Книга Контрольное вторжение - Михаил Медведев

— В том-то и дело, что не хватит нам места, — горестно изрек Петр. — В биологии самая жестокая конкуренция возникает между похожими видами. А мы очень похожи. Мы — практически одно и то же. Как красные и белые в Гражданскую.

— Социальный дарвинизм — антигуманистическая буржуазная теория, — автоматически пробормотал я. — Мы же все-таки люди, брат. Хоть красные, хоть белые.

— Ты на улицу давно выглядывал? Люди… Трупы зарывать негде. Миллиарды мертвецов! А если бы возможности создавать переходы не было, каждый сидел бы в своем болоте и квакал в свое удовольствие, — мой двойник тяжело вздохнул. — Я считаю, что нет смысла растягивать удовольствие, — он горько усмехнулся. — Мой тебе совет: не тяни с последним парадом. Это не больно. Не очень больно. Прощай.

Я думал, что он возьмет лучемет и снесет себе башку выстрелом. Или на манер древних самураев вспорет живот лазерным тесаком. Ну, или в самом крайнем случае, подобно Гитлеру, проглотит гламурную ампулу с ядом. Нет. Предсмертного шоу не последовало. Он просто умер. Его взгляд остановился. Мышцы напряглись, потом расслабились, и мой непохожий на меня двойник застыл и медленно сполз на пол. Все. Конец.

Я выключил силовой кокон и подошел к свежему трупу. Проверил пульс, заглянул в зрачок. Еще один покинул нас… Смерть вырвала из наших рядов… Земля пухом…

— Открыть дверь! — крикнул я.

— Запрещенная операция, — с готовностью отозвался компьютер.

— Кем запрещенная?

— Петром Васнецовым.

— Это я. Запрет снимается. Открыть дверь!

— По условиям запрета необходимо разрешение двух допущенных. Ваше разрешение получено. Ожидаю разрешение от товарища Готлиба или товарища Титова.

— Они мертвы. Ты это знаешь.

— Данное обстоятельство запретом не предусмотрено, — промурлыкало в моей голове.

— А еще одно мое разрешение не подойдет? — попробовал схитрить я.

— Нет, — компьютер был непреклонен.

Мне стало безумно жаль себя. С ощущением полной обреченности в душе я обошел по периметру свою камеру воистину пожизненного заключения. По дьявольской задумке двойника, она должна была стать моей могилой. Отличный будет склеп. Прочный. А ведь в соответствии с моим статусом мне полагалось покоиться на Красной площади. Где-нибудь рядом с Верхними торговыми рядами, ибо у стены мест уже не осталось. Но я не собирался умирать! Даже ради Человечества. Жизнь представляла для меня ценность сама по себе вне зависимости от какого-то там Человечества. И вообще я не уверен, что союзнические миры нужно разделять во избежание некоего гипотетического конфликта, который якобы может произойти в будущем. Титов поверил в эту чушь и убил себя, а я не верю. Имею право не верить кому попало на слово.

Я остановился у двери. Не пробить. Выдержит прямое попадание стомегатонной бомбы. А если коконом шибануть? Я быстро пересчитал преобразование защитного индивидуального поля в ударный конус. Не подозревая подвоха, компьютер помог мне взять пару интегралов. Получилась ерунда. Не хватало двух порядков мощности для удержания направления. Включить такое поле все равно, что взорвать бомбу в ограниченном объеме.

Дверь, может, и сломается, вот только внутри бункера будут расплющены даже бактерии. Может, попробовать сломать замок? По умолчанию он заперт, но если подать на него закодированный сигнал, то он откроется.

Этот волшебный сигнал генерируется или компьютером, или специальным ключом. Компьютер помогать отказывается, значит, нужен ключ. Мне потребовалось пять минут, чтобы обыскать трупы. У мертвых ключа не было. В кармане двойника я нашел использованный презерватив и упаковку с препаратом «для безболезненного умерщвления». Одна капсула отсутствовала.

