Книга По ту сторону жизни - Екатерина Лесина

Я оценила и аккуратные дорожки красного камня. И кусты, в чьих сложных формах явно угадывался извращенный человеческий вкус… вот кому и вправду может понравится куст в виде шахматного коня?

Белесая дверь. Молоток, на который никто не откликнулся. Вереница банок сбоку… сюда если и заглядывали, то давненько.

Лечебница тоже была закрыта.

— Ломай, — велел Диттер.

— Сам ломай, — Вильгельм поднял шарфик. — Я болею… мне плохо…

— Мне, можно подумать, хорошо… — Диттер толкнул дверь, но та устояла. А ручка, за которую он подергал, осталась в руках.

— Отойди, — я чувствовала в себе желание изменить мир, добавить в него ноту хаоса и разрушения, а потому дверь пнула от души. Хрустнул каблук, а следом и отменное дерево, не устоявшее перед моим порывом. Второй пинок. Второй пролом.

Туфли я выкинула и, примерившись, ударила плечом… выдрать пару досок и вовсе оказалось занятием плевым. И не дожидаясь разрешения, я переступила порог.

Воняло. Сладенько так, характерненько… помнится, в анатомичке как-то пахло похоже весьма… меня бабушка приводила в познавательных, так сказать, целях: одно дело изучать анатомию по атласам и совсем другое — видеть руками.

Так она и говорила.

Видеть.

Руками.

В первый раз, помнится, мне стало плохо еще до начала вскрытия, которое любезный Виннерхорф собирался провести для нас. Во второй — в процессе… и бабушку это несколько разозлило. Дома мы имели крайне неприятный разговор. Конечно, какая из меня ведьма, если я не способна к такой малости, как…

Я потом ходила в морг. Платила. Спускалась. Сидела среди мертвецов. Разглядывала, следила за работой целителей и штатных некромантов, которые к моему присутствию отнеслись с пониманием. У всех были дети… и далеко не все отправляли детей учиться ремеслу к другим людям. Но…

Позже я сама решилась. Научилась.

Не сразу, конечно… это не так просто — вскрыть человека, даже мертвого. Кожа кажется резиновой, а мышцы тугими, и приходится прикладывать усилие. Чуть переборщишь, и материал испорчен. Зачем мне это нужно было? Чтобы видеть.

Проклятья, они на всех по-разному действуют… бывает, что те самые прочные мышцы становились мягкими, что желе… или вовсе расползались… сила остается и после смерти. К примеру, собирается в жировых тканях, поэтому именно их и отдают на экспертизу первым делом. Или вот нервные… мозг не вскрывают сразу, слишком он мягок для этого.

Главное на первом этапе — аккуратно извлечь.

И поместить в емкость с формалином. Выдержать сутки. И уже потом, позже…

Мейстер стоял за моей спиной, иногда он перехватывал руку, направлял. Хвалил… говорил, что при должной тренировке из меня получился бы неплохой хирург. Не целитель, нет… но темные хирурги тоже нужны. Кто еще сможет столь же эффективно бороться с некрозами и останавливать сепсис?

И было дело, что я всерьез подумывала над его словами. Пока бабушка не засмеяла.

Хирург?

Мне и вправду хочется этого? Учиться, а выучившись, до конца дней своих ковыряться в чужих кишках? Собирать на столе идиотов, которые были слишком неосторожны, чтобы попасть под телегу? Отрезать ноги, отнимать руки?

Я отступилась.

Я так легко от всего отступалась… верила… она знала меня… изучила… пара слов, словно иголки под кожу, и вот уже я готова забыть… о чем? Обо всем.

Танцевальный вечер в школе?

Что мне там делать с простолюдинами.

Тот букетик цветов?

Мальчишка нищ или жаден, если не соизволил потратить пару марок на что-то более достойное. А еще ленив, если не сумел эти пару марок заработать.

Щенок?

От него в доме грязь и беспорядок, и если уж мне хочется завести собаку, что совершенно непонятно, поскольку очевидно же — я слишком эгоистична, чтобы заботиться о ком-то, — то стоит взять ее из питомника. С хорошей родословной, с…

А щенок уйдет на кухню. И с кухни тоже.

Слабая. Твою ж мать… я была такой слабой. Осталось лишь расплакаться, расписываясь в собственной никчемности. Вместо этого я отмахнулась от мухи.

Мух здесь было много. И вроде бы не сказать, чтобы жарко, но… они покрывали стены живым шевелящимся ковром. Они гудели и переползали друг через друга. Они поднимались, но лишь затем, чтобы опуститься вновь, прикрыть уродливо-светлый участок стены.

Мухи покрывали и тело.

— Кыш, — сказала я, подкрепив слова импульсом, и черная туча поднялась. Гудение стало оглушительным, а где-то за спиной цветисто выругался Диттер.

Да. Мухи — это неприятно. А личинки — некрасиво.

Сколько он здесь лежит? Дня два? Три?

Кабинет неплох. Стильный. Сдержанный. И весьма соответствует характеру… дубовые панели, суровые шкафы. Темно зеленые плотные портьеры, в складках которых тоже что-то да шевелилось, а что именно — лучше не приглядываться. Я и не приглядывалась.

Я обошла стул. Хмыкнула.

Револьвер на полу? Какая банальность. Выпал из руки? Или… я не полицейский, я не знаю, сколь это самоубийство действительно самоубийством является, но…

Лица почти не осталось. Мягкие ткани, разлагаясь, становятся хорошей пищей для личинок, и эти постарались. Их было слишком много, и казалось, что тело все еще живет, подрагивает.

— Твою ж… — Диттер добавил пару слов куда более эмоциональных. А я пожала плечами: жизнь, смерть… одно невозможно без другого. Но… здесь чувствовалось присутствие.

Божественное? Темное?

— Ты здесь? — спросила я. И душа отозвалась протяжным плачем-стоном… не забрали? Привязали к телу, пока то существует? И она, несчастная, вынуждена была ощущать все… это жестоко. Наверное.

Что я могу сделать? И могу ли вообще?

— Нет, — я вытянула руку, запрещая Диттеру подходить к столу. Слишком уж ненадежна моя связь с этим местом, не хватало, чтобы чужое рвение нарушило ее прежде, чем я узнаю, что здесь произошло.

Он ведь расскажет?

Расскажет.

Он не хотел дурного. Никогда и никому… Светлые целители априори не способны на зло. Во всяком случае, общество думает именно так, и никто в здравом своем уме не будет обществу перечить.

Мы тоже не будем. Мы послушаем.

О том, как молодой целитель, сильный и яркий, неглупый, красивый, пожалуй, а еще немного самолюбивый, ибо этот грех всем присущ, вне зависимости от цвета силы, отправился в маленький курортный городок. Почему сюда? Здесь продавали практику. Просили много, и юноше пришлось влезть в долги.

Но место… Все знают, что в этом городке живут темные. Состоятельные темные. И очень состоятельные темные. И они болеют, а что еще нужно целителю для успеха?