Книга "Артиллеристы, Сталин дал приказ!" Мы умирали, чтобы победить - Петр Михин

Трагические и смертельно опасные ситуации создавались не только хитрым и коварным врагом, но зачастую и неумелыми действиями своих командиров, а то и командующих. А ты, надрывая свои последние силы, идя на верную погибель, должен разрешить эту проигранную ситуацию в нашу пользу. Такова участь солдата на войне. Города берут генералы, а оставляют рядовые.

Автор пронзительно-ярко, в духе Константина Воробьева и Виктора Астафьева, показывает страдания человека на войне. Не только физические, но и нравственные. Не в тылах, штабах и политотделах, а на передовой, где стреляют, бьются смертным боем. Испытывая адские страхи и страдания, люди передовой позиции сражаются до последней капли крови, до последней жилки и нерва, до последнего вздоха, чтобы одолеть врага, чего бы это им ни стоило: увечья, гибели или мучительной смерти в плену.

Я не встречал ранее в военной литературе, чтобы автор так смело и беспощадно обнажал различия в положении людей на фронте. «Мы все войны шальные дети: и генерал, и рядовой», — поется в песне. Это в песне, а на деле было иначе. Одни, находясь в обозе, подвозят, снабжают, командуют, надзирают, кричат «ура!» с газетных страниц, распределяют награды, должности и звания, устраивают праздники для себя, «братаются» с мирным населением, а немца и в глаза не видели. Другие ползают на животе под пулями, в грязи, на ледяном ветру, в жару средь разлагающихся трупов, чтобы вплотную приблизиться к противнику и вступить с ним в рукопашную схватку. В эту категорию попадают рядовые, взводные, ротные и комбаты. Они же были в ответе в случае неудачи. Но зато какая трогательная дружба на передовой, какая взаимовыручка! Там в смертельной опасности не подхалимничают и не угождают.

В книге ничего нет надуманного. Все описано в точности так, как рассказывал когда-то мой покойный отец Николай Петрович Карамышев.

В 1943 году, когда ему было шестнадцать лет, он приписал себе год и пошел добровольцем на войну. Год воевал ранцевым огнеметчиком, был несколько раз легко ранен, но возвращался быстро в строй.

Ранцевый огнемет, конечно, оружие грозное. Струя огня бьет на семьдесят метров, и мой отец успешно выжигал фрицев через узкие амбразуры, испепелял пулеметные гнезда, орудийные расчеты, наступающую пехоту и танки противника. Но вот чтобы сделать это, надо было суметь подползти к немцам незамеченным на полусотню метров. Сначала отец под огнем неприятеля бежал к немецким позициям вместе с нашей атакующей пехотой. А потом, скрываясь, выдвигался вперед. А на спине у него пудовый стальной ранец размером с ведро. В этом ранце под большим давлением — горючая смесь. И если пуля или осколок царапнут этот ранец, происходил взрыв, и огнеметчик превращался в факел. Поэтому ранец снимали со спины и тянули его рядом с собой, все меньше опасность. Ох, как трудно подкрасться к немцам по открытому полю! Большинство огнеметчиков гибли до открытия огня по противнику, а раненые истекали кровью на нейтральной полосе. Но если удастся подползти, то держись, немец! Все сожжет беспощадный твой огонь, пусть даже ты не выберешься отсюда живым, победа все равно за тобой!

После тяжелого ранения отца наградили орденом и присвоили звание сержанта. Повысили в должности: назначили командиром отделения в пехоту. Должность эта нисколько не безопаснее огнеметчика. Прибавилось только ответственности. Теперь ты должен не только сам бежать в атаку, но и вести за собой десяток солдат, отвечать за то, поднимется ли каждый из них под огонь пулемета или струсит.

Людской состав на передовой тает, как снег в кипятке. Отделение все время пополняется новичками. А их учить надо. Да и сам не железный. За два месяца несколько раз был легко ранен. Вскоре отца назначают помощником командира взвода — помкомвзвода. И звание у него — старший сержант. Теперь он ведет в бой уже три десятка солдат и боевые задачи получает более сложные.

