Книга Бес в серебряной ловушке - Нина Ягольницер

меж его бровей наметилась легкая вертикальная складка.

– Тебе было неинтересно? – чуть разочарованно пробормотала она. – Я еще плохо читаю.

– Вовсе нет, – отозвался юноша и вдруг зябко передернул плечами. – Очень занятно. Только… странная история. Нечестная какая-то.

Паолина машинально придвинулась ближе:

– Ты о чем?

Пеппо задумчиво покусал губы:

– В этой притче так превозносят страдания Иова. А почему никому нет дела до его жены? Ведь она перенесла все испытания с ним наравне. Сама посуди, Паолина, – он не заметил, как тоже сбился на «ты», – она потеряла десять детей. Она же мать. В притче так легко говорится, что потом родилось еще десять. Но это же дети, а не овцы, и их не считают поголовьем. Когда я жил с матерью в Падуе, у нашей соседки погиб сын, с лошади упал. У нее было еще четверо, но она так и не оправилась. А тут все разом. И как она вообще пережила двадцать родов? Выходит, Иов – праведник, а она… просто бесчувственная свиноматка. Гадко это.

Он умолк, а Паолина медленно проговорила:

– А ведь ты прав… И знаешь, если уж говорить о жене Иова… Сатана ведь лишил его всего, что было ему дорого. А жены не лишил. Так что же, выходит, она не была дорога ему? Она всю жизнь прожила с человеком, который даже ее не любил?

Договаривая, девушка смутилась: еще в Гуэрче парни всегда потешались над девичьей манерой во всем выискивать драмы. Но на лице Пеппо не отразилось иронии. Он лишь снова нахмурился, перебирая пальцами край рукава.

Немного поколебавшись, Паолина огляделась: сестры Инес на грядках уже не было. Занятые разговором, они не заметили, как монахиня ушла. Ободренная отсутствием лишних ушей, девушка доверительно сказала:

– И все же мне жаль Иова. Ты знаешь, когда я была совсем маленькой, у меня была чудесная тряпичная кукла, Марта. А однажды на Пасху у нас собралась родня. И мы с моей кузиной сцепились из-за этой куклы. Каждая тянула к себе и кричала, что Марта хочет играть именно с ней и любит только ее. Словом, куклу мы порвали. Я рыдала как безумная. Мама, конечно, зашила Марту, но она уже не была такой, как раньше, хотя я любила ее по-прежнему. Это, наверное, непочтительно, но Иов очень напоминает мне эту куклу. Каждый тянул его к себе, вовсе не спрашивая его согласия. И все только для того, чтобы что-то друг другу доказать. И хотя потом всё постарались «зашить», не думаю, что он снова стал прежним.

Пеппо обернулся к Паолине, и она вдруг заметила в его лице что-то новое, жесткое и непреклонное.

– А когда я был ребенком, у меня были деревянные солдатики. Дюжины две, мне нравилось их вырезать. Каждого солдатика я посвящал в рыцари, как один раз слышал в балагане бродячего кукольника. Когда мне было двенадцать, матушка тяжело заболела. У нас стало туже с деньгами, маме было трудно работать. Я пытался как-то помочь, но… ты же понимаешь. В общем, я решил продать своих солдатиков на ярмарке. Было чертовски грустно, хотя я давно уже не играл в игрушки. Ночью перед ярмаркой я вынул их всех из сундучка и расставил на полу. Я преклонил перед ними колено и сказал, что наша королева больна и, чтобы вылечить ее, я вынужден продать их в рабство. И что я верю: они будут верны своей государыне и исполнят свой долг без колебаний. А потом поклялся им, что, когда королева поправится, я выкуплю их назад и всех награжу. Я рыдал той ночью, как пятилетний дурачок. – Губы Пеппо слегка искривились. – Глупо, да?

– Ничего не глупо… – чуть гнусаво пробормотала Паолина, и до тетивщика донеслось приглушенное всхлипывание.

Он покачал головой:

– Я рассказываю это не для того, чтоб тебя растрогать. Понимаешь, я уже тогда знал, что лгу им. Что королева не поправится – мне сказал об этом врач. И что я никогда не выкуплю своих солдат из рабства. А я все равно лгал, потому что думал, им будет легче, если я поставлю перед ними такую важную задачу и пообещаю им награду. Но то была игра. А ведь на поверку у людей все точно так же. Кто-то ставит высокие цели, обещает золотые горы и заранее знает, что врет. А сотни идиотов радостно кидаются к черту на рога делать совсем не нужные им вещи и умирать за незнакомых людей и их принципы. Иов тоже принял свои муки, убежденный, что так надо. А зачем? Просто чтобы один всемогущий смог доказать другому, что он сильнее его. Драка за любовь тряпичной куклы и честь деревянного солдатика.

Он собирался сказать что-то еще, но пальцы Паолины вдруг крепко стиснули его руку:

– Пеппо, остановись, так нельзя. Это грешно.

Подросток и сам чувствовал, как что-то холодно и неуютно сжимается в груди. Но какой-то окаянный внутренний зуд подталкивал вперед, понукая разобраться в путаном ворохе лоскутков запретной материи.

Он медленно обернулся к девушке, не отнимая руки.

– Ты считаешь, я неправ насчет Иова?

Тетивщик ощутил, как пальцы Паолины разжались. Она долго молчала, и Пеппо уже решил, что зря затеял этот разговор. Но девушка вдруг ответила:

– Я не знаю. Если судить по уму – то ты прав. Но Пеппо… Если прав ты, то выходит, что Господь неправ. Он использовал Иова, чтоб покичиться перед Сатаной. А это… это и есть гордыня, верно? Но мы не вправе сомневаться в справедливости Творца. Он непогрешим. Так кто же тогда прав? Или вся эта история – выдумка, а Писание – попросту книга сказок?

Пеппо пожал плечами:

– Знаешь, я однажды слышал отвратительную вещь. Оказывается, если случился неурожай и крысам не хватает пищи, то они сами съедают свое потомство. Разве человеку придет такое в голову, случись хоть конец света? Но крысы не сомневаются, они точно знают, как надо поступить. Они ведь животные. Но мы – нет. В такой беде кто-то пойдет просить милостыню, кто-то – красть, кто-то начнет есть самих крыс. У нас все равно есть выбор, пусть и незавидный. И если Господь дал нам право выбирать – значит, он дал нам право и сомневаться. Разве нет?

Паолина взволнованно заерзала на скамье:

– Да, конечно! Но не в непогрешимости же Господа!

Взамен суеверного страха Пеппо охватило упрямство:

– Почему нет? В Библии сказано, что мир стоит уже уйму веков, это я помню еще с детства. Неужели за все эти времена можно было ни разу, совершенно ни разу не ошибиться? А как же тогда