Книга Танец богов - Норма Бейшир

— Вы Мередит Киракис? — спросил он.

— Да.

— Будьте любезны, распишитесь, пожалуйста, вот здесь. Мне было велено передать вам конверт лично в руки.

Мередит нацарапала на квитанции свою фамилию и взяла у него конверт. Затем прошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Должно быть, послание конфиденциальное, подумала она. Однако, когда она вскрыла конверт, оттуда выпал лишь небольшой листок бумаги. Это оказалась фотокопия документа, датированного сентябрем 1953 года. Ни записки, ни какого-либо сопроводительного послания — ничего. Впрочем, содержание документа красноречиво говорило само за себя. Кто-то ещё копался в прошлом её мужа и Элизабет Уэлдон-Райан. И этому человеку, в отличие от нее, удалось докопаться до истины, разыскать доказательство, недостающее звено, подтверждающее связь между Александром, Киракисами и, возможно, Райанами. Но кто этот неизвестный? Как удалось ему найти этот документ? Кто ещё знал о его существовании? Глядя на фирменный бланк греческого суда в Афинах, Мередит похолодела. Она держала в руках свидетельство об усыновлении.

И не кого-нибудь, а Александра.

Глава 27

Мередит лежала в постели; голова её раскалывалась, в висках стучало. Документ этот подтвердил её худшие опасения. Она и в самом деле ухитрилась открыть ящик Пандоры — и выпустила на свет Божий демонов из прошлого Александра. «Ну зачем»? — вновь и вновь спрашивала она себя. Зачем ей понадобилось ворошить прошлое? Том Райан и Константин Киракис давно умерли — почему она не оставила всех их в покое? Зачем ей понадобилось лезть в тайну Иоаннины? Что же ей теперь сказать Александру? Как смотреть ему в глаза? Ледяные пальцы страха сдавили ей горло.

Мередит снова — в тысячный раз — уставилась на фотокопию. Да все было здесь, записано черным по белому. Хотя имена настоящих родителей-греков были ей не знакомы, Мередит прекрасно понимала, что это означает на самом деле. Александр был сыном Тома и Элизабет, который, как считалось, умер в глубоком колодце под землей. Александр и Дэвид Райан — были одним и тем же лицом.

Но как это могло случиться? Как спасли мальчика? Почему никто об этом не знал? Каким образом Киракисам удалось заполучить этот сертификат и усыновить ребенка Райанов?

Во что это обошлось Киракису, который столько лет скрывал правду от всего мира? И от самого Александра?

Заслышав за дверью шаги, она поспешно засунула бумагу в сумочку и обессиленно откинулась на подушки. Дверь распахнулась, и вошел Александр. Лицо его было озабоченным. На мгновение приостановившись, он подошел к кровати и уселся на край.

— Может, все-таки скажешь мне, что случилось? — Александр нежно провел рукой по волосам своей жены.

— По-моему, у меня бубонная чума, — попыталась отшутиться Мередит. Еще час назад, войдя в здание и узнав от консьержа о возвращении мужа, она почувствовала, что у неё подкашиваются ноги. Она прекрасно понимала, что Александр, едва взглянув на нее, сразу поймет, что с ней что-то не так.

Александр всегда видел её насквозь и мгновенно определял любую перемену в её настроении. Встроенное чутье, верой и правдой служившее ему в бизнесе, не подводило и при общении с ней.

— Скажи правду, — твердо, но терпеливо попросил Александр. — Что стряслось?

— Нет, мне и в самом деле кажется, что я подцепила какую-то заразу, — слабым голосом пожаловалась Мередит. — Пока тебя не было, я вкалывала по четырнадцать часов в сутки — а порой и больше, — чтобы подготовить новые передачи. Устала зверски, питалась впроголодь — должно быть, все вместе накопилось.

— Может, тебе передохнуть денек-другой? — заботливо спросил Александр.

— Гарва удар хватит, если я возьму хоть один отгул, — улыбнулась Мередит.

— Это его личное дело, — сухо произнес Александр. — А вот я за тебя в ответе, matia mou. Придется тебя силой дома удержать. Я не позволю тебе загнать себя до смерти.

— Послушайте, отец преподобный, а не кажется ли вам, что следует начать с себя? — поддразнивающим тоном спросила его Мередит. — Сколько ночей напролет ты сам просидел за работой? Признавайся.

— Я — другое дело, — серьезно ответил Александр. — И ты сама это понимаешь. На мне лежит колоссальная ответственность — я отвечаю за корпорацию. Я — Киракис. И я должен, пока не поздно, найти, кто пытается меня разорить. Ты же за судьбу своей телекомпании не отвечаешь, хотя тебе иногда, это и видится по-другому. Словом, дорогая моя женушка, я предпочел бы, чтобы ты передохнула денек-другой, а не валилась с ног от усталости.

Мередит подняла голову; она почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.

— Я люблю тебя, — прошептала она срывающимся голосом, обнимая его за шею. — Что бы с нами ни случилось, как бы ни сложились обстоятельства, пожалуйста, никогда не забывай, как я тебя люблю!

Александр прижал её к себе. Теперь он окончательно убедился, что с Мередит творится что-то неладное. И дело вовсе не в усталости, как она пыталась его убедить. Нет, Мередит, была явно испугана, но по какой-то причине не хотела, чтобы он об этом знал.

Медленно прочитав письмо из Швейцарии, Мередит скорее от досады, нежели от гнева, отбросила его в сторону. Письмо это прислал ей администратор Лозаннской клиники, в которую она направила запрос относительно того, не поступала ли в клинику в сентябре 1953 года Элизабет Уэлдон-Райан. Как и два предыдущих — Мередит уже получила аналогичные ответы от администраторов клиник Женевы и Давоса, — письмо было составлено в крайне вежливых выражениях, однако не содержало ровным счетом никакой информации. Господин Мишель Бовуа, администратор, был бы рад, ну просто счастлив, помочь Мередит, однако правила, установленные в их клинике строго-настрого запрещали приоткрывать кому бы то ни было любые сведения о пациентах. Даже имена и фамилии.

Мередит встала и подошла к окну. Улицы, как и всегда перед Рождеством, были нарядно и пышно украшены. Хотя до Рождества оставалось всего несколько недель, настроение у Мередит было далеко не предпраздничным. Чтобы развеять подозрения Александра, ей приходилось постоянно строить хорошую мину при дурной игре. Ведь Рождество всегда было их любимым праздником. Сначала они встречали его по-американски, двадцать пятого декабря, а потом, отдавая дань традициям, в духе которых был воспитан Александр, праздновали ещё раз, шестого января, в день Святого Василия[15]. Мередит озабоченно нахмурилась. Столько лет Александр рос в греческой семье, впитывая национальный дух. Всю жизнь — с сознательного возраста — он считал себя греком, сыном Константина и Мелины Киракисов. Что с ним случится, когда она скажет ему правду?

Мысли её прервал приход секретарши.

— Извините, Мередит. — сказала Синди. — Только что вам доставили это письмо с пометкой «лично в руки». — Она вручила ей конверт.