Книга Дочь Империи - Раймонд Фейст

Слуга поклонился, улыбнулся и сообщил, что приказаний Мары ожидают еще несколько горничных — на тот случай, если властительнице Акомы или ее первой советнице потребуется помощь, чтобы принять ванну или переодеться.

— Мне вполне достаточно собственных служанок, — резко отказалась Мара. В этом месте ей меньше всего хотелось бы видеть рядом с собой чужие лица. Как только носильщики сложили на пол ее багаж, она сразу же сдвинула дверные створки. Папевайо не нуждался в указаниях: он приступил к быстрому и основательному осмотру спален. Зато у Накойи был такой вид, словно ее вот-вот разобьет паралич. И тогда Мара сообразила: за исключением одной короткой вылазки в поместье Анасати, когда состоялась помолвка Мары с младшим сыном Текумы, старая нянюшка, вероятно, никогда не покидала поместья Акомы.

Закончив осмотр, Папевайо пришел к заключению, что комнаты вполне безопасны, и занял пост у двери. Накойя взглянула на хозяйку с некоторым облегчением:

— Если Джингу поручился за безопасность гостей, можно рассчитывать, что нынешнее торжество пройдет без особых трагедий.

Мара покачала головой:

— По-моему, тебе просто хочется в это верить, почтенная матушка. Джингу предложил свою жизнь как гарантию того, что гости не подвергнутся насилию со стороны его подданных и со стороны других гостей… и не более того. А насчет возможных «несчастных случаев» никто и слова не сказал.

И затем, не желая дожидаться, пока ее осилит страх, она приказала Накойе позаботиться о ванне и начала готовиться к банкету, где ей предстояло впервые в жизни встретиться лицом к лицу с властителем Минванаби.

* * *

В отличие от темного и душного парадного зала во дворце Анасати, Палата собраний у Минванаби дышала светом и простором. Прежде чем спуститься с галереи и присоединиться к толпе гостей, которая при взгляде на нее сверху напоминала стаю птиц с нарядными хохолками, Мара помедлила, поневоле залюбовавшись открывшимся видом. Сама по себе Палата, выстроенная в природной впадине на самом гребне холма, с парадным входом на одном конце и помостом на другом, поражала своими размерами. Свет проникал через прозрачные панели между балками высокого потолка, словно парящего над глубоко утопленным в толще холма полом. По краям Палаты были разбросаны небольшие смотровые галереи, позволяющие созерцать и пол внизу, и — через балконные двери — окружающие ландшафты. Каменные колонны поддерживали центральную балку; журчащий ручеек, дно которого было выложено мелкими камешками, петлял между купами цветущих декоративных деревьев и мозаичными островками, устремляясь к миниатюрному зеркальному пруду перед помостом. Как видно, кто-то из Минванаби некогда покровительствовал архитектору, чей гений не знал равных; однако времена, когда здешним хозяевам служили мастера высокого искусства, давно миновали. В толпе, заполнявшей палату, преобладали аляповатые одежды кричащих расцветок: угодливые гости брали пример с властителя и властительницы на помосте. Мару передернуло при виде платья, в котором красовалась жена Джингу: этот наряд отличался немыслимым сочетанием зеленого и оранжевого цветов.

— Всесильные боги, должно быть, пожелали благословить этот дом несметным богатством, — пробормотала Накойя. — Но в своей великой премудрости они не оставили здесь места для здравого смысла. Подумать только, какое множество насекомых попадает в палату через эти небесные люки! Я уж не говорю о грязи, пыли и дожде.

Мара ласково улыбнулась старой наперснице:

— Ты верна себе… заботишься обо всех, даже об обитателях змеиного гнезда! Пусть тебя не беспокоят их удобства: эту крышу наверняка как следует прикрывают, когда дело идет к ненастью. У жены Джингу на лице столько краски, что ей никак нельзя попасть под неожиданный дождик.

Накойя примолкла, но перед тем успела проворчать, что глаза у нее и в молодости не отличались такой зоркостью, а уж сейчас и подавно. Мара похлопала по сухонькой руке, желая подбодрить старушку, а затем начала спускаться с галереи. В платье, расшитом мелким жемчугом, с зелеными лентами, которыми были перевиты пряди ее прихотливо уложенных волос, она выглядела великолепно. От нее и Накойи не отставал Папевайо в парадных доспехах; хотя он и сопровождал свою хозяйку и ее первую советницу на светский прием, все его движения выдавали не меньшую собранность и настороженность, чем на поле боя. Многолюдные съезды цуранской знати зачастую оказывались опасней любого сражения. Непринужденные манеры и приветливость нередко скрывали борьбу амбиций; когда в Игре Совета заключались новые союзы, а прежние трещали по швам, любой из присутствующих властителей мог неожиданно оказаться врагом. Мало у кого дрогнула бы рука, если бы представилась возможность нанести удар по Акоме и в результате подняться в общественной иерархии хоть на одну ступеньку выше. И даже те, кто в обычных условиях не имел с Акомой никаких разногласий, могли, находясь на территории Минванаби, согнуться под напором господствующего ветра.

Огромное богатство, назойливо выставляемое напоказ, не породило в Маре, вкусы которой всегда отличались простотой и скромностью, ни восторга, ни подавленности. Ее же собственная одежда, тщательно продуманная заранее, лишь подтвердила то мнение о ней, которое уже сложилось у присутствующих. Большинство из них видело в ней молодую, неискушенную девочку, которая нашла защиту для своего дома в браке с отпрыском Анасати. Теперь, после смерти Бантокапи, с ней снова можно было не церемониться. Мара не намеревалась выводить их из этого заблуждения: люди даже не считали нужным держать язык за зубами, когда она проходила мимо них, и у нее было больше возможностей хотя бы по крохам собирать полезные сведения, сопоставляя обрывки разговоров, суждений и отдельных реплик. Спустившись к подножию лестницы, Мара направилась к помосту, чтобы по всей форме приветствовать властителя Минванаби. По пути она примечала, с каким выражением смотрят на нее наиболее знатные вельможи, старалась запомнить, кто с кем шушукается в небольших группах гостей. Пригодилась ей и монастырская выучка. Тем, кто с ней здоровался, она отвечала с должной учтивостью, но ее не одурманивали ни сладкие улыбки, ни теплые слова.

Джингу Минванаби следил за ее приближением с нетерпением голодного джаггуна. Мара видела, что он оборвал на полуслове беседу со своим советником, когда она поднялась по ступеням, чтобы поблагодарить его за радушный прием.

Властитель Минванаби оказался весьма тучным человеком. Было очевидно, что он уже много лет — возможно, со времен юности — не облачался в боевые доспехи, но злобой и хитростью все еще блестели его глаза. Расшитые жемчугом ленты обвивали его запястья; перламутровые украшения свисали с воротника, слегка потемневшего от прикосновения к потной шее властителя. Его приветственный поклон был несколько более небрежным, чем это подобало при встрече с правительницей ее ранга.

— Госпожа властительница Акомы, — обратился он к ней, — нам чрезвычайно приятно, что ты согласилась присоединиться к нам ради чествования Имперского Стратега.

Сейчас все взоры были прикованы к Маре: каждому гостю хотелось увидеть, как она выйдет из щекотливого положения. Однако ответ Мары в точности соответствовал приветствию: и голос звучал столь же приторно, и поклон был ничуть не более низким и почтительным: