и обаяние и сказал: что вы, В.В.! Никогда! Я подумал о том, что вначале мне будет грустновато...

И Митя улыбнулся своей обезоруживающей мальчишеской улыбкой, которая сделала его лицо прежним, митиным, - тех давних уже лет.

У В.В. отлегло от сердца, но он все же сказал: конечно, я понимаю, ходить сейчас в присутствие ужасно, неинтересно, скучно. Поболейте. Чуть-чуть. Гриппом... Посидите дома со своей очаровательной Нэлечкой.

В.В. даже в лице изменился, - так он досадовал на этого упорного Г.Г., который и слышать не хотел никаких возражений: пусть еще посидит, прошипел - прошелестел он и никто ему не посмел возразить.

В.В. снова посмотрел на Митю. Тот сидел, глядя куда-то то ли вдаль, то ли вглубь, и неясная улыбка освещала его лицо.

И В.В. успокоенно подумал: во время. Не поздно. В самый раз. Митя стал мужчиной.

А Митя, хлипкий на вид, но никогда не болевший, и в самом деле заболевал. И не понимал - чем. Вдруг, среди дня на него наползала, наваливалась тоска. Она давила и жала, голова становилась пустой и гулкой. Поиздевавшись, тоска убиралась и сменяя ее, влетала тревога со своими бубнами, танцами, тряской. И тогда из глуби выныривало то словечко: ПОЗДНО.

И Митя не знал, что делать.

Он пил какие-то патентованные средства, транквилизаторы, - потихоньку от Нэли, чтобы она зря не волновалась. Они на корот

кое время помогали, но потом все приходило в той же последовательности.

Он боролся.

Всеми возможными средствами, уже сам, без лекарств. Стал болтливым и шутником. Потому что, когда он говорил, ТЕ притихали... Но не будешь же все время нести чушь, - вон и Нэля стала посматривать на него с боязливым интересом.

Тоска и тревога, побесившись и разрушив его устоявшийся было мир, как налетали внезапно, так внезапно и исчезали, а он оставался, опустошенный, мокрый от пота, без сил и мыслей. Но все равно группировался для следующего их удара, - сжимался, гнал этих гостий внутренним с ними пренебрежительным монологом, уверяя, что силен и ему нечего и некого бояться. Боялся он только

воспоминаний...

Митя похудел и стал похож на себя прежнего, только глаза его выдавали: странно опустошенные, как бы покрытые пеленой тягучей тоски.

Он заказал себе притемненные очки и стал ходить в очках. Так было легче.

Нэля переполошилась: что с тобой? Ты, что? Слепнешь?

- Да нет, - смеялся он, - интересничаю. Применяюсь к новой обстановке. Как тут говорят - меняю имидж.

Нэля успокоилась, а В.В., увидев его в очках, одобрительно отметил: очень верно. Вам идут очки.

Так шли дни, недели, месяцы, - в постоянной тревоге и борьбе. И когда однажды Митя, встав утром, подумал, что больше не выдер

жит, - совершит что-то безумное, понял, что ИХ нет. Они, - и

черная тоска, и сумасшедшая тревога, - ушли и кажется, навсегда.

Он победил их.

А днем позвонил В.В. и сообщил, что из Москвы прилетает "важная птица" и Митя во второй половине дня завтра должен придти на прием к той "птице".