Книга Скверна - Сергей Малицкий

– Что скажешь, мой добрый друг, Бенефециум? – наконец хрипло засмеялся король. – А ведь грозился, что мне опять придется подниматься на самый верх? Знал, что приду?

– Я не провидец, – покачал головой угодник. – Если только провидец в прошлое. Нет, мне хотелось посмотреть те пергаменты, которые лежат здесь. А жаровню за мной таскает мальчишка.

– Будет из него толк? – спросил Тигнум. – Мнится мне, угодников становится меньше с каждым годом.

– Их никогда не было много, – пожал плечами Бенефециум. – И набрать их нельзя, потому что они как золотой песок. Их надо намывать. Намывать, помня, что не каждая золотая песчинка – самородок. Не каждая.

– Давно Сина не видел, – вспомнил Тигнум. – Пусиллуса тоже не встречал уже лет пятнадцать… Прочих и не помню. Да, был еще белобрысый паренек, лаэт… Хвостом вместе с одним дакитом цеплялся за Сином. Это все? И где они?

– Чужие дороги становятся известны по возвращении путников, – отставил чашу Бенефециум. – Но уж во всяком случае, и Син, и Пусиллус появятся еще, никуда не денутся. Пока никуда не делся этот мир, никуда не денутся и они.

– Этот мир… – король поднялся, подошел к узкому, застекленному кусками стекла окну. – Мир никуда не девается. Деваемся мы. Мне уже шестьдесят девять. Шестьдесят лет назад я вбегал по этой лестнице на самый верх! Ты так же заваривал горные травы, рассказывал что-то. Уже не упомню что… Сверху видно больше, башни ведь выше ворот Бэдгалдингира. И вот ты почти не изменился, а я уже старик.

– Тот, кто занимается вечностью, пропитывается ею, – засмеялся Бенефециум, показывая на свиток.

– Брось, – усмехнулся король. – Я уже не ребенок. Нет, я, конечно же, не считаю тебя богом, хотя и если взглянуть на меня, кто скажет, что этот старикашка в потертом гарнаше и стоптанных сапогах, в которых так хорошо моим больным ногам, кто скажет, что я король? Да никто. Но если посмотреть за мной… То можно заподозрить.

– Мы ведь говорили уже с тобой об этом? – нахмурился Бенефециум. – Долгая жизнь не награда, а бремя. Она как твои сапоги, которые хороши для твоих ног, но завтра они пропустят воду, а послезавтра подметки отвалятся у них, но других сапог не будет!

– То-то я гляжу на тебя, – рассмеялся король, – гляжу и пытаюсь угадать, где ты пропускаешь воду, а где у тебя отваливаются подметки.

– Я другое, – вздохнул Бенефециум.

– Но скажи мне, – попросил Тигнум. – Скажи мне, ты один из шести? Или мурс? Или еще кто?

Бенефециум промолчал. Король развел руками, вздохнул, снова сел на табурет, допил отвар, потом крякнул, пошел к жаровне и сам наполнил кубок еще раз.

– Ладно, – наконец сказал он угоднику. – Забудь о моей слабости. Я все знаю. И о себе. И о тебе. Во всяком случае, то, что мне нужно знать. Сейчас мне нужен твой совет. Нет, я, конечно же, был бы рад услышать что-то новое о том, что творится в Эрсет, в Сухоте, на юге и на севере. Да еще было бы неплохо не только услышать, но и понять, откуда что берется и чьим замыслам подчиняется. И кто источник этих замыслов.

– Источник прежний, – скучным голосом произнес Бенефециум и посмотрел в окно, в которое только что смотрел Тигнум и за которым высились ворота Бэдгалдингира, а за ними, через триста лиг, начиналась Светлая Пустошь с проклятым Пиром в ее центре.

– Да, Шеннаар, – пробормотал Тигнум. – Испоганенная, но по прежнему святая земля. Земля моих предков.

