Книга Время барса - Петр Катериничев

И еще — она чувствовала напряжение спутников, будто они конвоируют опасного вооруженного рецидивиста… Или действительно с каким-то биг-боссом случилось что-то непредвиденное?

На сердце у Али сделалось тоскливо и пусто, а в голове крутилась лишь одна фраза: «Все, девочка. Влетела».

Глава 81

Коридор блока "С" был абсолютно пуст. Настолько, что казался совершенно необитаем. Аля догадалась, что они находятся на самом верхнем этаже здания. Шли вдоль одинаковых дверей, замкнутых электронными замками, людей в этом коридоре не было вовсе. Здесь не было даже теней: одинаковое серое освещение лишь едва-едва выкрадывало из мрака затянутый ковровым покрытием пол, и только тот участок, где проходили люди, освещался матовым светом из скрытых длинных плафонов по бокам. Это создавало мучительную иллюзию, что и впереди и позади ничего нет и серый сумрак заканчивается просто пустотой. А еще Але показалось на мгновение, что и мира-то никакого нет, вообще нет, а есть — вот эта высвеченная дорожка из ниоткуда в никуда, и она идет по ней уже тысячу лет. Никак не меньше.

И мотаюсь, цел покуда, не чета снобам, занудам, прилечу из ниоткуда, улетаю — никуда, сочиняю дальни страны — там моря, там океаны, там богатство чистоганом и безделья нет следа…

Эти песенные строчки пронеслись в голове девушки и показались ей полным бредом: море? Что такое «море»? Это же из другого, нездешнего мира!

Неудивительно, что люди, проводящие в этих стенах большую часть жизни, так легко относятся к чужой смерти. Для них она выражается пустой цифирью обезличенных потерь, реальная боль и реальная кровь остается вне таких коридоров, да и что эти люди называют потерями? Ведь вместе с жизнью человек теряет солнце, море, снег… Вместе с жизнью он теряет способность любить… Кто в здешних полутемных неживых лабиринтах может оценить это?

— Пришли, — безэмоционально, просто констатируя факт, произнес тот, кого Аля обозвала про себя пегим. И еще… В его голосе девушка почувствовала большое внутреннее напряжение. И до того ей было неспокойно, а теперь…

— Назвался груздем… — нервно хохотнул за спиной девушки прибалт.

Слово «груздем» он произнес с придыханием — «хрустем». Аля вспомнила, что такая манера произношения в фонетике называется «аспирация», вот только откуда взялось это знание и зачем оно ей теперь?.. Напряжение в тусклом, словно наполненном невидимыми электрическими разрядами воздухе разрасталось, но и его Аля ощущала несколько отвлеченно и даже равнодушно: будь что будет. Всему приходит конец, любому кошмару… Пожалуй, серьезно ее беспокоило лишь одно: внешне все было буднично и скучно до зевоты! Она и зевнула — раз, еще…

«Близнецы», пегий и белесый, переглянулись, уж кто и кому моргнул — было не заметить. Пегий поднял руку и нажал кнопочку зуммера — дверь открылась, их ждали.

За дверью находился обширный секретарский «предбанник», уставленный дежурной офисной мебелью. Мерцали экраны компьютеров. Навстречу шагнул молодой еще человек, ну истинный херувимчик: белокурый, голубоглазый, с розовым природным румянцем на щеках, будто только что спустившийся с рекламы кукурузных хлопьев. Тренированное тело, будто сплетенное из мышц и сухожилий, без единой жиринки, делало его статным и представительным. Аля догадалась: пухлые губки и ангельский румянец на щеках очень молодили этого парня, на самом деле ему было куда как за тридцать! Портили его глаза: бледно-голубые, они, казалось, совсем выцвели в сумраке этих коридоров и стали похожими на влажную тряпку. Аля даже плечиками передернула: как она могла решить, что он красив?!

Румяный блондин долго смотрел на Алю, потом сказал:

— Откуда вы ее притащили?

— Из медпункта. Блондин только кивнул.

— Готовы?

— Да.

— Пошли.

Блондин крепко-накрепко прихватил Алино запястье.

— Вы что? Больно! — едва слышно сказала она, поддавшись общему настроению.

— Молчи, — свистящим шепотом просипел блондин, толкнул дверь, рванулся вперед, увлекая девушку за собой.

— Он там. — Блондин подбородком указал подручным на дверь в глубине комнаты. — Спит. Ну, что стали? Он — безумен. А потому — опасен. Пошли! Живо!

«Близнецы» переглянулись. Прибалт достал из внутреннего кармана маленькую коробочку, оттуда — наполненный шприц. Снял защитный колпачок, надавил поршень, капелька слезинкой сорвалась с жала и растворилась в ворсистом ковре.

Бесшумно ступая, оба двинулись к двери.

— Сделайте аккуратно. Чтобы ни единого синяка, — бросил им в спину блондин. Пегий только кивнул, сосредоточившись на задаче.

Аля замерла, уже начиная догадываться о своей роли здесь… Мысли скакали лихорадочно, как подогретые допингом ахалтекинцы: ее взяли, как куклу, сейчас умертвят кого-то там, за дверью, потом — расправятся с ней, как с «врачом-вредителем», «убийцей в белом халате»… Возможно, и «заказчик» уже прописан и указан в сценарии: иначе — зачем бы огород городить, гораздо проще — уколоть принципала самим безо всяких фокусов… Сердце билось часто-часто: как только эти двое скроются за дверью, нужно ударить блондина по голени, вырвать руку, выдернуть-пистолет… Ребятки принимают ее за настоящую медсестру, и в этом ее преимущество.

Два выстрела треснули сухо, как сухие заборные жерди; следом — еще два, контрольные. Оба, пегий и прибалт, неловко, будто заваленные ветром снопы, упали замертво, ткнувшись в густой ворс ковра. Оцепеневший было от неожиданности блондин выпустил Алину руку, крутнулся… Снова треснуло, и его сшибло на ковер: он завалился рядом с массивным дубовым столом; пиджак на плече быстро набухал кровью.

Аля обернулась. У стены, в скрытом до этого в книжных стеллажах алькове, стоял невысокий, сухой старичок с гладко зализанными остатками волос и жиденькими водянистыми глазками под жесткими кустиками бровей. В руке его чернел маленький пистолетик. Блондин, прижимая ладонь к раненому плечу, прошептал только:

— Лир…

Аля замерла: тот, кто причинил ей столько бед, — вот он, рядом… И что ей теперь делать? Но старик, казалось, не обратил на нее ни малейшего внимания. Он скривился в ироничной усмешке; зрачок пистолета смотрел прямо в грудь скрючившемуся на ковре блондину.

— Милый Лаэрт, тебе уже стоило бы знать… «Сумасшедший…» — сымитировал старик интонацию блондина. — Такую роскошь, как безумие, может позволить себе только здравомыслящий человек. А все-таки забавно. Лаэрт, кто бы мог подумать?

Я, грешный, считал тебя лишь блеклой игрой моего воображения, а ты, ворон этакий? Решил, что вырос и пора клевать хозяина? — Лир рассмеялся скрипучим нервным смехом. — Беда с вами, слугами. Впрочем, раньше властители были мудрее: по смерти их жены, слуги, чада и домочадцы находили упокоение в том же кургане, что и владыка. Кому на ум приходило изменить господину? То-то. А нынешние… Все — себе на уме. Забывая, что меняются лишь времена, а нравы — остаются. Никому не нужны чужие рабы.