Книга Полуночные поцелуи - Жанин Бенедикт

никаких пауз и тараторит без умолку, как человек, изголодавшийся по разговорам.

Это немного мило, даже подкупающе, наблюдать за ним в таком возбужденном состоянии. Я и раньше видела его чувствительным, особенно во время вечеров кино. Из нас троих скандалист — папа, а мы с мамой обычно равнодушны.

Но это совсем другое. Это не просто чувствительный Фарид Сахнун. Или отец Фарид Сахнун. Это игриво и беззаботно, с папой, сияющим от уха до уха, как будто он проводит лучшее время в своей жизни. Черт, он даже не улыбался так широко, когда мама взяла его на чемпионат мира на его день рождения.

Односторонний разговор затихает, и он удовлетворенно вздыхает. Приподнимая указательным пальцем крышку корзинки, он тянется за кусочком и замирает.

— Ты ничего не ела, — неодобрительно замечает он.

— Я не голодна.

— Ты уверена? — раздается шарканье, звук трущегося друг о друга нейлона, и вот так он вытаскивает пластиковый пакет из своей большой куртки. В нем лежат яблоки гала.

Нарезанные ломтиками яблоки гала.

И я не знаю, почему при виде этого у меня слезятся глаза, почему раздуваются ноздри, почему горло горит, независимо от того, сколько раз я сглатываю, чтобы погасить пламя. Я не знаю почему, но это не мешает мне протянуть руку, чтобы принять его подношение.

Он вздыхает с облегчением, как будто боялся, что я отвергну его нежный жест.

Пока я ем, я смотрю на своего отца во всей его несовершенной красе. И пока он смотрит, как я уплетаю кусочек за кусочком, улыбка на его лице становится шире, как будто это его кормят.

За все ошибки, которые он совершил, за всю боль, которую он причинил нашей семье в прошлом, и за все его неизбежные будущие неудачи, я люблю его. Даже если жизнь с ним не была идеальной, даже если иногда он делает меня несчастной, глубоко в моей душе гремит и тяжестью оседает в костях осознание того, что, в конце концов, что бы ни происходило между нами, всегда есть связь: Любовь. Моменты и жесты, подобные этим, заставляют плохое исчезнуть. Ясно, что, несмотря ни на что, он всегда будет моим отцом. Этот ущербный мужчина всегда будет любить меня.

Я не простила его, и к этому моменту ничего не стало лучше или исправлено, но я тоже хочу, чтобы он чувствовал себя немного непринужденно и знал, что чувствую я, поэтому я предлагаю ему кусочек моего яблока.

— Только половина? — папа дразнится, но без колебаний засовывает его в рот.

— Ты должен заработать на целый.

Он торжественно кивает и делает такое лицо, как будто глубоко задумался.

— Отлично. Но ты должна бросить курить, иначе будут последствия, — он использует этот тон, тот, который напоминает мне, что он тренер Сахнун, и я согласна. Мы пожимаем друг другу руки, но не сразу отпускаем друг друга. Вместо этого я прислоняюсь к нему и кладу голову ему на плечо, в то время как он кладет свою поверх моей. Я не могу вспомнить, чтобы была так близка со своим отцом, но это приятно. Наверное, до сих пор я никогда не осознавала, что хочу такого момента с ним, как этот.

И если бы у меня могло быть что-то подобное с папой, тогда, возможно… Мое сердце сжимается в груди. На короткую, томительную секунду я позволяю себе помечтать наяву о том, чем могло бы закончиться примирение с Отисом.

— Теперь, надо заставить твою маму простить меня, — папа тяжело вздыхает, вырывая меня из моих мыслей. — Есть какие-нибудь идеи?

Мы с мамой похожи, как две капли воды во многих отношениях, но ничто не связывает нас сильнее, чем наш материализм.

— Помимо действий, есть одна вещь, о которой я могу подумать, — я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. — Когда-нибудь слышал о Гарри Уинстоне?

Он поворачивается, чтобы неуверенно взглянуть на меня.

— Звучит подозрительно, но расскажи мне больше. Кто этот мистер Уинстон и что он может предложить моей жене?

Я бубню о любимом мамином ювелире, и все это время мне кажется, что кто-то наблюдает за мной. Я знаю, что это Джулиан, и он улыбается нам. Я не вижу этой улыбки, но я чувствую ее, когда облака над головой расступаются и солнце светит немного ярче, ветви дерева над головой раскачиваются и танцуют, кажутся немного счастливее.

Впервые за многие годы затор в моем сердце рассеивается, замки и цепи, забаррикадировавшие его, спадают, оставляя больше места для всех тех эмоций, с которыми я отчаянно боролась после смерти Джулиана. Я чувствую…

Наполненность.

Заметки

11 января 2020 в 4:24

Надгробная речь Джулиана

Я скучаю по тебе. Не каждый день и не все время. Только иногда. Обычно это происходит случайно, во вторник, когда я веду машину и звучит песня, которую мы раньше слушали. Я буду идти по жизни так, как будто тебя никогда не существовало, но в этот момент ты овладеваешь мной. Ты — это все, что я могу чувствовать. Ты давишь на меня своим отсутствием, сокрушаешь меня своим ничтожеством. Я покурю и притворюсь, что ты рядом со мной, мы вместе затягиваемся, как раньше, и будет лучше, пока не останется только окурок, и я буду плакать, желая, чтобы ты был здесь.

Как ты можешь больше не существовать и все еще поглощать меня так полностью? Почему ты не можешь просто оставить меня в покое? Ты меня наказываешь? Пытаешься показать мне, как тебе было больно, когда ты был жив?

На терапии тебе говорят, что из трагедий можно кое-чему научиться. И после долгого самоанализа, я думаю, я нашла свой жизненный урок.

Я поняла, что не хочу чувствовать. Я знала, что всегда любила тебя, потому что ты был моим младшим братом, нашей маленькой пчелкой-мармеладкой, но я не осознавала, насколько сильно. Я даже не знала, что у меня есть способность заботиться о ком-то так, как я забочусь о тебе. Усилилось ли это после того, как ты ушел от меня? Это потому, что ты так долго был частью моей жизни, а теперь тебя нет?

Я не знаю, что это такое, но что я точно знаю, так это то, что я никогда больше не хочу чувствовать себя так, как сейчас. Я никогда не хочу снова любить кого-то другого только для того, чтобы потом почувствовать их потерю. Я никогда не хочу находить счастье в улыбке другого человека или чувствовать себя, как дома в его смехе, если есть шанс, что я испытаю это снова.

Я не верю