– Нет, – засмеялся Бенефециум. – И ты прекрасно это знаешь, я, во всяком случае, говорил тебе об этом. И земля Шеннаар в междуречье Азу и Му, и земля Бэдтибира – в междуречье Му и Утукагавы, и земля Амурру, ныне занятая королевством или герцогством Фидента, – все это больная каламская память. Все эти земли до падения Бледной Звезды были в других местах, и, по сути, их уже нет. Остались только имена.

– Плевать, – хмыкнул Тигнум. – Моя жизнь коротка, поэтому в ней есть эта земля и это имя. И она, и оно для меня святы. И они испоганены.

– Так в чем нужен совет? – спросил Бенефециум. – Я с радостью помогу тебе, король. И может быть, расскажу что-то об Эрсет или Сухоте. И о Скверне, что зашевелилась между одним и вторым. В чем совет?

– Зашевелилась? – побледнел Тигнум. – Как скоро она…

– Пять-семь лет, – отчеканил Бенефециум.

– И новая битва у Бараггала? – нахмурился король.

– Бараггала нет, – вздохнул угодник. – Поэтому новой битвы не обещаю. Но все может оказаться страшнее, чем было.

– Лучезарного же нет! – воскликнул король.

– Его тень не рассеялась, – ответил угодник. – А тени зачастую страшнее воинов, которые их отбрасывают. В чем совет? – повторил он.

– Король Пурус предложил моему младшему сыну герцогство в Аббуту, – сказал король. – Соглашаться мне или нет? Или он так пытается заползти за шиворот моему королевству?

– За шиворотом у твоего королевства Сухота, – улыбнулся Бенефециум. – Да, пытается. Но это не имеет никакого значения. Когда молодой воин идет по улице, каждая встречная девка улыбается ему. Каждая пытается заполучить толику его бодрости. Что с того? Соглашайся, но соглашайся хитро. Отправляй туда старшего сына. Согласись, но с условием, что герцогом будет Тутус. Ему тридцать два года, пора уже пробовать себя в серьезных делах. Да и не мешало бы показать себя среди молодых ардуусских герцогинь. А когда тебе придет срок, – угодник твердо посмотрел в глаза короля, – его место должен будет занять твой младший, Церритус. А Тутус вернется на твое место.

– Это все, что ты хочешь сказать именно об этом? – спросил король Тигнум.

– Именно об этом, – снова улыбнулся угодник, – я могу добавить только одно. Тот, кто пытается залезть к тебе за шиворот, становится уязвим. Его руки заняты…

…В тот же день, когда король Тигнум поднялся для беседы с угодником Бенефециумом в самую древнюю и самую высокую башню угодников в Анкиде, Лаурус и Йор подплывали на тиренской галере к Самсуму. Лаурус собирался плыть до Петы, куда его назначил послом дядя Пурус, а Йор должен был сойти в Самсуме, разыскать своего приятеля, молодого угодника, и через него семью Лауруса, чтобы, наконец, соединить их с ним самим. На верхней палубе галеры по случаю осеннего дождя и резкого ветра почти никого не было. Только какой-то бородатый ардуусский торговец с двумя приказчиками пропивал еще не полученный на торговле в Самсуме барыш. Галера чуть покачивалась, тиренские рабы гребли не слишком усердно, но весла опускали в и так несущую их реку мерно, а Лаурус ежился и все никак не мог понять, зачем Йор вытащил его на этакий холод, лучше зима с морозом, чем осень с сыростью и ветром.

– Надо, – отчего-то скучно отвечал ему Йор. – Иногда надо постоять и на ветру. Вон, видишь же, люди пьют и не чувствуют холода!

– Ерунда, – отмахнулся Лаурус. – У них легкое самаррское в мехах, я в юности год простоял мытарем на ардуусском рынке, по запаху отличаю. Чтобы согреться таким вином, нужно выпить его по два меха на глотку. Правда, у этого бородача было четыре помощника, так что, возможно, они пьянеют и от такого пойла.