Книга Право рода - Галина Гончарова

Здесь предавал и обманывал?

Здесь потерял мать и убил брата?

Слишком тяжелый груз давил на его плечи, и Луису хотелось сбросить его раз и навсегда. Не забыть, нет, но… заменить тяжелые воспоминания на нечто другое? Может быть, у него даже получится?

Вот Алаис… мысли с Тавальена перескочили на женщину, с которой он провел эту ночь – по-братски. Они делили одну постель, но Алаис решительно завернулась в одеяло и сообщила тьеру Даверту, что никаких поползновений не потерпит. У него завтра тяжелое дело, ему выспаться надо, вот спать он и будет. А то знает она тут некоторых, в три часа ночи уснут, в шесть проснутся… ну уж нет! И нечего тут руки тянуть! Она женщина порядочная, как сказала, так и будет, а не то – тапочкой по темечку!

Даже сейчас Луис не мог не улыбнуться, вспоминая это заявление.

А ведь Алаис в жизни пришлось не легче, чем ему, он специально поинтересовался. В Тавальене много о ком знали.

Нежеланный ребенок, нелюбимый, уродливый… как она все это преодолела? Как смогла стать сильной, уверенной в себе? И если есть рецепт, может быть, он сможет научиться?

Луису очень хотелось попробовать. А лучше – сделать.

* * *

В карете царило похоронное настроение. Комендант потел и вонял так, что хоть топор вешай, и Массимо не выдержал:

– Успокойтесь, тьер. Если командир сказал, что не убьет, значит, живы будете.

– Он уже сказал, что отпустит, – огрызнулся комендант. – И?

– Он же не произнес – у тюрьмы? – прищурился Массимо. – Да вы не переживайте. От вашей смерти ему ничего не прибудет, а раз так, то и убивать незачем.

– Не сильно это утешает.

– Сильнее не получится, – развел руками Массимо. – Уж как есть.

Шеллен кашлянул, вступая в разговор.

– Тьер, я тоже не хочу вашей смерти. Вы не причинили мне вреда, и мне не за что мстить. Я буду просить тьера Даверта.

Комендант явственно расслабился.

– Благодарю, магистр. Я и правда… сами понимаете, ремесло такое.

Шеллен кивнул.

Да, ремесло. Тюремщик – это, конечно, не лекарь или воин, но в любой работе есть своя порядочность. Никто не мешал коменданту устроить маленькую преисподнюю для магистра. Перевести его в самую сырую камеру, запретить все передачи с воли, как-то издеваться или мучить – тьер ничего этого не сделал. Он просто добросовестно исполнял свой долг. За что тут карать?

А вот оставить пару ложных следов можно. Шеллен повернулся к Массимо.

– Почему тьер Даверт решил помочь мне?

Массимо блеснул глазами. Он отлично понял, в чем дело, и решил отыграться на тех, до кого не смог дотянуться.

– Ему предложили хорошие деньги за вашу свободу. И не только деньги.

– Вот как? А что еще?

– Брак с дочерью герцога.

– Какого? – Шеллен действительно был поражен. Массимо пожал плечами.

– Я, конечно, могу рассказать, но…

Комендант демонстративно отвернулся. Не слушаю, мол, и слушать не стану. Массимо наклонился к самому уху Шеллена.

– Осьминоги…

Судя по тому, каким огнем вспыхнули глаза коменданта, он услышал. Вот и чудненько. Будет ему что кинуть Эттану Даверту. Пусть ссорится с Тимарами и требует сына. Авось что интересное и выяснится, а мы за грызней со стороны понаблюдаем. Умный в драку не полезет, умный драку разожжет. И постоит в сторонке.

* * *

Коменданта они высадили примерно в часе езды от города. Целого, невредимого и не верящего своему счастью. Луис Даверт на прощание наградил тьера многообещающим взглядом и попросил не рассказывать Преотцу ничего лишнего. А то ведь Луис уехал, а люди у него остались. Могут и визит нанести.

Комендант побледнел до свежесметанного оттенка, но Луис даже не сомневался, что первым делом тьер бросится к Эттану Даверту, которому и доложит все. Вплоть до цвета кареты и цвета подштанников на Массимо.

Алаис они встретили спустя час. Карета стояла и ждала, герцогиня расхаживала рядом, переплетая пальцы в разных сочетаниях, смотрела в сторону Тавальена… и такая радость отразилась на ее лице при виде Луиса, что мужчина не выдержал. Спрыгнул с коня, подхватил женщину на руки.

– Мы это сделали, Алаис! Мы это сделали!

Больше он сказать ничего не смог, по очень приятной причине. Рот ему закрыли поцелуем. Алаис крепко обняла его, прижалась, и слышно было, как бешено бьется, постепенно успокаиваясь, ее сердечко.

– Все в порядке, – шепнул Луис ей в волосы. – Даже никто не ранен.

Алаис положила голову ему на плечо. Миг слабости, только миг, когда шеи Луиса коснулись горячие губы, и тут же герцогиня взяла себя в руки.

– Магистр с вами?

– Да. – Ларош смотрел на Алаис с уважением. – Герцогиня, простите, что я…

Взмах руки оборвал его на полуслове.

– Так какого Ириона мы еще здесь? По коням – и вперед! У нас очень мало времени!

Луис рассмеялся и лично загрузил свою ношу в карету. Алаис верна себе.

– Ты права, дорогая! По коням!

Галоп. Шаг. Рысь. И снова то же самое. Галоп, шаг, рысь, пока не перестаешь чувствовать боль в мышцах, пока не сливаешься с лошадью в единое провонявшее потом целое, пока не перестаешь отсчитывать часы и витки дороги…

Все не важно. Им нужно убраться подальше от Тавальена.

Каково тем, кто в каретах, Луис старался даже не думать. Каждый час они останавливались, пассажиры разминали ноги, общались с природой и вновь загружались в кареты. Магистр Шеллен все же не выдержал – потерял сознание. Ребенок на руках Алаис дремал, не просыпаясь даже на особо крупных ухабах, но ради кормления пришлось сделать передышку. Не слишком долгую.

И снова, и снова – вперед. Незадолго до заката к ним присоединились еще двое рыцарей, по счастью – с завод-ными конями, и менять их можно было намного чаще.

И вновь – галоп, рысь, шаг…

Ночевка?

К Ириону все ночевки! Луис отлично знал своего отца. Уже сейчас по их следам неслись всадники, уже сейчас летели почтовые голуби, и единственная возможность уйти – первыми добраться до моря и маританцев.

Удастся ли?

Луис не знал.

Но в одном он был уверен твердо – если их догонят, он трупом ляжет на дороге, но Алаис в руки его отца никогда не попадет!

* * *

Когда Преотец был в ярости, его сторонились все. Кроме самых невезучих.

Сейчас таковыми оказались секретарь и комендант Ламертины. Первый лежал в углу, и по волосам его текла кровь, смешиваясь с чернилами, – Эттан швырялся метко, а письменный прибор на его столе был из золота. Второго только что вытащили гвардейцы.