Книга Золотой Сын - Пирс Браун

– Per aspera…

Августус поднимает руку, и гравилифты возносят ввысь над Марсовым полем заказанный в честь взятия Марса хрустальный обелиск. Он парит в пятидесяти метрах над землей и останется в воздухе до тех пор, пока не придет новый триумфатор. Тогда обелиск присоединится к своим стоящим на земле предшественникам, памятникам на могилах миллионов безымянных солдат.

– …ad astra! – дружно подхватывает толпа.

Остаюсь на месте, а внизу, на Марсовом поле, начинаются гулянья. Золотые уходят в цитадель, где их ожидает отдельный праздничный пир. Августус стоит рядом со мной. За нашими спинами на город опускается бронзовое солнце, и мы отбрасываем длинные тени на толпу низших цветов у подножия лестницы.

– Пройдемся, – приказывает он.

Нас сопровождает его охрана. Тесный строй смыкается вокруг нас, и мне становится не по себе: наверняка у него состоялся разговор с дочерью! Ну разумеется, он все знает! Гравиботов на мне нет, только парадные доспехи да лезвие. Скольких черных я успею убить, прежде чем им удастся свалить меня? Вряд ли много.

Внезапно я понимаю, куда он ведет меня, и смеюсь над собственной глупостью.

Тронный зал залит солнечным светом. Стеклянные потолки, стометровые мраморные колонны. Кипит работа: визжат ионные пилы, стучат отбойные молотки, слышно тихое жужжание семи ионных резцов, трудящихся над ониксовой глыбой вдвое выше меня.

– Пошли прочь! – говорит Августус резчикам.

Фиолетовые слезают с лесов, растворяясь среди оранжевых каменщиков и алых рабочих. Охранники тоже уходят, и мы с Августусом остаемся наедине. В зале повисает тишина, нарушаемая лишь стуком наших сапог по мраморному полу.

Значит, он все-таки не собирается меня убивать.

– Они делают вам трон, – почтительно произношу я, протягивая руку, чтобы дотронуться до огромного камня.

В основании трона уже вырисовываются очертания львиной лапы, слева извивается хвост.

– Ты нарушил закон, Дэрроу, – говорит мне Августус. – Ты дал черным лезвия! Оружие наших предков оказалось в руках единственного цвета, осмелившегося восстать против нас!

– И все? – с облегчением спрашиваю я. – Я сделал то, что было нужно сделать.

– Все видели, как твой охранник убил одного из всадников-олимпийцев!

– Если бы Рагнар не взял стену, мы бы проиграли, а вы, монсеньор, оказались бы в цепях или на эшафоте. Вам это известно лучше, чем мне. Он выполнял мой приказ.

– Мой отец учил меня, что только слабаки спрашивают, что о них думают другие люди, – задумчиво продолжает он, сцепляя руки за спиной. – Но я все-таки задам тебе этот вопрос. Дэрроу, ты считаешь меня бессердечным чудовищем?

– Без всяких сомнений, – отвечаю я, пристально глядя ему в глаза.

– Честность, – смотрит в потолок Августус. – Думаешь, что честность лучше, чем все остальное лошадиное дерьмо. Дэрроу, я стал тем, кем должен был стать. Я лишь проявление той силы, которая держит в узде всех, кто осмеливается восстать против Сообщества. Скажи, зачем ты дал черному лезвие? Зачем призываешь низшие цвета к восстанию? Почему твоим кораблем управляет синяя, которой положено просто исполнять приказы?

– Потому что они могут сделать то, на что не способен я.

Августус с готовностью кивает, будто ему только что доказали его правоту:

– Вот почему нужны такие люди, как я! Я прекрасно знаю, что синие могут командовать флотом. Черные умеют использовать технику и вести за собой людей. Самые сообразительные оранжевые стали бы отличными пилотами, будь у них такая возможность. Алые могли бы быть солдатами, музыкантами или бухгалтерами. Некоторые, пусть и очень немногие, серебряные способны писать прекрасные романы, не сомневаюсь! А еще я знаю, какую цену за это придется заплатить. Порядок необходим для нашего выживания!

Гуманизм – порождение ада, Дэрроу! Не случайно так высоко вознеслись именно золотые. Такова была необходимость! Мы родились из хаоса, порожденного видом, который до основания разрушил свою собственную планету вместо того, чтобы думать о будущем. Удовольствие превыше всего, к черту последствия, говорили они! Лучшие умы находились в подчинении у потребителей, а те требовали лишь новых игрушек, а не освоения космоса или создания технологий, которые могли бы поднять нашу расу на новый уровень! Они создали роботов, стерилизовали рабочую этику человечества, породили целые поколения эгоистичных корыстолюбцев. Страны истощали свои ресурсы, к соседям относились с подозрением. В результате сформировалось двадцать альянсов, имевших в распоряжении ядерное оружие. Двадцать, и во главе каждого из них стояли алчные богачи или религиозные фанатики!

Поэтому не думай, что мы поработили человечество из жадности или жажды славы. У нас не было другого способа спасти нашу расу, навести порядок в этом хаосе и обратить все человечество к служению одной цели – обеспечению нашего будущего! И цвета – основа нашего успеха. Если иерархия исчезнет, то порядок будет нарушен! Человечество перестанет стремиться к величию, останутся лишь жаждущие власти люди.

– Золотые жаждут величия и вынуждают остальные цвета воевать, – говорю я, присаживаясь на лапу ониксового льва, а Августус остается стоять в центре зала.

– Однако есть люди вроде меня, – с неподдельной искренностью говорит он, и мне даже хочется ему поверить. – Я сражаюсь за трон не потому, что хочу стать королем, императором или кем-то там еще! Мне все равно, какой титул напишут перед моим именем в учебниках истории. Дэрроу, вселенной нет до нас дела! Нет никакого высшего существа, которое ожидало бы нас с другой стороны, когда последний человек испустит дух! Человечество рано или поздно исчезнет. Об этом все знают, но никто никогда не говорит. Человечество умрет, а вселенная даже не заметит этого!

Я верю в людей и поэтому не допущу такого. Я сделаю так, что мы будем жить вечно, выведу нас за пределы Солнечной системы в новые миры! Мы будем искать новую жизнь, ведь наш вид находится еще на стадии младенца! А я хочу сделать человека неизменной данностью для этой вселенной, а не просто какой-то бактерией, о существовании которой никто даже и не вспомнит! Вот почему идеи твоей пылкой юности кажутся мне такими опасными!

Он мыслит масштабно, охватывая внутренним взором множество миров. Только теперь я начинаю понимать, как этот человек может делать то, что делает, – у него напрочь отсутствует мораль, его цели столь велики, что он утратил остатки человечности в своем отчаянном стремлении сохранить человечество. Как же странно смотреть на его жесткое, холодное лицо, понимая, какой всепоглощающий огонь горит в его разуме и душе!

– Но почему же вы тогда так поступаете? – спрашиваю я, вспоминая о первой жене Августуса, которой он отрубил голову и набил рот виноградом. – Слушаетесь советов людишек вроде Плиния, бомбите ни в чем не повинных граждан, которые не нарушали закон, развязываете гражданскую войну… и все это во имя спасения человечества?!

– Я делаю то, что должен, во имя высшей цели!