Книга На что способны блондинки - Николас Фрилинг

Сент — редкая вещь для него — помешивал вторую порцию виски. Он повернулся и медленно проговорил:

— И ты, как я полагаю, не сумел разглядеть, что это был чистейшей воды блеф, и начал краснеть, и заикаться, и падать на колени, в каковом состоянии я тебя и застал. Не сумел разглядеть, что это был самый старый, избитый, самый затасканный полицейский трюк на свете.

— Они были не из полиции.

— Ты действительно никогда о этом трюке не слышал? Так он состоит в том, что тебя хватают и торжественно объявляют: все известно, ибо такой-то и такой-то раскололись подчистую?

— Она ничего подобного не говорила. Говорю тебе, она просто знала.

— Ничего она не знала, ах ты, маленький кретин. Неужели ты хоть на один момент готов поверить, что если бы кто-то что-то знал, то стали бы они разыгрывать всю эту комедию? Но ты… естественно, как и положено такому маленькому слабачку, разрыдался, заломил руки и сказал: да, мэм, я это сделал, с моими луком и стрелами. Или ты попытался спрятаться за мою спину? Потому что, если ты лелеешь такие надежды, Дики, то я могу сказать: тебя ждет глубочайшее разочарование.

Парень нашел спасение в гневе:

— Нет, я, черт возьми, не пытался, но, допустимая бы так сделал. Что бы это было, как не чистая правда? Во-первых, кто все это задумал и зачем? Ты думаешь, я не понимаю? Чтобы произвести на меня впечатление тем, какой ты ловкий, и какой всемогущий, и какая невероятно большая шишка. Во всем этим не было необходимости, того типа просто разбирало любопытство. Но нет, тебе нужно было уподобиться римскому императору или что-то в этом роде и сказать: ах, этот тип меня раздражает, бросьте его львам. Ты просто самовлюбленный человек, вот и все. Так вот, говорю тебе: не думай, что я стану каким-то там христианским мучеником. Говорю тебе: они что-то знают. Не буду притворяться, я не знаю, откуда или как все это вышло наружу, но, как я понимаю и ты тоже, в любой момент в дверь может постучать полиция. Что ты тогда станешь делать?

— Ага. Так ты все это просчитал, не так ли?

— У меня было время подумать, если ты это имеешь в виду. Если я попался, значит, я попался.

— И что ты тогда станешь делать? — мягко спросил Ларри.

— Я не стучу на своих корешей, если ты это имеешь в виду. — Дик покраснел и весь дрожал. — Я проглочу язык и найму адвоката, и тогда посмотрим еще, что они смогут доказать. Ты всегда утверждал, что они ничего не смогут сделать. Но как они узнали, растолкуй мне это. Они наверняка что-то раздобыли, какую-то улику, а иначе у них не было бы такой уверенности. Если что-то указывает на меня, тогда это указывает также и на тебя. Если меня сцапает полиция, тогда они сцапают и тебя. И мне хотелось бы думать, что ты попытаешься свалить все на меня. Ты всегда рассчитывал на то, что я тебе доверяю, но твой образ действий заставляет меня усомниться, насколько я все-таки могу тебе доверять.

— Очень складно, — сказал Сент, снова спокойно усаживаясь, — но поскольку я не слышу, чтобы полиция барабанила в дверь, хотя у нее была уже уйма времени и возможностей. Ты простишь меня, если я предположу, что у тебя, как обычно, слишком разыгралось воображение. Но, чтобы разложить все это по полочкам, так, чтобы у нас обоих на душе стало легче, давай примем твои гипотезы. Так вот, приезжает полиция и, по обыкновению, начинает врать с три короба про то, что есть подозрение и оба мы состоим в каком-то нелепом сговоре. И предположим еще, что они в невежестве своем не смогут выдумать ничего другого, кроме обычного заезженного трюка, который уже разыграли с тобой. Да так, что, насколько я вижу, результаты превзошли все ожидания. И вот меня приглашают сесть по другую сторону стола от какого-нибудь надутого мелкого легавого и с важным видом сообщают, что ты во всем сознался. Что я тогда сделаю?

— Если ты хотя бы на одну десятую тот, кем стараешься себя представить, — тихо сказал Дик, — ты просто отмахнешься от этого.

— Очень хорошо. Я рад, что ты не отказываешь мне в известной сообразительности. И вот тогда они приходят к тебе и говорят — этот шаг напрашивается сам собой, — что я показал на тебя. И тогда?

— Разумеется, я расценю это как ложь.

— Ага. Но ты и их не держи за совсем уж дурачков. Они могут быть очень коварными. Допустим, что они сфабриковали какую-то улику, например, утверждают, что идентифицировали какой-то предмет, скажем пистолет. Как я тебе в свое время сказал, он надежно спрятан, от греха подальше. Но если они выложат тебе какую-то информацию, которая, как ты подумаешь, могла исходить только от меня, будучи известна только мне и, конечно, тебе. Видишь ли, Дики, я думаю наперед. Я принял меры предосторожности. Что тогда?

— Я скажу: докажите это.

— А допустим, — теперь он говорил уже злобно, — что они докажут.

— Ты готовишься меня продать, да?

— Я подозревал, Дики, что именно это придет тебе в голову. Как видишь, нервы твои недостаточно крепки для этой тренировки воображения. Я прекрасно понимаю, что это болезненно для твоего новоприобретенного чувства собственного достоинства. Ты довольно быстро сделал кое-какую карьеру, не так ли? Ты был на улице без гроша в кармане, и я нашел тебя, и дал тебе приятную, непыльную работенку, и ты ходил на вечеринки, развлекался с Дейзи и считал себя парнем хоть куда. А теперь, когда приходится туго, ты показываешь себя слабаком. Дважды — теперь уже дважды — ты меня подставил. Как говорится, Бог троицу любит. И я — если следовать дальше нашей маленькой гипотезе — в третий раз оказываюсь в такой ситуации, которая может меня скомпрометировать. Неужели ты всерьез полагаешь, что я это допущу?

— Да ведь ты самый настоящий ублюдок, разве нет? Я никогда не просил об этой работе. Ты мне ее навязал. Я считал этот трюк с часами жульничеством, и ты никогда не давал мне веских оснований считать, что дело обстоит как-то иначе. Ты хотел показать (это твои собственные слова), что убить кого-то — просто еще одна коммерческая операция. Ты приводил все эти статистические данные про смертность на дорогах, при землетрясениях, во Вьетнаме. И эту избитую, старую хохму про то, как кто-то «нажал кнопку и убил китайца». А я-то уши развесил. Ну ладно, уж коль ты зашел в своих блестящих гипотезах так далеко, я скажу. Если сбудется все, о чем ты говоришь, я не собираюсь просто гнить десять лет в тюрьме или где-то там еще, как какой-нибудь мафиози, и… не стану за тебя отдуваться. Если ты нацепил меня на крючок, уж я, черт возьми, позабочусь, чтобы ты тоже на нем оказался.

Сент, сияя так, будто ему преподнесли подарок на день рождения, чуть подался вперед, пригубил напиток, с удовольствием посмотрел на свои ногти и не спеша, садистски, ответил:

— И вот, Дики, для тебя настает этап нашего маленького интеллектуального упражнения. Вот к чему я хотел тебя подвести. Хирургия — я однажды говорил тебе, что это операция важна, и привел доказательства. Это был психологический пример. Существует также — и сейчас пришло время для урока номер два — психохирургия. Пациент в данном случае — это ты. Будем надеяться, что ты не пережил какого-то чрезмерного потрясения, и мы проведем быстрое лечение.