Книга Аркан - Татьяна Русуберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я должен еще кое-что тебе отдать, — замялся послушник. Он запустил руку за пазуху и извлек на свет небольшой, замотанный в тряпицу предмет. — В общем, это твое, но я не мог вернуть раньше.
Найд с трудом проглотил огромный кусок горбушки и потянулся за свертком. Даже сквозь тряпку пальцы кольнул знакомый холодок. Не может быть! Дрожащими руками он развернул путающиеся матерчатые складки. Колода Найрэ выскользнула из плохо затянутого мешочка, карты веером легли на земляном полу. Многие упали рубашками вверх, только три картинки сияли яркими красками в свете масляной лампы — казалось, пребывание в воде совсем не повредило их.
Ноа тихо ахнул и отодвинулся, словно прикосновение гладких квадратиков могло быть ядовитым. Два волка, стерегущих дорогу, упирающуюся в водную гладь, над которой ярко сияет луна. Женщина в короне, держащая весы в одной руке и сияющий меч — в другой. А прямо у коленей послушника — скелет в доспехах, верхом и с черным стягом в руке, мертвые тела у реки, одно из них — в монашеских одеждах. Под ложечкой противно затянуло, когда Найд разобрал нулларборские руны. Луна. Справедливость. Смерть.
— Значит, они не утонули! Ты нашел их, — потрясенно пробормотал он, ломая голову над значением выпавших карт. Говорят ли они, что полный опасностей путь приведет его к большой воде? Что справедливость в конце концов восторжествует, но сначала кому-то придется умереть? Или все гораздо прозаичнее, и вскоре его прикончат то ли волки, то ли жуткий преследователь в зеркальных доспехах, то ли… королева? Бред! Анафаэль гнал от себя мысль о том, что Смерть на коне может забрать с собой кого-то другого, кого-то, ставшего ему близким. Может, брата Макария, а может…
— Я спрятал карты, — виноватым голосом сообщил Ноа. — Послушникам нельзя иметь личные вещи. Особенно такие вещи, — паренек сделал ударение на «такие». — Но я подумал — вдруг эта колода важна для тебя? Поэтому и сберег ее вместе с письмом.
— Письмо! — На мгновение Найд забыл о мрачном предсказании аркана. — Значит, и оно уцелело?
Монашек смущенно кивнул:
— Строчки совсем расплылись, но я боялся, что можно будет разобрать что-то… Ну что-то плохое для тебя, — Ноа шмыгнул носом. — Я ведь грамоте не обучен, только имя свое могу написать.
— Ты принес письмо? — У Анафаэля стеснило грудь при одной мысли о последних словах херра Харриса, которые он, возможно, скоро сможет перечесть.
— Оно в мешочке с картами.
Найд запустил похолодевшие пальцы в замшевые недра. Пергамент, изрядно потрепанный по краям, почти не пострадал, зато убористый почерк херра Харриса превратился в синеватые разводы. Кое-где просматривались отдельные иероглифы, но это было все. Вздохнув, Анафаэль приложил испорченное послание к губам и спрятал обратно в расшитый кошель.
— Спасибо, Ноа. Эти вещи мне действительно дороги, — он принялся собирать рассыпавшиеся карты.
Монашек вспыхнул и поспешил замаскировать смущение скороговоркой:
— Да я что? Я ничего. Вот тут брат Макарий собрал для тебя…
В руки Найда неловко сунулся еще один сверток — теплое шерстяное одеяло.
— Макарий? — насторожился он. — Разве инок знает, что мы с тобой собрались бежать вместе?
Глаза у Ноа забегали, паренек снова облизнул губы:
— Он добрый, много хороших вещей для тебя дал. Его не надо бояться, он не выдаст.
— Что значит — для меня? — поразила Найда неожиданная мысль. Он окинул монашка подозрительным взглядом. — А ты? Где твой мешок?
— Я… — Монашек уставился в талую лужу у своих ног. — Я остаюсь, Анафаэль.
Найд помолчал, рассматривая по-мальчишески мягкое лицо, освещенное сбоку оранжевым светом лампы.
— Почему? — наконец тихо спросил он.
Ноа тяжело вздохнул и вскинул на него влажные глаза:
— Это не мой путь.
— Тебе Макарий так сказал? — нахмурился Найд.
Послушник тряхнул головой:
— Нет. Я сам. Я… Что я знаю о жизни? Дом отца, лавку, город, потом монастырь, — между густыми бровями залегла страдальческая складка, слова давались парнишке с трудом. — Я в лес-то не заходил дальше опушки. Как далеко ты со мной уйдешь по бездорожью, по сугробам?
— Я тебе помогу! — прервал сбивчивую речь Анафаэль. — Я научу…
— А пока ты со мной возишься, рыжая и ее свора будут тут как тут. Я не хочу, чтобы с тобой случилось… — Монашек запнулся, утер глаза грязным рукавом. — Не хочу, чтобы ты стал как я.
— Я уже один раз ушел от них! — с жаром возразил Найд, наклоняясь вперед и кладя ладонь на поникшее плечо друга. — Уйду и в этот раз. Мы уйдем!
Послушник покачал головой, его зрачки блеснули светом отраженного пламени:
— Ты уйдешь. Ты сильный. Будущее зовет тебя, большое будущее. А мое время кончится здесь. Я не создан для войны, Анафаэль. Ее битвы избрали тебя — не меня. Но я рад, что наши дороги на мгновение пересеклись.
— Что ты несешь, Ноа? — Найд почувствовал, как дрожит костлявое плечо под его рукой, и всерьез обеспокоился за паренька. — Какая война? Какие битвы?!
— Я видел… — Монашек устремил горящий взгляд прямо в расширенные зрачки товарища. — Помнишь, я говорил, что видел вещи, которых не было на самом деле?
Найд нашел в себе силы кивнуть, прочистил пересохшее горло:
— Уг-кху. Ты еще сказал, что теперь ничего не помнишь.
— Почти, — прошептал Ноа.
Внезапно его дрожь передалась Анафаэлю:
— Что… Что ты видел?
Карие глаза подернулись дымкой:
— Смерть.
Найд вздрогнул, пальцы невольно стиснули вышитый мешочек с арканом:
— Как — смерть? Чью?
— Всех, — спокойно ответил Ноа, взгляд которого затопила тьма. — Отца, матери, людей вокруг — знакомых и незнакомых. Я видел, как они умрут. Они ходили и говорили, а я знал, что в каждом живет и растет маленькая смерть.
Капли холодного пота выступили у Найда на лбу, хитон прилип к мокрой спине:
— Как же ты жил — с этим знанием?!
— Тяжело, — тьма в глазах Ноа пошла рябью. — Кого-то я пытался предупредить.
— И что же, — Найд перевел дыхание: в груди тянуло от нехватки воздуха, — им удалось избежать своей судьбы?
Ноа медленно повел головой из стороны в сторону:
— Мои предсказания сбывались. Так отец и узнал о… даре. Так он называл это — дар. Я думаю, это было проклятие.
Анафаэля пронзила острая жалость к пареньку. Знать о несчастье, пытаться предотвратить его, а в ответ, возможно, получить смех и обвинения во лжи и наконец убедиться в своей страшной правоте и страшной же беспомощности. Верно, тот маг, что испытывал беднягу, увидел в его сознании собственный приговор и от испуга перегнул с силой.