Книга Кораблекрушение у острова Надежды - Константин Бадигин

Народ дивился щедрости Бориса Федоровича Годунова.

На второй день троицы царь Федор Иванович в Грановитой палате выслушивал доклады бояр о пожаре в Москве.

Царь сидел на высоком престоле, бледный, осунувшийся. Рядом стоял Борис Годунов без шапки, смиренно и благоговейно.

В Москве наступил жаркий июнь. Дни стали еще длиннее, а ночи укоротились. Сегодня по росе, до восхода солнца, кремлевские садовники косили траву у царского дворца. К вечеру трава подсохла, и царь Федор Иванович, открыв окна, жадно вдыхал запахи свежего сена.

После скорбной вести о смерти младшего брата Дмитрия государь несколько дней плакал и молился. Он не знал, кому верить и что делать. Шурин Борис Годунов внушал ему о нечаянной смерти от судорожной болезни: наткнулся на нож, проткнул горло.

Однако он слышал и другое. Говорили, будто помер Дмитрий от злого умыслу. Вспоминали дьяка Битяговского, которого он послал в Углич строить каменную церковь. Перед царем вставало страшное лицо дьяка. Неужели убили братца?.. За что, маленького, невинного?! И царь снова принимался плакать. Страшно и тоскливо было ему во дворце. Даже царица Орина не могла унять слезы.

Три дня назад любимая карлица Федосья, оставшись с ним наедине, всхлипывая и потряхивая колокольцами, сказала: «Братца твоего в Угличе по приказу Бориски Годунова убили. Вот те крест», — и перекрестилась три раза. А вчера стольник Ванюшка Мерцалов долго рассказывал ему, что и как произошло в Угличе, и по всему выходило, что царевич пал от злой руки.

И тогда царь Федор Иванович в первый раз за свое царствование проявил твердость: велел позвать правителя и при многих придворных строго спросил:

— Кто убил царевича Дмитрия?

— Царевич сам на нож набрушился, я поведал тебе, великий государь.

— Видел я сон страшный, — схитрил царь. — Видел, как убивали младенца Дмитрия подлые люди. Не иначе, как господь бог мне правду указывает.

Борис Годунов не сразу нашел что сказать.

— Что повелишь, великий государь? — покорно склонил он голову.

— Пусть патриарх Иов и святители разберут дело на освященном соборе, и как скажут они, так тому и быть! — Царь произнес эти слова связно и разборчиво.

— Хорошо, великий государь! Святители разберут. Дело страшное. Царская кровь пролилась!

Федор Иванович повелел призвать патриарха Иова.

Первосвященник русской церкви явился во дворец важный, медлительный. Его сопровождали два митрополита — Ростовский и Крутицкий. Убранство одежд патриарха и митрополитов сияло золотом и драгоценными каменьями. Патриарх благословил царя Федора Ивановича, а потом и всех собравшихся.

Два года назад стараниями Бориса Годунова митрополит Иов был избран и посвящен в патриархи. Выходы первосвященника происходили с лампадою, с пением и звоном. В будни он носил клобук с серафимами и крестами обнизными, мантии объяринные и всякие иные с полосами. Ходил с крестом и жезлом, а ездил на шести конях…

— Отче святый, — сказал царь, приняв святительское благословение, — обсуди на освященном соборе страшное дело о смерти царевича Дмитрия. Как все произошло, от чего помер царевич.

Патриарх пристукнул посохом и поклонился:

— Обсудим, великий государь.

— Разреши, государь, слово молвить, — попросил, выступив вперед, митрополит Крутицкий Геласий.

Федор Иванович повернул к нему бледное, похудевшее лицо и молча кивнул.

— Объявляю тебе, государь, что вдовая царица Марья вину признала. В день моего отъезда из Углича призвала меня к себе и говорила, что убийство Михайлы Битяговского и жильцов — дело грешное, виноватое, и молила смиренно донести ее челобитную до государя, чтоб государь бедным червям Михайле Нагому с братьями в их вине милость оказал…

Присутствовавшие в палате бояре и дворяне переглянулись и потупили взоры. Что-то несуразное и непонятное сказал митрополит. Какую вину признала царица Марья? Уж не в смерти ли царевича?! Нет, не могло так быть.

Митрополит закончил речь и, шурша ризами, поклонился. Царь долго стоял с открытым ртом. Он старался понять, что сказал митрополит Геласий. Почувствовав боль в груди, он отпустил всех и позвал лекаря: «Они убили царевича Дмитрия! — билась в голове царя Федора неотступная мысль. — Зарезали, зарезали!»

Борис Годунов из Грановитой палаты вышел с просветленным лицом. Теперь все придет в порядок, все займет свое место. Окончатся страхи и подозрения. На патриарха Иова правитель надеялся крепко. Не будь его, вряд ли он решился бы на страшное дело. «Я защищал престол и божьего помазанника царя Федора Ивановича, — успокаивал себя правитель, — и бог простит меня. Защищая престол, оборонял и свою сестру царицу Орину. Нагие, прикрываясь Дмитрием, хотели свергнуть законного царя и захватить власть… Я только защищался».

На следующий день патриарх Иов поднес Федору Ивановичу решение освященного собора: «Да будет воля государева. Мы же удостоверились несомнительно, что жизнь царевича прекратилась судом божьим. Что Михайла Нагой есть виновник кровопролития ужасного. Михайла Нагой государевых приказных людей, дьяка Михайлу Битяговского с сыном, Никиту Качалова и других дворян, жильцов и посадских людей, которые стояли за правду, велел побить напрасно, за то, что Михайла Битяговский с Михайлом Нагим часто бранился за государя, зачем он, Нагой, держал у себя злого ведуна Ондрюшку Мочалова и других ведунов. За такое великое изменное дело Михайла Нагой с братьею и мужики угличские по своим винам дошли до всякого наказания. Но сие дело есть земское, ведает оное бог и государь, в руке державного опала и милость. А мы должны единственно молить всевышнего о царе и царице, о тишине и благоденствии народа».

Прослушав доклад, Федор Иванович перекрестился и заплакал. В бога и отцов церкви он верил незыблемо, однако братца Дмитрия ему было жалко.

— Теперь, — сказал он Борису Годунову, — поступай как знаешь. Я на все согласен.

Правитель, как всегда, передал дело боярской думе. Обычно он поступал так. Если кто заслуживал опалу, но мог быть прощен, того миловали и писали в указе: «Государь прощает из уважения к просьбе конюшего боярина Бориса Годунова». Кого осуждали на казнь, о том писали по-другому: «Так приговорили бояре, князь Федор Иванович Мстиславский со товарищи». В подобных случаях о Борисе Годунове не вспоминалось.

Так поступил Борис Федорович и на этот раз. Выполняя царский указ, боярская дума готовила виноватым тяжкие наказания.

* * *

Правитель Годунов редко присутствовал при допросах, но сегодня случай был из ряда вон выходящий. Допрашивали Михайлу Нагого, упрямо твердившего об убийстве царевича Дмитрия.

Борис Федорович спустился в подземелье, когда все было готово к пытке и Михайла Нагой стоял голый до пояса, со связанными назад руками. Дело тайное, государево, и лишних людей в пытошной не было. Окольничий Клешнин сам сидел с пером в руках. Палач Никита в расчет не шел, язык ему вырвали давно, лет десять назад.