Книга Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран

Не менее понятной, если мы примем во внимание польские события, станет нам позиция Москвы, когда она с необычайной легкостью нарушит это последнее перемирие со Швецией. К тому времени в дипломатической борьбе за трон соседнего государства русский царь потерпит полное фиаско. И тогда, пользуясь тем, что в самой Речи Посполитой проблема, хотя уже без участия русского претендента, но еще будет далека от решения, Грозный попытается разделаться со Швецией, пока союзная ей польско-литовская сторона будет занята внутренними делами. Но об этом несколько позже, а сейчас вернемся непосредственно к событиям, последовавшим за смертью польского короля.

Претендентов на освободившийся престол было немало, но никто из кровных поляков или литовцев не рассчитывал на него реально. Исторически сложилось так, что в недрах собственно польско-литовского государства с его, казалось бы, прочными и глубокими монархическими устоями, пусть даже монархии выборной, а устоями в последнее время несколько поколебленными опытами парламентаризма, не оказалось ни одной персоны, которая имела бы такое влияние в обществе, что сейм смог бы доверить ей корону. И это при том, что великокняжеское родословное древо Гедеминовичей, с его густой кроной, продолжало изобиловать представителями этой знаменитой фамилии. Но все эти призрачные претенденты на высшую власть, рассчитывавшие на нее больше гипотетически, отпали очень быстро.

Определяющим в избрании нового короля стал религиозный вопрос. За время правления последнего Ягеллона в Польше заметно усилилось движение в пользу протестантства, причем отнюдь не в простом народе. Сильными позиции протестантов становились и среди влиятельной шляхты и даже в сейме. Понятно, что протестанты хотели видеть на престоле короля одного с ними вероисповедания или хотя бы такого, который бы лояльно относился к их вере. После того как одним за другим отпали кандидатуры некоторых своих представителей, протестантская партия поддержала кандидатуру императора Максимилиана или его сына Эрнеста. Максимилиан считался светским главой всех германских земель, на большинстве которых к тому времени утвердилось лютеранство, а потому польские протестанты считали эту кандидатуру для себя вполне приемлемой. Католики стояли против, и их сторону активно поддержал бывший тогда в Польше послом от римского папы кардинал Коммендонте. Собственно говоря, ему-то и принадлежит основная заслуга победы сторонников католицизма над протестантами. Ловкий кардинал сумел дезавуировать своих идейных противников в Польше, так что позиции протестантов не выдерживали конкуренции с католиками. А главным претендентом на польско-литовский престол от католической партии был младший брат французского короля Карла IX, герцог Анжуйский, Генрих.

Но так было в Польше, иное дело было в Литве. Нет, там не было сколько-нибудь заметного движения протестантов, и этническая Литва оставалась в лоне римской церкви. Но именно только этническая. Большинство же населения Великого княжества Литовского, включавшего в себя ядро земель некогда Древнерусской державы, исповедовало православие. На тот момент, когда Литва и Польша только-только объединились в одно государство, влияние Польши еще не было преобладающим, и католицизм не успел распространиться на литовские земли, населенные этническими русскими людьми. Там приверженными православию тогда оставалась даже аристократическая верхушка. Это позже, во времена открытого гонения в Речи Посполитой на русскую церковь потомки старых княжеских и боярских фамилий переменят веру на латинскую, или, как говорят, ополячатся. А в те времена, о которых мы рассказываем, позиции православной церкви в Литве оставались незыблемыми.

Может быть именно поэтому в Литве и прозвучала кандидатура от московского правящего дома, и уж совсем интересно то, что она была поддержана и на территории Польши. Выходит, что в государстве, воюющем против России, существовала довольно сильная промосковская партия. Конечно, особенно влиятельной она была на территории Литвы, где, как мы сказали, оставалось много коренного русского православного населения, но нельзя не отметить, что даже этнические литовцы, и, наконец, некоторые поляки-католики, очевидно те, что были заинтересованы в сильной государственной власти, наподобие московской, тяготели к России. Эта-то партия и выдвинула кандидатом на престол младшего сына русского царя Ивана Грозного, царевича Федора. Понятно, что если бы тогда удалось посадить на трон в Кракове кого бы то ни было из Иванова семейства, то, несмотря на ограниченность королевской власти в соседнем государстве и на отсутствие права передачи ее по наследству, за годы нахождения на краковском престоле русского царственного отпрыска можно было решить все те задачи, что ставило правительство Грозного, вступая в Ливонскую войну. Но для это сначала нужно было постараться, чтобы московская кандидатура победила на выборах. Но русский царь и тут сделал все, чтобы провалить дело. Грозный повел себя так, чтобы результат оказался как нельзя худшим для Москвы.

Поскольку Сигизмунд был стар, то и польское бескоролевье, как результат его смерти, не стало неожиданностью. А потому и имена возможных претендентов на освобождающийся престол прозвучали задолго до смерти короля. При этом от московской стороны сначала долго называлось имя самого царя Ивана IV. Но позже, когда на западе стали лучше представлять крутой характер московского властелина и его суровый нрав, сторонников у него среди польско-литовской шляхты, привыкшей к вольности, доходящей до полной распущенности, значительно поубавилось. Последними каплями, приведшими к полному падению популярности Грозного на западе, стала учиненная им в своей стране резня, когда он свой народ начал вырезать целыми городами, как это случилось во время знаменитого опричного похода на Тверь, Новгород и Псков. Но насколько были сильны позиции московской кандидатуры, говорит тот факт, что даже после всех этих страшных злодеяний сторонников промосковской ориентации в деле выбора нового короля у западного соседа не убавилось, а лишь была заменена кандидатура Грозного на кандидатуру его сына. Приверженцев Москвы не смущало даже то, что Федор еще очень юн и что он вообще не годится для государственной деятельности. Поскольку Литва и Московская держава были ближайшими соседями с хорошо налаженными тесными контактами, то об умственной неполноценности младшего сына русского царя в Вильно не знать не могли. Следовательно, там не могли не понимать и того, что в случае избрания Федора именем нового короля будет править его отец.

Тем не менее позиции московского кандидата оставались очень твердыми. Причин тому много. Мы уже говорили об этническом и религиозном родстве, свойственном подавляющему большинству населения Литвы. Нетрудно увидеть и причины, побуждающие принять московскую кандидатуру многих этнических литовцев и поляков-католиков. Это, прежде всего, опасность со стороны общих врагов, в первую очередь Крыма, а за ним и Турции. Тут трезвомыслящие политики не могли, несмотря на различие вероисповеданий, не видеть пользы для себя со стороны московского могущества. Бедную, нищую Польшу, постоянно терзаемую с запада немецкой, с севера шведской, а с юга турецко-татарской агрессией, не могло не привлекать богатство Московской державы, сулящей ей в случае тесного союза защиту и покровительство.

Но когда еще в качестве одного из претендентов на престол в соседнем государстве называлась кандидатура самого Грозного, московский царь, узнав об этом, не только не проявил никакой дипломатической расторопности, но и заявил так, чтобы его слова стали известны в Вильно и в Кракове: «Я им нужен, а не они мне!» Но, невзирая на его ничем не обоснованную заносчивость и неоправданное высокомерие, в Москву все же было снаряжено посольство из Речи Посполитой, правда, уже не с предложением престола самому Ивану, а с просьбой отпустить на королевство сына Федора в случае избрания того на польско-литовский трон. Ответ русского царя литовскому посланнику заслуживает особого внимания, а потому, опуская некоторые детали, привёдем его несколько подробнее. Со слов записывающих дьяков и в последующей обработке историка С.М. Соловьева ответная речь Ивана звучала так: