Книга Тень разрастается - Антонина Крейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Карл с напором продолжил:
— Ты всегда был справедлив. Справедлив, но не милостив. Так научись же милости теперь! Пожалуйста! Отпусти его!
Молния замерла.
— Я всегда любил тебя. И гордился тобой. Я всегда буду. Но если ты дашь для этого еще одну причину… — Карл не договорил.
Возможно, дальше он обращался к Отцу мысленно.
Я не знаю.
Еще две минуты напряженной тишины, и… Молния, пятясь, исчезла в кромене, освободив от себя весь сущий мир.
Карл выдохнул.
Рэндом захлопал в ладоши.
Ненастоящие кураторы полопались, настоящий — мешком осел на землю.
Бездыханный Теннет подле моих ног дернулся и засопел носом, как видящий добрые сны человек. Ученический меч Карланона поднимался и опускался в его груди в такт дыханию маньяка… Сраженная этой нелепицей, я рывком выдернула клинок из сердца Теннета. Рана тотчас затянулась. Не осталось ни следа.
Вокруг уже медленно, но уверенно разворачивалось народное ликование.
Дану, Селеста и Авена снова телепортировались на плато — и шустро начали возвращать драконов обратно. Они о чем-то переговаривались, бурно дискутировали друг с другом, с Карлом и Рэнди, но я не слушала. Разобравшись с ящерами, боги начали срочно приводить в действие план «уборки». Как я поняла, надо не только восстановить кромен и иже с ним, но еще и стереть память миллионам и миллиардам жителей Лайонассы и Внешнего мира.
Мои друзья, моя прекрасная команда, убедились, что в битве у них нет потерь. Сломанная нога Дахху не в счет (он пнул тварюгу, напавшую со спины на Кад, да так сильно, что переломил голень). Теперь они торжествующе выли и плясали где-то сбоку, качая на руках невидимого и, кажется, находящего в глубоком обмороке Полынь. Хотя, может, он просто молчал, не желая усугублять свое и без того активное участие в излишне бурной социальной активности.
Я не спешила приближаться к друзьям.
Я сидела на снегу, баюкая в ладошке теплую, пушистую искорку Лиссая.
Непрошенные слезы, заразы, все катились и катились.
— Как же так… — всхлипнула я.
— Я могу его вернуть. Ты можешь, — вдруг сказал очнувшийся подле меня Теннет. Новенький, как с иголочки. Я шмыгнула еще разочек и рукавом утерла сопливый нос.
— Я тебя слушаю, маньяк.
Мы c Теннетом воспользовались всеобщей суматохой и ликованием, чтобы тихонько покинуть территорию драконьего плато.
Я хотела телепортироваться, но маньяк потребовал, чтобы я берегла силы. Поэтому мы пошли пешком.
— А ты себя нормально чувствуешь, Нэт? — спросила я, бережно качая на ладони душу принца.
— Не только «ты», но и «Нэт»! — уголки губ у маньяка непроизвольно опустились, — Какое превосходство в твоих словах!
— Я, наоборот, хотела тебя порадовать… — я смутилась.
— Не тебе меня радовать, — отрезал он. — Не тебе.
Мы молча обогнули ряд острых скал и вывернули на своеобразную смотровую площадку. Под нами расстилалась долина. Столь тихая, белая и спокойная в подступающей ночи, будто и не было никакой битвы со Зверем.
Остатки армии хаоса растворились бесследно. На темном небе шла большая работа по восстановлению купола. Выглядело потрясающе… Вертикальные столбы разноцветного света — зеленый, фиолетовый, желтый — лились с неба, переливаясь, будто волны. Будто тонкое шелковое полотно полощется на ветру. Сияние — мирное, спокойное, — волшебной дремой укутывало Лайонассу.
Теннет проследил за моим завороженным взглядом.
— А, — сказал он небрежно, — Вот и у вас теперь есть aurora borealis.
Точно. Северное сияние.
Я продолжила волнительнкю тему:
— Ты злишься, что кто-то решил отдать мне твои силы. Я понимаю. Но не значит ли это, что ты сейчас солжешь мне? Отомстишь?
— Не значит. Принц Лиссай оказался в том же положении, что и я когда-то. То есть лишился, незаслуженно, себя. Своей жизни. Настоящей. Я хочу помочь, — отрезал Теннет.
— Если ты меня обманешь… — задумчиво проговорила я, — Я позову Авену.
— Меня все этим пугают! — фыркнул Теннет.
— …И Кадию впридачу.
Он заткнулся.
* * *
Обряд был долгим и красивым.
Суть его свелась к тому, что я, под руководством Теннета, шарила в прошлом, как в ночном июньском пруду, до тех пор, пока не нашла там образ Лиссая. Такой образ, который можно было бы вытащить из Потока Времени без большого влияния на оный.
Что-то там про эффект бабочки.
Нам подходили только те Лиссаи из прошлого, которые были в абсолютном одиночестве, не за работой (то есть не за холстом), не после и не перед волнующими событиями. И еще недавние, желательно, не старше високосного года — чтобы образ мыслей соответствовал искре, прикорнувшей меж моими ключицами.
После краткого спора мы выловили весьма свеженькую версию Лиссая из Лазарета.
Я наощупь вытащила ее из прорубленной во Времени воронки, и поставила перед собой, как коллекционную фигурку из магазина комиксов. Теннет назвал этого Лиссаем «големом», хотя я знала, что пражский голем был совсем не таким.
— А эти чужие, непонятные слова и понятия исчезнут из моей головы после? — поинтересовалась я.
— Да. Они ведь тоже мои.
— Слава Богу! …Блин! Ну вот опять, а!
Следующий этап колдовства был завораживающе прекрасным.
Под руководством Теннета я создала огромные туманные часы. Безупречно круглый циферблат их плоско лежал, как колесо фортуны, на заснеженном балконе безымянной горы. Непривычные в Лайонассе цифры — римские — дымными очертаниями стояли в назначенных местах. Они чуть кружились вокруг своей оси. Как информационные табло в одном из посещенных Теннетом высокотехнологичных миров. Стрелок не было.
Я за руку повела неподатливого голема-Лиссая по созданной декорации. От цифры к цифре, против хода времени. Мы проходили прямо сквозь цифры, как сквозь табачные облачка Андрис Йоукли, и они беззвучно таяли от наших прикосновений. Но потом собирались обратно за спиной. За ноги нас с големом увивал серебристый туман, стелящийся по часам, юркий, как кот. С каждым кругом туман становился гуще, осязаемее и настырнее. Он поднимался выше — сначала до уровня колен, потом до бедер, до груди. Туман был прохладным и спокойным, как вода. И постепенно становился очень, очень плотным.
— Иди, не останавливайся. Преодолевай сопротивление, — поучал Теннет снаружи.
— Легко сказать… — пробормотала я.
Каждый новый шаг давался с трудом, а тут еще изволь тащить за собой одеревенелого голема! И беречь искорку Лиссая.