Книга Крошка Доррит. Книга вторая - «Богатство» - Чарльз Диккенс

Но Иеремия смотрел на свою госпожу и неотвечал. Риго поглядел на него, потом на нее, дернул себя за кончик носа ищелкнул языком.

— Вскоре новобрачная делает неожиданное иошеломляющее открытие. И тогда, в пылу гнева, ревности, желания отомстить, унее является план — слышите, сударыня! — хитроумный план возмездия, по которомубезвольный муженек не только должен быть сокрушен сам, но и стать орудиемуничтожения ее соперницы. Что за блистательный ум!

— Не вздумай подойти, Иеремия! — с волнениемвскричала Эффери, вынув передник изо рта. — Но я и это видела во сне: будто выс ней ссорились однажды зимним вечером — она сидела там, где сейчас, а ты стоялперед ней и упрекал ее, зачем она допустила, чтобы Артур, вернувшись из Китая,подозревал отца в чем-то; сила, мол, всегда была на ее стороне, и она должнабыла вступиться за покойника перед сыном. И в этом же самом сне ты еще сказал,что она не… — а что не, я так и не узнала, потому что она сразу взвилась и недала тебе договорить. Ты отлично знаешь, когда это было. В тот вечер, когда тыпришел со свечкой в кухню и сдернул у меня с головы передник. И ты тогдасказал, что все это мне приснилось. И не хотел верить, что я слышу какой-то шумв доме. — После этой бурной тирады Эффери снова заткнула себе передником рот иумолкла, не снимая колена с подоконника и не отнимая руки от косяка, готоваязакричать караул или выпрыгнуть из окна при первой попытке ее господина иповелителя приблизиться.

Риго с жадностью ловил каждое ее слово.

— Ага! — вскричал он, подняв брови, скрестивруки на груди и откинувшись на спинку стула. — Право же, миссис Флинтвинч —настоящая пифия! Но как нам — мне, вам и этому старому каверзнику — истолковатьее речь? Он сказал, что вы не… — а вы взвились и не дали ему договорить. Итак,вы не… что? Что? Говорите, сударыня?

Его издевательские наскоки оставались безответа, но видно было, что ей приходится нелегко. Она тяжело дышала, губы ееприоткрылись и дрожали, как она ни старалась унять эту дрожь.

— Я жду, сударыня! Говорите! Старый каверзниксказал, что вы не… А вы помешали ему договорить. Он собирался сказать, что выне… что? Я-то знаю, но мне хотелось бы, чтобы вы меня почтили доверием. Ну? Выне… что?

Ее отчаянная попытка сдержать себя не удалась,и она исступленно вскрикнула:

— Не мать Артуру!

— То-то же! — сказал Риго. — С вами все-такиможно иметь дело.

Страсть, прорвавшаяся наружу, исказила всегданеподвижные черты, и огонь, так долго тлевший под спудом, забушевал вовсю.

— Я сама расскажу! Я не желаю слушать это изваших уст, в вашем гнусном истолковании! Если уж это дело должно раскрыться,так пусть оно раскроется в том свете, в каком я его вижу. Ни слова больше. Ябуду говорить.

— Не старайтесь быть еще более упорной исвоевольной, чем вы есть, — вмешался мистер Флинтвинч. — Пусть этот мистерРиго, мистер Бландуа, мистер Вельзевул рассказывает по-своему. Какая разница,если он все равно все знает?

— Он не все знает.

— Он знает то, что ему нужно, — сердитонастаивал мистер Флинтвинч.

— Он не знает меня.

— А зачем ему вас знать, гордячка вынесчастная?

— Я сказала, что буду говорить, Флинтвинч, и ябуду говорить. Если уж дошло до того, так я сама расскажу всю правду, и этобудет моя правда, от начала и до конца. Как! Столько лет томиться в этойкомнате, безвыходно, как в тюрьме, и под конец пасть до того, чтобы увидетьсебя в таком зеркале! Разве вы не разглядели этого человека, Флинтвинч? Развевы не слышали его? Да будь ваша жена еще во сто раз более неблагодарной, и будьу меня в тысячу раз меньше надежды заставить ее молчать, после того как будеткуплено его молчание — и то я предпочла бы сама все рассказать, но не обрекатьсебя на муку выслушать это от него!

Риго отодвинул свой стул и уселся к ней лицом,вытянув ноги и не разнимая рук, скрещенных на груди.

— Вы не знаете, — продолжала она, обращаясьтеперь уже к нему, — что значит быть воспитанным в строгих правилах. Так былавоспитана я. Мои годы прошли без легкомысленных и грешных утех, свойственныхюности. Я знала лишь назидательную суровость, наказания и страх. Наши помыслыгреховны, наши поступки нечестивы, проклятие тяготеет над нами, злоподстерегает нас со всех сторон — с детства я только об этом и слышала. Подвлиянием таких разговоров складывался мой характер, они же научили меняпрезирать и ненавидеть грешников. Когда старый мистер Гилберт Кленнэм предложилмоему отцу выдать меня замуж за его племянника-сироту, отец уверил меня, чтоэтот молодой человек получил такое же строгое и примерное воспитание, как и ясама. Что он к тому же вырос в суровом доме, куда не было доступа веселью, идни его протекали в вынужденном посте, трудах и нелегких испытаниях. Что хотьпо годам он уже взрослый мужчина, дядя лишь недавно перестал считать егоребенком; и что от школьных дней и поныне жизнь под благочестивым дядинымкровом надежно ограждала его от пагубных примеров безбожия и распущенности. Икогда спустя год после нашей свадьбы я узнала, что в то самое время, когдапроизносились эти слова, мой будущий муж нарушил закон господа бога и оскорбилменя, поставив на место, принадлежавшее мне по праву, другую женщину, такое жегрешное создание, как и он сам, — могла ли я сомневаться, что само провидениеоткрыло мне эту преступную тайну и избрало меня своим орудием, чтобы покаратьгрешницу? Могла ли я забыть хоть на миг — не свою обиду, нет, ибо что я такое?— но то отвращение к греху и готовность бороться с ним, которые во мне растилис малых лет?

Дрожащей от гнева рукой она накрыла часы,лежавшие на столе.

— Да! «Не забывай!» Тогда, как и теперь,здесь, под крышкой, можно было увидеть начальные буквы этих слов. Провидениюугодно было, чтобы я нашла часы в потайном ящике его стола вместе со старымписьмом, которое объяснило мне, что означают эти буквы, и чьей рукой они быливышиты, и при каких обстоятельствах. Если бы не воля провидения, я бы никогдане узнала об этом. «Не забывай». Точно голос разгневанных небес звучали мне этидва слова. Не забывай, что сотворен грех, не забывай, что ты была избрана,чтобы узнать о нем и наказать виновных. Я не забыла. Но разве это свою обиду япомнила? О нет! Я лишь слуга господня, творящая его волю. Разве я была бывластна над ними обоими, если бы господь бог не отдал мне их, скованными порукам и по ногам цепями греха?