Книга Искушение - Трейси Вульфф

Меня пронзает боль, грозит разрушить, и я понятия не имею, что сказать. Потому что невозможно решить эту дилемму, в этом вопросе мы не придем к консенсусу, несмотря на то, что ставка в нынешней игре – смерть.

А может быть, именно поэтому. Я уже не знаю.

Кажется, я ничего уже не знаю. Кроме одного – мне не удастся переубедить Джексона.

По щекам текут непрошеные слезы.

Бедный принц поневоле.

Бедный мальчуган.

Я оглядываюсь по сторонам, вижу, что на лицах всех моих друзей написано одно и то же, и понимаю: да, я в меньшинстве. Я не могу их переубедить. А если я сейчас уйду, если откажусь отправиться с ними – поскольку знаю, что они неправы, – то тем самым уменьшу их шансы на успех… и, более того, их шансы выжить в схватке с Неубиваемым Зверем.

Осознание выбора ранит меня, как мало что ранило в жизни, и мне хочется одного – кричать.

В этот момент я слышу голос Хадсона в глубине моего сознания:

– Это ничего, Грейс. Что бы ты ни решила, это ничего.

– Ты это не всерьез, – отвечаю я.

– Если это поможет тебе перестать плакать, то всерьез. Тут ты ничего не можешь поделать, так что тебе просто придется это стерпеть. Что бы ни случилось, я обещаю, что не стану тебя винить.

– Это несправедливо, – говорю я. – Несправедливо, что они хотят сделать с тобой такое.

Когда он смеется в ответ, это смех, взятый из трагедии.

– Жизнь вообще несправедлива, Грейс. Я думал, ты должна это понимать.

– Прости. – По моим щекам катятся слезы.

– Не извиняйся. Это не твоя вина.

Он прав, но мне от этого не легче. Наоборот, тяжелее. Я накрываю ладонью щеку Джексона, чтобы он знал, что я понимаю, что я чувствую, какую тяжесть он несет на своих плечах, и не стану добавлять к ней новый груз. Не сейчас. Не из-за этого.

– Хорошо, – шепчу я, хотя в глубине души и знаю, что это неправильно. – Я отправлюсь с вами. Но и ты должен мне кое-что пообещать.

– Что угодно, – отвечает он, и его руки сжимают мои.

– Если нам удастся добыть сердечный камень – и уцелеть, – ты должен пообещать мне, что, прежде чем использовать его, мы вернемся к этому разговору. Ты должен пообещать мне, что дашь мне еще один шанс переубедить тебя.

– У тебя будет столько шансов, сколько ты захочешь, – отвечает Джексон, поднеся мои руки к губам. – Я не передумаю, но выслушаю тебя. Я всегда буду готов выслушать тебя, Грейс.

Этого недостаточно. Но это все, что я могу ему дать. И я приму то, что есть, и буду надеяться на чудо.

Глава 94. В некоторые дни стакан и вправду бывает наполовину пуст

– У меня есть плохая новость и еще плохие новости. Какую сообщить вам первой? – говорит Зевьер вечером следующего дня, войдя в башню Джексона, где собрались мы все. Но, к сожалению, на его лице нет и тени улыбки, оно совершенно серьезно.

– Это вообще вопрос? – Мэйси закатывает глаза. – Если дело обстоит скверно, так и скажи.

– Ну ладно. – Он проводит рукой по лицу, готовясь сообщить нам дурные вести. – Я ходил по школе и выяснил, что сегодня вечером нет абсолютно никакого способа выбраться за пределы кампуса.

– Как это? – вопрошает Джексон. – Нам необходимо выбраться из кампуса. Нам необходимо уже сегодня добыть сердечный камень, иначе не удастся выдворить Хадсона из головы Грейс до начала Испытания.

– Я сказал, как есть, – отвечает Зевьер. – Поэтому я и назвал это плохой новостью.

– Должен же быть какой-то путь, – говорит Флинт. – Туннели…

– Я только что был там, – сообщает Зевьер. – И они перекрыты, на каждом выходе стоит вооруженная охрана.

– Вооруженная? – спрашиваю я, удивляясь тому, что здесь, в Кэтмире, может быть какое-то оружие. – Вооруженная чем?

– Магией, – тихо отвечает Джексон. – Больше им ничего не нужно.

– А как насчет стен замка? – спрашивает Мэйси. – Драконы – и Грейс – могут взлететь с какой-нибудь из башен…

– Там тоже охрана. И ее много. – Зевьер садится на пол у стены. – Мы попали.

– Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать, – говорит Флинт. – Мы должны это сделать, так что давайте что-нибудь придумаем и исполним дело.

– Именно этим мы и занимаемся, дракон. У тебя есть какие-то предложения или ты хочешь просто скулить? – спрашивает Мекай.

– Что-то я не вижу никаких предложений от тебя самого, вампир. А я пытался просто высказать свою точку зрения.

Мекай фыркает.

– Все и так уже ясно. Так что смирись или заткнись. У нас нет времени на всякое дерьмо.

Флинт подносит руку к уху и делает вид, что прислушивается.

– Может, ты повторишь, какой у тебя план, а?

– А ты не мог бы сообщить нам остальные плохие новости? – спрашиваю я, надеясь прервать этот обмен колкостями и не допустить полномасштабной ссоры.

– О чем ты? – недоумевает Иден, развалившаяся на диване.

– Зевьер сказал, что у него есть плохая новость и еще плохие новости. – Все замолкают и смотрят на него. – Так в чем состоят остальные плохие новости? – спрашиваю я еще раз.

– Я слышал, что Круг призвал самых свирепых воинов занять их места при проведении Испытания, но твой дядя Финн заявил, что если Сайрус принял вызов, то может сражаться и сам.

Я издаю стон.

– Это не просто плохая новость. Она ужасна, чудовищна, теперь нам конец.

Зевьер ухмыляется.

– Нет, это не та плохая новость, о которой я говорил. Судя по всему, королю страшно сражаться с Джексоном – и понятно почему, – так что он настоял на том, чтобы за него сражались другие. И твой дядя согласился… но это должны быть ученики Кэтмира.

Да, это паршивая новость. Я не хочу сражаться не на жизнь, а на смерть с другими подростками, но теперь нам, по крайней мере, не придется противостоять родителям Джексона. Или матери Флинта, которая явно нереально крута.

– Тогда кого же он выбрал? – спрашивает Джексон, и вид у него такой же угрюмый, как и мое настроение.

– Первым согласился Коул, и он жаждет крови.

У меня обрывается сердце. Почему Коул? Я никогда не пыталась напасть на этого козла, во всяком случае, намеренно, однако он охотится на меня с самого начала. Я еще никогда никому не желала зла – кроме Лии, когда она пыталась меня убить, – но сейчас мне правда жаль, что я не дала Джексону остановить Коула, когда у него была такая возможность.

Джексон качает головой, и я на девяносто девять процентов уверена, что он думает о том же, о чем и я.