Книга Внучка берендеева. Летняя практика - Екатерина Лесина

Шаг.

И еще один. Камень похрустывает. Летят вниз мелкие камушки, вспухают огненные пузыри… лопаются… и от жара Емелькины волосы шевелятся. Но его, странное дело, близость пламени больше не пугает.

Узкий лаз.

Как дракон в него пробрался-то? Пещера круглая. Стены темно-красного камня и гладкий скользкий пол.

Потолок.

Нет потолка. Есть синее небо и тень дракона в нем. Следит? Не доверяет человеку? И верно, с чего бы ему… но Емелька не собирается обманывать.

Не в этом месте.

Он ступал осторожно… и обошел стороной косточки… дракон, судя по ним, был невелик, с небольшую корову… детеныш? И второй, меньше первого. Он лежал, свернувшись калачиком, и только хрупкое пергаментное крыло, которое по странной прихоти время не тронуло, торчало над телом… еще один… и еще… Емелька насчитал с полдюжины их, от совсем крохотного, с собаку, до подросшего, чей череп перегородил ему дорогу к гнезду.

А яиц осталось пять.

Крупные.

На камни похожие, если бывают такие камни — полупрозрачные, теплые, с тенью зверя внутри… и они, замершие некогда на краю жизни, еще держались.

Живые?

Мертвые?

Емелька с трудом вытащил одно, бледно-зеленое, с темною, будто бы жидкой сердцевиной. В ней трепетала крохотная искорка, к которой Емелька потянулся. И сила его потекла легко, обняла эту искорку, развернула. Он сел, боясь выронить слишком тяжелое яйцо… а после просто сидел и глядел, позволяя силе впитываться.

Только бы хватило.

Хватило.

И огромная тень, накрывшая пещеру, не отвлекла. И теплое дыхание, согревшее Емельку… а он и не заметил, что озяб… просто в какой-то миг яйцо вдруг шелохнулось.

Затрещала скорлупа.

Рассыпалась драгоценными осколками, и в руках Емелькиных оказался змееныш. Махонький. Легонький. И мокрый. Лапы с острыми коготками впились в руки, хвост обвил запястья, а острая пасть с клювом-носом раззявилась в немом писке.

Получилось?

Получилось… но на остальных его не хватит.

— Сейчас не хватит, — сказал Емельян дракону, протягивая детеныша, который, однако, отцепляться от Емельки не желал, но скрежетал обиженно, а напоследок и дыхнул, к счастью, не огнем. — Надо отдохнуть, и тогда…

Он не договорил, уснув.

И дракон, вздохнув тяжко, накрыл человека горячим крылом. А вторым — детеныша, который появился в мире, где все забыли о драконах.

Он сидел так долго, согревая.

Сберегая.

И когда лишь на небе появилась крупная круглая луна, поднялся. Человек был нужен дракону, а самому человеку нужна была еда. Да и детеныша покормить следовало бы.

К счастью, на острове расплодилось изрядно мелких мохнатых быков. Если они закончатся, то дракон знал — недалеко есть и другие острова.

— Спасибо, — сказал человек.

А дракон подумал, что, быть может, у них и вправду получится.

Фрол Аксютович разглядывал нового царя без всякое робости, что этому царю, который был магом и силы немалой, явно не нравилось. И он изволил выказать свое недовольство.

Брови хмурил.

Заговаривать не спешил.

Постукивал пальцами по широким подлокотникам кресла.

Молод.

Вызывающе молод.

И собой хорош. Правильно, народ красивых царей любит. Привык думать, что раз снаружи светел, то и внутри пряник. А этот… откудова взялся? И как пропустили? Явился.

Чудо сотворил.

И…

Сотворили. Уж Фролу ли не знать, что чудеса творить не так уж сложно.

Гроб хрустальный…

Сказка уже давненько по городу гуляет, обрастая подробностями самого удивительного свойства. Тут тебе и царевна, проклятая гневливой любовницей… ни жива ни мертва, но спит сном чародейским, который лишь поцелуй истинной любви разрушить способен.

Про любовь сказки тоже любят.

И про царевен.

А она рядом сидит, пряма-пряменька. Бледна. Улыбчива. Только улыбка эта неживая какая-то.

— Значит, — царь сжал тонкие пальчики супруги, — ты утверждаешь, что все они погибли?

— Да.

Надо было бы склонить голову, повиниться, как бояре учили. И больше всех Волчевский старался. Мол, шапка с головы не свалится, зато и голову Фрол Аксютович не потеряет. И с чего они решили, будто он эту голову терять собрался?

— Вот прямо все?

А не верит-то. И Фрол бы не поверил. Уж больно удобно получилось, чтобы правдой быть.

— Все.

— И как это случилось? — Пальцы царицыны стиснул так, что та поморщилась. Впрочем, тень недовольства сгинула с лица ее, что облако с ясна неба.

— Евстигней утонул. Егора лоскотухи уволокли. — Фрол смотрел царю в глаза.

Никто не смел.

С ума сходили… значит, менталист, и уровня немалого… и ложь, что любого свести с ума способна. Не любого. Ему и не нужно… нашел пару слабых, с расшатанными нервами, их и свел показательно… правильно, с боярами только так, только страхом… боялись бы меньше, скоренько б придумали, как самозванца извести.

Может, на пики бы подняли, смуту кликнув.

А может… царица понесет, родит наследника, тогда и от батюшки избавиться дело милое, а уж после себя опекунами объявить и править до сталых[14] лет…

И он понимает это.

Потому и будет слухи плодить о силе своей нечеловеческой да избранности… и на плахи пошлет кого побеспокойней, прочих вразумляя, и с ума сведет, и к краю подтолкнет… у него просто дар такой.

Убеждения.

— Елисея волки задрали, когда за братом пошел, — спокойно продолжил перечислять Фрол Аксютович. — Емельку дракон сожрал…

— Настоящий?

— Настоящий. Кирей…

Царь махнул рукой. Судьба азарина его вовсе не волновала. Ныне заботило иное: принять ли сказанное на веру или потребовать, чтоб Фрол в память свою пустил. У этого бы хватило сил глянуть, но…

Фрол не пустит.

Своей волей.

А против воли… новая война еще и с магами, которые к царю относятся настороженно, не спешат клятвы приносить… и как знать, не озлятся ли, не станут на сторону бояр, которых этакая поддержка вдохновит на всякую дурь… нет, с магиками ему воевать не с руки.

Ему союз нужен.

— Что ж… — Царь первым взгляд отвел, на супругу глянул. Ручку ее к губам поднес, поцеловал не пальцы, но перстеньки разноцветные. — Знать, судьба у них такая… мы сожалеем, что у тебя не вышло сберечь царскую кровь… братьев моей дорогой супруги…