Так как необстрелянные лейтенанты — командиры взводов — гибнут через день-два боев, то помощнику взводного приходится постоянно командовать этим подразделением.

Между тем наступление наших войск продолжается, и дивизия, в которой служил отец, вступает на немецкую землю, в Восточную Пруссию. Первое, что бросилось в глаза нашим воинам, — порядок и достаток, в котором жили немцы. Полные дворы откормленной скотины. В подвалах и на чердаках многолетние запасы сыров, копченостей, солений, сухофруктов. Каждый окорок, каждая индейка — с биркой и под номером. А им-то говорили, что у немцев все ресурсы кончаются, вот-вот они с голода начнут вымирать и воевать нам будет легче. А немцы жиреют и с каждым днем все злее бьются.

Наконец, завязались бои за столицу Восточной Пруссии, за город Кенигсберг. А город этот — многовековая крепость. Дома из камня и каленого кирпича, пуля их не берет. В метровых стенах — узкие амбразуры, окна заложены камнями. Из всех щелей и амбразур стреляют пулеметы.

26 февраля 1945 года взводу Карамышева приказали взять двухэтажный каменный дом. Под кромешным огнем, теряя людей, взвод приблизился к дому почти на тридцать метров, еще немного подползти, и можно вскакивать и бросаться вперед. Но немецкие пулеметы делают свое дело, взвод тает на глазах. Однако и у немцев большие потери, остался один пулеметный расчет в окне второго этажа. От тридцати человек во взводе кроме отца осталось только двое. Но дом надо захватывать. Отец решил бросить гранату-лимонку в оконный проем, откуда строчит пулемет. Только поднялся, чтобы размахнуться, — в пояс резанула пулеметная очередь. Четыре пули раздробили кости, повредили седалищный нерв и на вылете разворотили низ спины.

Зима, холод, вынести с поля боя раненого нет никакой возможности, да и некому. Только через сутки попал отец в санбат. Потерял много крови и полуживым оказался на операционном столе. Перенес сложнейшую операцию. Выжил. Когда раны немного затянулись, из санбата его отправили в госпиталь. Состояние страшное. Хуже не придумаешь. Ни встать, ни сесть невозможно. Два года в трех госпиталях сшивали, латали, заменяли выбитые кости на металл, протезировали. У двадцатилетнего парня хватило сил не только перенести множество операций, но, лежа на больничной койке, поступить на заочное обучение, чтобы выучиться на бухгалтера.

Пока заживали раны между операциями, он читал учебники, писал контрольные работы, сдавал зачеты и экзамены. Тяга к жизни, стремление стать полезным обществу человеком даже в лежачем состоянии позволили ему за два года пребывания в госпиталях получить специальность бухгалтера.

В сорок седьмом привезли инвалида домой долечиваться. Адские боли, раны не заживают. И все же выходила сына-инвалида его сердобольная мама Хевронья Акимовна Карамышева. Но кости гнили, каждый год требовалась новая операция. Последнюю герой перенес в 1973 году. И хоть поздно, когда было уже за тридцать, Николай Петрович женился на Александре Денисовне Говоровой.

Не только на фронте совершал подвиги старший сержант Карамышев. Разве это не подвиг — много лет бороться за жизнь, изо всех сил стремиться стать, пусть даже на костылях, но на ноги, чтобы трудиться в колхозе бухгалтером. Добился больших трудовых успехов и глубокого уважения односельчан. Но еще один, может быть, самый главный подвиг совершили уже вместе супруги Карамышевы — они родили, воспитали и дали образование трем детям: Валентине, 1960 года рождения, Петру, 1963 г.р. и мне, Виктору, 1966 г.р. В 1994 году отца не стало, но память о нем, его воспоминания и рассказы о войне останутся с нами навсегда.