Книга Время, чтобы вспомнить все - Джон О'Хара

— Я тихо напивался, — сказал Джо.

— Хочешь пообедать или хочешь сначала поговорить?

— Ты голодна? Если нет, давай пообедаем позже.

— Я не очень голодна, — сказала Эдит.

Она позвала Мэри и сказала ей, что они будут обедать на час позже. Пока Эдит говорила с Мэри, Джо налил себе виски с содовой и уселся в свое любимое кожаное кресло.

— Майк Слэттери пытался тебе дозвониться. Он звонил уже пару раз сегодня. И вчера. И позавчера.

— Трогательная забота. Что же ты ему сказала?

— Я говорила с ним только один раз — позавчера. Я сказала ему, что мы ждем твоего возвращения. После этого я велела, чтобы трубку брала или Мэри, или Мариан. Он попросил, когда ты вернешься, позвонить ему.

— Я пошел в гостиницу и напился.

— Один?

— Да, один. О, был ли я с женщиной? Нет, не был. По правде говоря, мне такое даже не пришло в голову.

— Иначе ты бы ее пригласил, — сказала Эдит.

— Нет, Эдит, не думаю, — сказал Джо. — У меня было такое состояние, что мне хотелось побыть в одиночестве, не видеть даже себя самого. Поэтому я и напился. Меньше всего мне нужна была нежная заботливость шлюхи.

— Нет, меньше всего тебе нужна была нежная заботливость жены. Судя по всему, тебе и в голову не пришло, что мы тут волнуемся. Я звонила в «Бельвью», но ты у них, разумеется, не значился. Я хотела звонить в полицию и в больницы на случай, если у тебя что-то снова случилось с ногой, но потом решила: случись с тобой несчастье, они бы тебя опознали.

— С моей стороны это было весьма безответственно.

— Весьма, — подтвердила Эдит.

— Мне так хотелось побыть одному. Я помню, как однажды ты рассердилась на меня — это было давно. Мы ездили на Виньярд, а потом должны были остановиться в «Бельвью». Кажется, у меня была назначена с кем-то встреча, этот человек ее отменил, и я решил вернуться домой. Но ты хотела сделать какие-то покупки и осталась в Филадельфии, а я уехал домой. Ты это помнишь?

— Я это очень хорошо помню.

— В тот раз тебе хотелось побыть одной, а в этот раз мне хотелось побыть одному.

— Да, но ты знал, где я была. А я три дня не знала ни где ты был, ни с кем ты был. Я и сейчас этого не знаю, но думаю, что ты мне это скажешь.

— Скажу.

— Если ты этого, конечно, хочешь, — добавила Эдит.

— Мне, Эдит, нечего скрывать. Кроме моей невнимательности к тебе и моей врожденной истинной глупости, мне нечего стыдиться. Черт побери, это тяжкое разочарование — в моем возрасте вдруг осознать, что всю свою жизнь, или по крайней мере все свои зрелые годы, я надеялся получить то, на что, по моим представлениям, имел столько же прав, сколько… на то, чтобы взять из корзины с фруктами яблоко. Или купить в киоске газету. Бросить горсть монет и забрать свою газету. Я думал, что все это будет именно так просто, если я вообще об этом задумывался. В свои пятьдесят два я все еще считал, что стоит мне чего-то захотеть, и я могу это получить. Я настолько обманывался, что обманул и тебя. Мои устремления — я не знаю даже, как их назвать… они абсурдны. Еще три дня назад я думал, что… Какой же я дурак! Я заплатил за это сто тысяч долларов, но за такую глупость и этого наказания мало. Это вообще не наказание, потому что мне их не жалко. У Дейва Харрисона для таких, как я, есть название: «кретин». Но все эти рассуждения ничего не объясняют. Я расскажу тебе во всех подробностях, что произошло. Как ты помнишь, мы с Майком сели на утренний поезд и, приехав в Филадельфию, отправились в служебное здание на Северной Брод-стрит…

Джо рассказал Эдит все, что только мог вспомнить. Когда он закончил, она спросила:

— И это все, что ты сказал?

— Все. Наверное, они ожидали, что я страстно воззову к их… не знаю уж к чему именно… Я уверен, они ждали, что я произнесу речь. Но я уже давно готов был уйти. Я знал, что все кончено. Ну что еще можно было сказать? Восемь важных персон — девять, включая Майка Слэттери, — наблюдали, как я поведу себя, когда мне скажут, что я безмозглый кретин. Так что можно было сказать? Я мог вежливо заявить им: «Господа, я знаю, что я кретин». Но они об этом знали лучше меня. Они это знали давным-давно. Что же следует делать после того, как тебе нанесли coup de grace[43]? Я никогда этого прежде не видел, но, наверное, у тебя по телу пробегает дрожь, и ты умираешь.

Эдит внимательно на него посмотрела, а потом сказала:

— Но ты ведь не проиграл.

— Я не проиграл? Эдит, что ты такое говоришь? Я растратил впустую бог знает сколько лет, я проколесил невесть сколько миль, потерял сто тысяч долларов и… самонадеянность.

— Да, все это так. Но ты не проиграл на выборах.

— Слабое утешение. Я не проиграл и в гарвардских играх. Но я в них никогда не участвовал. Меня не взяли в команду. Никогда не был даже запасным.

— Они тебе что-нибудь предложат — хотя бы потому, что ты дал им столько денег. Неужели не согласишься?

— Нет.

— А что же ты, Джо, собираешься делать до конца жизни?

— Я и сам об этом думал. Сначала я постараюсь вернуть себе самоуважение, но не самонадеянность. И постараюсь перебороть свой стыд. Там я не чувствовал никакого стыда, но с тех пор, скажу тебе, я чувствую такой стыд, вспоминая, как я сидел рядом с этими людьми и они в упор смотрели на меня и говорили мне, что я безмозглый кретин. Они вели себя вежливо по отношению к сотне тысяч долларов. Да, кстати, это ведь деньги моей матери. Я даже не сам их заработал. Они даже не заработаны кем-то из Чапинов. Их заработали Хофманы. Что я буду делать? Я буду жить в доме номер десять по Северной Фредерик, ходить на службу, проводить лето на ферме… и вот что еще я хочу сделать: я хочу стать для своих детей достойным отцом. Для всех остальных я безмозглый кретин, но мои дети меня любят. И ты ведь тоже меня любишь?

— Да.

— Или не любишь? — спросил Джо.

— Конечно, люблю, — сказала Эдит. — А ты меня любишь?

— У тебя есть все права задавать подобный вопрос.

Джо поднялся и поцеловал ее в лоб.

— Я, Эдит, не многого стою, — сказал Джо, — но то, что во мне есть, твое. У меня никогда никого, кроме тебя, не было. Подумай только: никаких больше поездок в округ Тиога, никаких турниров по гольфу в Бедфорд-Спрингс. Я почти что счастлив.

— Это не так, Джо. Еще слишком рано о чем-то говорить.

— Я знаю, — сказал он. — Парень, что выступал там, в Филадельфии, все время повторял: «Мы, мистер Чапин, себя не обманываем. Здесь, в этой комнате, мы себя не обманываем». Моя беда — одна из моих бед — в том, что я себя обманываю. Я один из маленьких принцев города Гиббсвилля, штат Пенсильвания, и я задумал стать президентом…