Книга Фурцева - Леонид Млечин

— Здесь собрались такие высокие мастера. Что я, простая женщина, не знающая искусства, могу вам сказать? Я прошу говорить вас самих.

Все подскочили в восторге, аплодируя ей, — люди искусства, они оценили и манеры, и слова, и ее облик.

У Екатерины Алексеевны были интуиция и смелость. Во что-то поверив, она могла драться до конца с коллегами, членами правительства, Брежневым… Она была и резкой, вспыльчивой, могла накричать. Помню случаи с Арамом Хачатуряном, с Родионом Щедриным. Через несколько дней извинялась…

Она загорелась новой работой — при ней начались конкурсы имени Чайковского, первый кинофестиваль в кинозале „Россия“. Ее интуиция подсказывала ей, что композитора Шостаковича в министерство „вызывать“ неправильно, и она, созвонившись с ним, обычно навещала по деловым вопросам его дома».

Дмитрия Дмитриевича Шостаковича, разумеется, высоко ценили и старались не беспокоить, но когда он положил слова стихотворения Евгения Евтушенко «Бабий Яр» в основу симфонии № 13, антисемиты взвились. По предложению идеологического отдела секретариат ЦК постановил: «…ограничить исполнение симфонии № 13». И Министерство культуры следило, чтобы симфонию не исполняли.

Народный артист СССР профессор Юрий Иванович Симонов стал самым молодым главным режиссером Большого театра. У него остались наилучшие воспоминания о министре культуры.

— Когда жива была Екатерина Алексеевна Фурцева, — рассказывал он «Независимой газете», — можно было в особо сложных ситуациях прийти с ней посоветоваться; в тот золотой период большинство моих творческих намерений у министра находило понимание и поддержку. Но после ее смерти мне частенько приходилось самому обращаться в инстанции, когда требовалось, скажем, защитить испачканного анонимкой музыканта еврейской национальности. Или подтолкнуть где-то «случайно затерявшееся» ходатайство на присвоение звания талантливому солисту оперы…

Екатерина Фурцева всегда очень хорошо выглядела, следила за собой. Делала гимнастику, научилась играть в теннис (тогда еще не такой модный), регулярно бывала в сауне. Пила кофе без сахара. Рассказывают, что, узнав о французском препарате «градицин» (для похудания), она его раздобыла и принимала, несмотря на побочный эффект — головокружения.

«Прекрасная фигура подчеркнута элегантным строгим платьем, — вспоминала Нами Микоян. — Русые волосы волнисто обрамляли лоб, высокий шиньон возвышался на затылке. (Эту прическу потом делали многие работавшие в номенклатуре „дамы“, из-за чего их, посмеиваясь, называли „Фурцева для бедных“.)

Екатерина Алексеевна всегда была подтянута, строго, со вкусом одета, красиво причесана. Около ее рабочего кабинета находилась маленькая комната, где стоял шкаф с ее платьями и со всем, что необходимо для вечерних мероприятий».

Хорошо одеться даже министру было непросто. Конечно, ее обслуживало ателье Управления делами Совета министров, но ей хотелось выглядеть оригинально. Не забывала, что она — единственная женщина-министр в стране. А купить что-то было так трудно!

«Вся пушнина шла на экспорт, — рассказывал Михаил Сергеевич Соломенцев, в те годы председатель Совета министров РСФСР. — Я поставил перед Косыгиным вопрос о том, чтобы половина производимой пушнины оставалась в республике для удовлетворения потребностей населения. Вопрос не простой. Косыгин думал над ним и с кем-то наверняка обсуждал. Я настойчиво убеждал Косыгина в том, что наступила пора, когда женщины России тоже хотят носить меховые воротники, головные уборы и горжетки из красивого меха. Многие уже подумывают и о приобретении шуб из российского меха… Под большим давлением Косыгин принял решение оставлять в распоряжении России четверть от проданного государству меха…»

Конечно, красивые вещи везли из-за границы. Кое-что Екатерине Алексеевне привозил муж. Но ведь надо выбрать, примерить… Мужчина этим заниматься не станет…

Коррупция в брежневские времена приняла широчайший размах, поскольку вся жизнь человека зависела от армии чиновников. Сегодня размер тогдашних взяток кажется смехотворным, но ведь и уровень жизни был иным. Поездки за границу имели прежде всего экономический смысл — можно было купить то, чего на территории Советского Союза вовсе не существовало.

Министр Фурцева, по словам певицы Галины Вишневской, охотно принимала подношения от артистов: «Предпочитала брать валютой, что могу засвидетельствовать сама: в Париже, во время гастролей Большого театра в 1969 году, положила ей в руку четыреста долларов — весь мой гонорар за сорок дней гастролей, так как получала, как и все артисты театра, десять долларов в день.

Просто дала ей взятку, чтобы выпускали меня за границу по моим же контрактам (а то ведь бывало и так: контракт мой, а едет по нему другая певица). Я от волнения вся испариной покрылась, но она спокойно, привычно взяла и сказала:

— Спасибо…»

Впрочем, известны и другие истории.

Солист Киевского театра оперы и балеты народный артист СССР Дмитрий Михайлович Гнатюк рассказывал журналистам, что должен был лететь в Австралию и Новую Зеландию, а решения о поездке все не было. Он приехал в Москву и в большом волнении долго ждал. Уже пора мчаться в аэропорт «Шереметьево», а заграничного паспорта ему так и не выдали. В растерянности позвонил Фурцевой:

— У меня тридцать семь концертов, а визы все нет.

— Все у тебя есть, — успокоила певца Фурцева. — Сейчас за тобой приедет машина.

Дмитрий Гнатюк жил в гостинице «Москва». Ему тут же перезвонили:

— Вы едете.

Он еле успел на самолет. Возвращаясь из очередной поездки, Дмитрий Гнатюк купил министру французские духи — «Шанель № 5» за пятьдесят долларов. Фурцева духи взяла, но строго заметила:

— Дима, я этого не люблю.

Гнатюк улыбнулся:

— В следующий раз буду знать, но сейчас, пожалуйста, примите от всего сердца.

Фурцева поехала на Каннский кинофестиваль. Она со многими познакомилась во Франции. И подружилась с Надей Ходасевич-Леже, русской женщиной, вдовой близкого к коммунистам французского художника Фернана Леже.

«Мама влюбилась во Францию, — рассказывала Светлана Фурцева. — Смеялась, что просто не может отступить от русской традиции — поклоняться всему французскому. Надя подсказала ей, где одеваться. У мамы теперь появились вещи от Ланвена, да и духи „Арпеж“ очень ей подходили».

Проблема же была не в том, чтобы выяснить адреса модных магазинов и названия косметических фирм, а в том, чтобы все это купить! Денег у Фурцевой не было. Даже союзному министру полагались сравнительно небольшие командировочные. На помощь пришли щедрые подруги. Практичная Надя Л еже не приезжала в Москву с пустыми руками.

«Надиными стараниями, — вспоминала Галина Ерофеева, жена известного советского дипломата, — Фурцева стала появляться на приемах в вечерних туалетах от парижских кутюрье со всеми соответствующими туалетам аксессуарами и выглядела ослепительно, о чем могу свидетельствовать лично.