Книга Тайные тропы - Георгий Брянцев

Не в силах сдержать волнение, охватившее его, Никита Родионович встал с места.

— Фу!.. Какая духота, — сказал он. — У меня голова начинает побаливать, пойду пройдусь...

На дворе было прохладно Воздух наполнял нежный аромат распускающейся сирени. Луна разливала бледный свет и отражалась в окнах. Легкий ветерок доносил со стороны вокзала лязгание буферов и неугомонные гудки маневровых паровозов.

Никита Родионович спустился с крыльца в сад и зашагал по аллее.

Если все так, то зачем же Юргенс покончил с собой. Он мог бы преспокойно ожидать американцев, прийти к ним с повинной и разложить все карты... С другой стороны, возможно, что с видными кадровыми разведчиками из аппарата гитлеровской секретной службы американцы вынуждены будут расправиться. Для них невыгодно заигрывать с ними Юргенс так или иначе мог бы пострадать, а вот такие невидимые никому, кроме немцев, неизвестные кадры, как тройка друзей, могут быть использованы безо всякого риска и последствий.

Но против кого же? — задавался вопросом Никита Родионович. Против Советского Союза? И это сейчас, когда руководители трех держав договорились о ликвидации раз и навсегда очага войны в Европе! Когда решен вопрос о предании суду народов виновников войны! Когда советские воины штурмуют логово гитлеровского зверя — Берлин! Когда честные американцы стремятся поскорее встретиться с солдатами Советской Армии и обнять друг друга...

Никита Родионович все больше приходил к заключению, что оправдать случайностью интерес американцев к ним троим нельзя. Дело тут не в том, что Юргенс и ему подобные растеряли архив и секретные документы. Тут есть какая-то последовательность, закономерность.

Интересно, что принесут ближайшие дни. Интересно, что предпримут господа американцы, так называемые союзнички... Посмотрим, кто кого!

Никита Родионович почувствовал новый прилив сил, появилась потребность действовать. Ему захотелось поскорее поделиться своим открытием с Андреем и Алимом. Безразличие, охватившее его после смерти Юргенса, как рукой сняло. Возбужденный, в приподнятом настроении он поспешил в дом.

Аллен, Андрей и Алим продолжали беседу. Никите Родионович уселся на прежнее место.

Шел разговор о том, что ожидает каждого после войны, кто и что будет делать.

Вопросы мирной послевоенной жизни, вокруг которых велись споры, выплывали один за другим.

Бурную радость вызвало появление поздно вечером Вагнера и Абиха. Вся ночь ушла на разговоры...

30

Машина, как и обещал незнакомец, пришла рано утром. Ожогин, Грязнов и Алим уже ожидали ее и поспешно вышли на сигнал шофера. У дверей уже знакомого домика их встретили и провели в кабинет. Здесь стояли большой письменный стол, полумягкие стулья, этажерка с книгами, радиоприемник «Телефункен». В кабинете никого не было.

Друзья услышали, как в передней послышались голоса, потом шаги, и в кабинет вошел, в сопровождении уже знакомого толстяка, высокий, лет сорока пяти, в штатском костюме мужчина с совершенно гладкой, как колено, головой и чисто выбритым лицом. Окинув друзей внимательным взглядом, он поклонился и сказал что-то по-английски.

Теперь стало ясно, что толстяк является лишь подчиненным. Он пригласил гостей сесть, а сам продолжал стоять, не сводя глаз со своего начальника. Тот опустился в кресло за столом и, вынув из кармана пиджака длинный и узкий блокнот, начал его перелистывать. Несколько минут прошло в молчании. Затем он заговорил опять по-английски, и толстяк предупредил друзей, что разговор будет происходить через него, так как его патрон не знает русского языка.

Пользуясь этим, Никита Родионович спросил переводчика:

— Мы имеем честь беседовать с господином Голдвассером?

Сидящий за столом американец резко вскинул голову и удивленно посмотрел на Ожогина.

— Какой Голдвассер вас интересует? — спросил американец.

Никита Родионович объяснил, что тот Голдвассер, о котором они вчера впервые услышали в стенах этого дома.

Переводчик покраснел до самых ушей. Не трудно было догадаться, что он допустил оплошность, назвав фамилию, которая, очевидно, должна была остаться в тайне.

Патрон сказал ему что-то коротко, но очень грубо. Толстяк предпочел эти слова друзьям не переводить.

Но из этого еще нельзя было понять, с кем друзья имеют дело, и чтобы окончательно рассеять сомнения, Никита Родионович спросил:

— Простите за любопытство... Мы вправе знать, с кем имеем дело?

Сидящий за столом прямого ответа не дал, а в свою очередь спросил:

— Разве господин Юргенс вас не проинструктировал, что лицо, назвавшее пароли, находится в курсе всех дел?

— Проинструктировал, — ответил Ожогин, отлично понимая, что иначе ответить нельзя.

— Так что же? — спросил американец, и на лице его появилась едва заметная улыбка. — Никакого Голдвассера здесь нет и этот господин, — он кивнул в сторону переводчика, — что-то напутал. Если вы хотите знать мое имя, я вам могу его назвать, это не составляет тайны. Меня зовут Албертом...

По тону, каким это было сказано, друзья поняли, что американца с таким же успехом можно было назвать и Черчиллем, и Рокфеллером, и кем угодно.

— Кто из вас Ожогин? Грязнов? Ризаматов? — спросил далее Алберт. — Давайте приступим к делу... Вы уже обдумывали вопрос, чем оправдаете перед Советами свое пребывание за границей?

Пользуясь правами старшего, Ожогин доложил о разговоре, имевшем место у Юргенса, и о вариантах, выдвинутых в связи с этим.

— Все это не годится, — безапелляционно отрезал Алберт. — Слишком глупо: попали в плен, бежали... Ну, а дальше что — где были все это время, чем занимались? Не то, не то... Так не пойдет. Мы изобретем что-нибудь поумнее. Нам не интересно, да и вам тоже, чтобы вас заподозрили в чем-либо. Это к хорошему не приведет. Вас трое, начнете врать и обязательно запутаетесь. А вот если вы явитесь с документами югославских партизан? Как на это у вас посмотрят?

— В зависимости от того, откуда мы явимся, — ответил Ожогин. — Если отсюда, то можно не сомневаться, что посмотрят косо.

— А если из Югославии? — спросил Алберт.

— Тогда это, по-моему, не вызовет подозрений.

Американец самодовольно закивал головой и пространно изложил свои соображения о том, как он мыслит оправдать пребывание их за границей. Они попали к немцам в плен в разное время. Одного вывезли в Югославию с немецкими войсками в качестве грузчика на машине; второго заключили в лагерь где-нибудь в Австрии, на границе с Югославией, он бежал из лагеря и попал к партизанам; с третьим произошло тоже что-нибудь наподобие этого. До партизанского отряда они друг друга не знали совершенно и встретились лишь там. В таком случае каждый отвечает за самого себя.

— А если соответствующие органы поинтересуются нами?