Книга Девушка под сенью оливы - Лия Флеминг

Йоланда поведала мне свой секрет. Она рассказала мне о том, как нашла в себе силы жить и строить будущее после того, что сделала. Ее расправа со Ставросом вовсе не была актом кровавой мести по принципу «око за око». Именно поэтому ее поступок и снискал ей уважение всех окружающих, но главное – это самоуважение, которое она обрела, поспособствовав гибели предателя.

У меня тоже есть своя тайна. Тайна, которой я могу поделиться только с собственной совестью. Она преследовала меня всю жизнь, не давая покоя ни днем, ни ночью. Так не пора ли найти такую же ржавую жестянку, спрятанную в самой глубине моего сердца? Найти и открыть ее! И уже только потом заняться коробкой Брюса.

Июнь 1944 года

Пенни бродила по улицам Афин вместе с Брехтом. Она купила себе лишь самое необходимое – платье, немного белья, категорически не желая вводить майора в дополнительные расходы. Потом он накормил ее. И тут вдруг выяснилось, что идти ей, в сущности, некуда. Постоянно слышались звуки перестрелки, к тому же она так ослабла, что с трудом переставляла ноги. Снова и снова перед глазами всплывали ужасные картины минувшей ночи: крики тонущих людей, столпы огня на воде.

Пенни легко определяла состояние шока у своих пациентов, но сама отказывалась поверить в то, что все еще переживает шок. Конечно, ей надо как следует выспаться, а потому, когда Брехт заказал в гостинице номер на двоих, у нее не хватило силы воли, да и просто сил, для того чтобы возражать.

В конце концов, за все надо платить! Рано или поздно такая развязка неизбежно должна была наступить. Какой смысл корчить из себя непреступную англичанку, протестовать и все такое? К тому же она смертельно хотела спать. Просто спать, и ничего больше! Как хорошо было бы заснуть и больше никогда не просыпаться, думала она, плетясь следом за Райнером.

Утром она проснулась в кровати одна. Рядом никого. Вещи Райнера были аккуратно сложены на стуле, и, судя по всему, майор провел ночь на полу. Пенни услышала плеск воды в ванной комнате и зарылась в подушку. Она не хотела видеть его загорелое тело. Она знала, что у него красивое стройное тело сильного и мужественного человека. Это она уже успела заметить, когда лечила его. Интересно, как зажила его рана?

Майор не сделал ни малейшей попытки предъявить на нее свои права. И она была благодарна ему за то, что он не лезет к ней со своими приставаниями прямо сейчас. Но рано или поздно это должно случиться с той же неотвратимостью, как на смену дню приходит ночь. И тогда Пенни будет обязана отдать ему свое тело. Пусть делает с ним все, что ему заблагорассудится.

Брехт быстро оделся и, оставив Пенни заниматься своим туалетом, ушел узнавать, есть ли в отеле кафе, где можно позавтракать. Она не прикасалась к волосам несколько дней, просто уложила косы вокруг головы и заколола их шпильками. Сейчас она расплела их. Волосы стали жесткими от соленой воды, они пахли морем и мазутом, что сразу же напомнило ей страшные события минувшей ночи. То был кромешный ад. Она вспомнила, как отчаянно барахталась в воде, пытаясь вынырнуть из пучины. А сколько людей так и осталось под водой навсегда.

Вернулся Брехт, принес с собой свежую сдобу и фрукты.

– Куда отправимся сегодня? В горы или на пляж?

– А разве у нас отпуск?

– У меня – да. Я скоро уезжаю на фронт. Вы тоже, я уверен, найдете себе работу в Афинах. Но вначале вам следует набраться сил и хорошенько отдохнуть. Вы хоть спали минувшую ночь?

Она молча кивнула и взяла булку.

Целый день они провели в городе. Гуляли, потом, чтобы спрятаться от жары, отправились в археологический музей. Пока они бродили по залам, разглядывая экспозицию, он рассказал ей о своей поездке в Кносский дворец и о раскопках, которые там велись даже в годы оккупации.

– Но ничего не повреждено, – добавил он в конце рассказа. – Все осталось как было.

Она слушала с интересом. Майор был предельно вежлив и даже галантен. Наверняка у него есть свои хитроумные планы на ее счет, недаром же он кормит ее, покупает одежду, ведет всякие интеллигентные разговоры об искусстве, как будто нет войны и как будто они коллеги, а не враги. Потом они забрели в католическую церковь. Шла служба. Какой-то немецкий органист самозабвенно играл токкату Баха, а потом исполнил фугу до-минор. В храме было полно немецких офицеров. Они сели рядом с ними и погрузились в горестные откровения, которыми полна музыка Баха. Пенни закрыла глаза и на какую-то долю секунды представила себе, что сидит на воскресной службе в Глостерском кафедральном соборе.

Вторую ночь она тоже спала одна, и следующую тоже. Брехт выискал какой-то поезд, который ходит на побережье, и они отправились на пляж. Нашли бухту, в которой не было мин, и провели целый день у моря. Он плавал, она сидела и смотрела, как он плавает. У него было красивое тело, общее впечатление портило лишь бедро, обезображенное уродливым шрамом. Она вспомнила, как делала ему перевязки, как мерила пульс, как омывала его раны. Странное чувство вдруг шевельнулось у нее в груди. Нечто схожее она испытала тогда, когда они остались с Брюсом наедине. Она знала, что это чувство называется желанием. Значит, не все еще в ней омертвело, значит, простые человеческие инстинкты еще не угасли окончательно. Эту ночь она спала плохо. Долго металась без сна, вспоминая красивое тело Брехта, представляла себе, как он ловко нырял в волны, а потом плыл к берегу. Потом ее стал донимать страх, что он за ней наблюдает. Ей мешало все: и шум вентилятора у потолка, и страшная духота в комнате, и собственные расходившиеся чувства.

Он всегда так внимательно смотрит на нее, слегка склонив голову набок, особенно когда говорит. И в его бледно-голубых, похожих на ирисы глазах всегда столько теплоты и даже нежности. В сущности, он ведь еще так молод… и так обаятелен. В нем есть в избытке все то, чего ей так долго не хватало.

Но она тут же спохватывалась и пыталась остудить свой пыл. Как можно смотреть с таким сладострастием на врага? И ничего не могла с собой поделать. Широкие плечи, крепкие бедра, стройные ноги, мускулистое тело. Каково это – оказаться в объятиях такого красавца?

Вне всякого сомнения, она тоже возбуждала его. Пенни чувствовала это, как чувствуют запах дыма при легком дуновении ветерка. И ее пугал этот огонь страсти, который все сильнее разгорался в душе каждого из них.

– Может, вы хотите побродить по городу одна? – предложил он на следующее утро, когда они сидели на площади за столиком уличного кафе и пили самый настоящий, а не суррогатный кофе. – Только будьте предельно осторожны! В этом городе полно мест, где опасно показываться девушкам и иностранцам.

– Я уже не молоденькая девчонка! – отрезала она. – И чужачкой себя не считаю. Я прожила в Афинах несколько лет. Я здесь работала. Этот город уже давно стал мне родным.

– То было до войны. А сегодня Афины превратились в джунгли. Хотите навестить свою бывшую школу археологии?

– Нет, слишком много воспоминаний! – отрицательно покачала она головой. – А у вас какие планы на сегодня? – Внезапно она поняла, что ей не хочется оставаться одной.