Книга В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок

Вернувшись на следующее утро, Кэри ожидал застать королеву в часовне, на утренней службе; он присоединился к остальным в длинной узкой комнате со скамьями по обе стороны от прохода. Но «после одиннадцати часов вышел один из камергеров [внутренних покоев] и призвал всех перейти во внутреннюю гардеробную». Внутренняя гардеробная находилась сразу за коридором, между приемным залом и личным кабинетом королевы; там королевский капеллан проводил для королевы отдельные службы. Но и там Елизавета не появилась. Она «приказала положить для нее подушки в кабинете, у двери в гардеробную; оттуда она слушала службу». Как пишет Кэри, «с того дня ей становилось все хуже и хуже».[1345]

Советники, придворные, послы и другие гости при дворе теперь жадно ждали новостей из внутренних покоев королевы. Джон Клэпэм был среди тех, кто следил за каждым шагом членов Тайного совета, которые «все время сновали туда-сюда, иногда с мрачным выражением, выдававшим их опасения, а иногда они снова выглядели бодрее».[1346]Нидерландский посол Ноэль де Карон наблюдал за теми, кто имел право входить к королеве, «находясь между гардеробной и [королевской] опочивальней, он видел, как лорды и леди плачут и стенают», а также «понял, что надежды выздороветь для ее величества нет».[1347]Столица затаила дыхание. Отец Уильям Уэстон, который тогда был заключенным в Тауэре, писал, как «странное молчание опустилось на весь город, как будто его отлучили от церкви, и поклонение Богу прекратилось. Не звонил ни один колокол, не трубил ни один рожок – хотя обычно их можно было слышать часто».[1348]По мере того как по Лондону ползли «переменчивые слухи» о смерти королевы, те, кто жил за городскими стенами, переносили ценные вещи в город, где «постоянно дежурили крепкие дозоры».[1349]Люди шли в церкви, «чтобы точно узнать, жива королева или мертва», и помолиться за нее.[1350]К середине марта Елизавета перестала есть и мыться и отказывалась раздеваться и ложиться в постель. Как сообщал Джон Чемберлен, она «убеждена, что, стоит ей лечь, она уже не встанет» и потому королеву «невозможно было уложить в постель целую неделю». Решив не лежать на смертном одре, Елизавета «сидела по целым дням, обложенная подушками, в основном бодрствуя и ничего не говоря».[1351]Когда-то служившая символом красоты, славившаяся своей величественностью и блеском, она целыми днями полусидела в подушках на полу, полностью одетая; ее дамы ухаживали за ней стоя на коленях.

Глава 60

На смертном одре

Видя, что Елизавета слабеет, ее врачи и члены Тайного совета послали за графом Ноттингемом, ее лорд-адмиралом.[1352]Когда он призвал Елизавету набраться храбрости и удалиться в свою опочивальню, она, по слухам, ответила: «Если бы вы видели в своей постели то, что вижу я, когда лежу в моей, вы бы не убеждали меня идти туда». Но наконец «мягкими увещеваниями» и «силой» ее хрупкое тело перенесли в опочивальню и уложили на высокую деревянную кровать с резными зверями и атласным изголовьем, увенчанную страусовыми перьями и золотыми блестками.[1353]

Жизнь королевы близилась к концу, и, по словам де Бомона, «все врачи махнули на нее рукой». Оказавшись в постели, она как будто почувствовала себя лучше и попросила мясного бульона, «что снова вселило в нас надежду». Однако вскоре голос ее начал слабеть, больше она ничего не ела и лежала неподвижно на боку, «ничего не говоря и ни на кого не глядя».[1354]Юная Элизабет Саутуэлл, которая ухаживала за Елизаветой в ее последние дни, позже описывала, как мучительно умирала королева.[1355]Она попросила «хорошее зеркало» и, когда увидела свое отражение, воскликнула, что видит себя по-настоящему впервые за двадцать лет. «Всех, кто хвалили ее и льстили ей, она выгнала из своей опочивальни».[1356]Происшествие упомянуто и в мемуарах Джона Клэпэма: «Достоверно сообщают, что незадолго до смерти она испытала мрачное предчувствие по поводу своего возраста и увядания, увидев в зеркале свое лицо, впалое и морщинистое; она отнеслась к этому очень серьезно, поняв после этого, как часто ее оскорбляли льстецы».[1357]

23 марта студент-правовед Джон Мэннингем приехал ко двору в Ричмонд, чтобы присутствовать на проповеди доктора Генри Парри и «узнать, жива или мертва королева».[1358]Позже в тот же день он обедал с Парри в кабинете королевы и узнал о ее состоянии от Парри и других священников. Они рассказывали, «какую радость испытывает она, слушая молитвы», и утверждали, что часто «при имени Иисуса… она воздевала руки и глаза к небу». К тому времени Елизавета утратила дар речи и «подавала знаки», подзывая к себе священнослужителей. Она не желала слушать, как архиепископ выражает надежду, что она проживет еще долго, но, когда он «молился или говорил о рае», она пожимала ему руку.[1359]

В тот же день Елизавета согласилась принять членов Тайного совета; когда они вошли, она жестом подозвала их к себе. Когда ее спросили, согласна ли она, чтобы ее преемником стал Яков, король Шотландии, она, по словам Роберта Кэри, поднесла руку ко лбу в знак того, что Яков будет королем.[1360]В шесть часов вечера королева подозвала архиепископа Уитгифта и других священников, чтобы они помолились с ней. «Я пошел с ними, – вспоминал Кэри, – полный слез при виде тяжелого зрелища», когда священники окружили ее постель. Елизавета лежала на спине, одна рука свешивалась с кровати. Архиепископ сказал ей: хотя она была великой королевой, теперь ей придется отдаться на волю «царя царей». В течение следующих нескольких часов Уитгифт тихо стоял на коленях, молясь рядом с ее постелью. Когда он наконец встал и собрался уходить, Елизавета «подала рукой знак», чтобы он оставался на коленях. Сестра Кэри, леди Скроуп, понимавшая, что имеет в виду ее величество, шепнула архиепископу: королева хочет, чтобы он продолжал молиться.[1361]