Книга Дневники Клеопатры. Восхождение царицы - Маргарет Джордж

Он протянул руки к Цезарю, а тот подхватил его и поднес к себе, лицом к лицу.

Сходство между их лицами было поразительным: профиль Цезариона, которому исполнилось полтора года, представлял собой миниатюрный профиль Цезаря. Никто бы не усомнился в том, чей это сын.

Цезарь заключил его в объятия и стиснул, как медведь. Малыш смеялся и повизгивал.

Потом Цезарь снова поднял сына вверх, так что пухленькие ножки болтались в воздухе.

— Узри нового человека, — сказал он. — Человека нового мира, созданного нами: Рим и Египет вместе, Запад и Восток едины. Одно гражданство, одно рождение, одна верность.

— Но не один язык, — сказала я на латыни.

— Не обязательно, — ответил он по-гречески. — Мы понимаем друг друга, используя наши родные языки.

Глава 29

Я подошла к Регии точно в назначенное время. Утром у Цезаря были дела в сенате, а в полдень намечены встречи с его секретарями Бальбом и Оппием, но он обещал все успеть.

Приближаясь к величественному фасаду Регии рядом с домом Цезаря, я надеялась, что Кальпурния отсутствует и не заметит моего появления.

Между собой мы с Цезарем никогда не упоминали о его жене. Я не хотела спрашивать, а он, очевидно, не имел желания рассказывать, каковы отношения между ними. Пока мне не было нужды думать о ней как о реально существующей женщине — той, что следит из окна, страдает из-за своего бесплодия и так же страшится отъезда Цезаря на очередную войну. Я смирилась с этой ситуацией. Она, а не я, была женой Цезаря.

Цезарь сказал, что я должна войти через главную дверь. Вот она — деревянная, украшенная бронзовыми накладками. Тяжелая дверь выходила прямо на виа Сакра. Я толкнула ее и переступила порог.

По сторонам от входа располагались два тускло освещенных зала, хранившие стойкий запах благовоний, а впереди — выход в мощеный внутренний двор, обнесенный по периметру деревянным портиком. Поскольку Цезаря еще не было, я решила, что лучше подождать его во дворе. День стоял ясный, хотя ветер высоко взметал и кружил в воздухе опавшие листья.

С одной стороны внутреннего двора находился заброшенный алтарь, а возле него — скамья. Туда я и села, собравшись понежиться в тепле у согретой солнцем стены. Я прислонила голову к камню и закрыла глаза.

Но тут ветер перестал играть с листьями, их шелест и шуршание стихли, а изнутри послышались вполне определенные звуки: перешептывания, сладострастные стоны, возбужденные восклицания. Что-то упало на пол как раз за той стеной, к которой я прислонилась.

Осторожно и медленно я повернулась и заглянула в угол окна. Там, в дальнем конце комнаты, на низком ложе самозабвенно занимались любовью мужчина и женщина. Женщина изгибалась и стонала, спина мужчины вздымалась и напрягалась так, что выделялся каждый мускул. Руки у него были тонкие и бледные, а увидев мельком его лицо, я чуть было не ахнула. Октавиан!

На полу валялась смятая сброшенная одежда, и рядом с этим пара аккуратно стоявших в стороне мужских сандалий смотрелась странно. Я пригляделась, потому что сандалии показались мне необычными, и поняла: у них утолщенные подошвы. Явно предназначены для увеличения роста.

Ну и ну, вот так тихоня Октавиан! Предается любовным утехам прямо в резиденции великого понтифика и носит обувь, увеличивающую рост! Не знаю, что удивило меня больше.

Чтобы определить, с кем он развлекается, мне пришлось присмотреться. Не сразу, но я вспомнила эту женщину — жену одного из гостей египетского вечера. Кажется, мне ее представляли, но имя не запомнилось. Значит, Октавиан еще и прелюбодей. Да, люди могут удивить.

Я быстро ушла со двора в одну из комнат и подумала, что Октавиану тоже лучше поторопиться, пока его не застукал Цезарь. Мне с трудом удалось сдержать смех, когда я представила себе возмущение Цезаря, узнающего о том, что Октавиан предается блуду вблизи от священных реликвий. Точнее, Цезаря возмутит не блуд, а неуважение к месту.

Должно быть, Октавиан прознал, что в определенные часы Регия пустует, и стал использовать ее в своих целях. В конце концов, он член коллегии понтификов!

На столе лежало несколько свитков. Я приняла их за градостроительные планы Цезаря и развернула один, но тут же поняла — там письма и донесения. Моей латыни едва хватило, чтобы понять: в них говорится о передвижениях Лабиена и Гнея Помпея. Должно быть, это депеши от командиров Цезаря в Испании. Почему они здесь?

Когда я положила бумаги на место, у дверей возникло движение. Октавиан в идеально задрапированной тоге растерянно смотрел на меня. Я поразилась тому, что его тога сидит так аккуратно, а сандалии выглядят самыми обычными. Должно быть, у него отличный сапожник.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Октавиан.

Его удивление было ничуть не меньшим, чем мое несколько минут назад.

— Жду встречи с Цезарем, — ответила я, следя за выражением его лица.

— Сейчас?

Он подошел к столу и стал собирать документы, словно они адресованы ему.

— Вообще-то он опаздывает, — сказала я. — Но должен подойти с минуты на минуту.

Октавиан внимательно посмотрел на меня, и я поняла: он гадает, давно ли я здесь нахожусь.

— Ждать внутри мне стало скучно, — заметила я невинным тоном, — поэтому я наслаждалась чудесным осенним днем в маленьком внутреннем дворике.

Некоторое время он боролся с собой, но потом решил, что хитрость и увертки бесполезны.

— Не говори ничего дяде, — попросил юноша. — Пожалуйста, не рассказывай ему.

— А почему? — спросила я с деланным удивлением. — Ему ли, при его репутации, порицать тебя? Ведь ты следуешь по его стопам. Да и я, по очевидным причинам, не имею права судить тебя.

— Я… я… — Он тяжело сглотнул. — Цезарю лучше не знать. Я… прошу прощения.

Я рассмеялась.

— Тебе не нужно извиняться передо мной. Не я супруг этой женщины.

— О Аполлон! — простонал он. — Ты знаешь его. Ты знаешь, что она… Только не говори дяде! Пожалуйста! Поклянись в этом!

— Полагаю, в клятвах нет необходимости. Хватит и моего слова.

Он схватил бумаги со стола и с вороватым видом сунул их под мышку.

— Мне… мне нужно идти, — пробормотал он и двинулся к выходу.

На пороге Октавиан обернулся, бросил на меня взгляд, полный беспокойства и гнева, и ушел.

Что я должна была думать? Уж не прибрал ли он к рукам документы, адресованные Цезарю, воспользовавшись ими так же, как воспользовался чужой женой? Судя по всему, с виду невинный голубоглазый юноша тот еще проныра! Знает ли об этом Цезарь? Он не может не догадываться.

Цезарь появился через несколько минут.

— Извини меня за опоздание, — промолвил он с деловым видом, — в этой переписке можно утонуть. Надеюсь, ты не очень долго скучала, ведь здесь так уныло.