Содержимое Сашкиных карманов было интереснее: гаечный ключ на тринадцать, початая пачка жевательной резинки, помятое меню из пензенского кафе «Тихая гавань» и годовой абонемент на ежедневную кружку пива оттуда же. Мое внимание привлек блестящий цилиндрик. Я точно помнил, что с помощью него Титов, а потом и Брыгсин превращали меня в Ломакина и обратно. Цилиндрик, даже если он работает, ничем помочь не сможет. Что будет делать на моем месте Ломакин? Кушать ядовитые таблетки? С этим я справлюсь и без сопливых. Я оттащил оба трупа к дальней стене, чтобы они реже попадались мне на глаза. Пока ворочал тяжелые человеческие туши, думал о том, что если хочу прожить подольше, то через пару часов нужно будет затолкать их в холодильник. Во-первых, во избежание появления неприятного запаха, а во-вторых, есть вероятность, что я проведу здесь очень много времени. Нужно гарантировать себя от голода. Ребятам все равно, а мне их мясо даст дополнительный шанс. Жрать человечину довольно противно, но по большому счету — это пустяки. Настоящее омерзение я испытывал от того, что придется пить собственную мочу. С водой в бункере плохо, а жить как-то надо.

Я вернулся к двери. Вполне успешно орудуя лучеметом, мне удалось быстро вскрыть кожух замка. Надежда умерла. Здесь точно ничего не светит. Сложный аппарат нельзя ни перехитрить, ни взломать. Кусок уплотненного углерода, армированного тугоплавкими сплавами, надежно прикрывался силовым полем. Это же поле защищало источник энергии и локальный телепорт, предназначенный для перемещения затвора замка, когда дверь открывается. Если попытаться прорвать силовое поле, источник энергии и телепорт разрушатся. Тогда дверь заклинит навсегда. Есть вариант дождаться, когда разрядятся батареи и поле отключится само собой. Триста лет для бессмертного — не срок. В бункере есть три автоматических анабиозных камеры, установленных здесь на случай, если перед отправкой в прошлое надо будет заглянуть в будущее. Я бросился в подсобку. Через пять минут я засну и проснусь спустя три века, чтобы замкнуть контакты на дверном телепорте и выйти на свободу.

В анабиознике кто-то взорвал плазменную гранату.

Или две. О том, чтобы починить камеры, не могло быть и речи. Процессорные блоки были разрушены, фреон вытек, программаторы превратились в оплавленные куски пластика. Я пнул ботинком бесформенный комок мятой жести, сплошь поросшей мелкими разноцветными проводками — долговременное запоминающее устройство с ресурсом на десять тысяч лет. Не починить. Защитные капсулы образовали пыль и блестящим слоем осели на стенах и потолке. Потрясенный, я вернулся в основное помещение бункера и остановился возле пульта управления. Консоль была активирована, монитор светился.

Похоже, именно отсюда Петр запрограммировал компьютер. А откуда же еще? Притащил сюда меня и запрограммировал систему на мое убийство. Но зачем так сложно? Проще было пристрелить меня в мире кохонов. Я постучал подушечками пальцев по клавиатуре.

Набрал логин, пароль, подумал дурацкую кодовую фразу: «Малыш наткнул акробата отверткой». На мониторе появилась надпись: «Идентификация пользователя не удалась. У вас осталось две попытки».

— В чем дело? — мысленно спросил я у компьютера.

— Шлейф поврежден, — немедленно отозвался тот.

«Васнецов перерезал шлейф, чтобы нельзя было остановить его программу, — задыхаясь от счастья, подумал я. — Не может быть, чтобы разгадка оказалась так примитивна!» Следующие два часа я с энтузиазмом разбирал пульт. Шлейф, соединяющий консоль с главным компьютером, уходил в глубь сложнейшего переплетения кибернетических устройств, сконцентрировавших несколько веков человеческого прогресса. Слой за слоем я снимал высокотехнологические напластования.