Книга История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Но такие увещания не имели никакого успеха, частью вследствие ходивших в то время между запорожцами слухов о жестокостях москалей в отношении возвращавшихся на Украину эмигрантов, частью вследствие недоверия войска ко всяким московским обещаниям. «Все запорожцы для того нейдут с повинною к государю, что из Украины дали им знать: если вы пойдете, то все пропадете, – заключайте союз с татарами и освобождайте нас, потому что мы все от Москвы пропали»[738]. «Разве запорожцы, – говорил Чигиринский сотник Василий Невинчанный, – будут дураки, что пойдут (к русским)? Они хорошо делают, что орду поднимают; а как орду поднимут, то вся Украина свободна будет, а то от Москвы вся Украина пропала».

Слухи о жестокостях, которые претерпевали возвращавшиеся в малороссийские города запорожцы, подтверждались фактами. Так, весной 1710 года был убит пришедший с повинной в город Корсунь запорожский казак Петрик местным полковником Колбасой. По тому поводу киевскому губернатору было донесено, что в Корсунь приехали запорожцы, изрубили там местных казаков и произвели в городе смятение. По такому донесению киевский губернатор велел двинуть в Корсунь два полка и взять в нем приступом запорожцев. Но когда в Киев прибыл сам полковник Колбаса, то из допроса, снятого с него, оказалось, что донос был сделан ложно. Тогда князь Голицын движение полков в город Корсунь велел приостановить, Колбасе приказал вернуться назад и прислать в Киев пять человек запорожцев и нескольких человек казаков из корсунского полка для допроса. Из слов присланных князь Голицын усмотрел, что запорожцы пришли в Корсунь с мирными целями, но были перебиты во время попойки корсунцами в обыкновенной драке. Поэтому, отпустив допрошенных в Корсунь, князь Голицын отправил Колбасу и его есаула гетману Скоропадскому «для воли» в Белую Церковь и велел посадить их там под караул. «Мне кажется, – писал Голицын по этому поводу Скоропадскому, – или Колбаса, вымыслив, что тот Петрик хотел сказать что-то полезное, убил его, или корсунские казаки измыслили что-нибудь и допустили убить его. Запорожцев же, которые присланы, дав им жалованье и объявительные указы, я отпустил, чтобы они подговаривали других приходить с повинною к государю. И они просили, чтобы для свидетельства отпустить с ними двух запорожцев для того, что в Запорожья укоренился слух, будто с тех, которые приходят с повинною, сдирают с живых кожи; тогда из бывших при мне двух запорожцев я одного отпустил, чтобы он уверил в невероятности распущенной молвы»[739].

Как подействовали на запорожское войско эти уверения князя Голицына и посланный универсал гетмана Скоропадского в Сечь, это видно из обширного письма кошевого атамана Иосифа Кириленка со всем низовым товариством, писанный на имя гетмана.

Это письмо заключает в себе политическую исповедь запорожских казаков, и в нем яснее и определеннее, чем в чем-либо другом, высказаны были истинные причины того, почему запорожцы отказали в повиновении русскому царю и перешли на сторону шведского короля.

«Іосиф Кириленко атаман кошовый зо всем старшим и меншим товариством войска запорожского, на низу Днепра знайдуючагося. Велможний мосце пане Скоропацкий, гетмане московский. Уневерсал ваш увещавательний, подписом руки вашей и московской и двома печатми, единою войсковою, и другою московскою утверженний, чрез посланцов ваших Яцка Поповича и Микиту подан тут нам на Коше и в общой раде, подлуг обикновения давнего, вслух всех вчитанний, на которий любо[740] не треба било и одписовати, поневаж ничего в оном нема ж отчизне и волностем войсковим нашим полезного, тилко едина неправда и прелесть московская изображена, лечь[741] жебисть[742] ваша милость з единомислною себе Москвою не разумел, же албо не умеем, албо не смеем правди писати, прето на тот ваш прелестний уневерсал повторе[743] ответуем: а вопервих удивляемся, иж[744] ваша милость не встидаешся титуловити войска запорозкого обоих сторон Днепра гетманом, кгди[745] ж мы вашей милости а ни сами собою, а ни через послове наших, а ни через писмо войсковое на тот уряд не обирали, на який ваша милость возведени зосталесь под мушкетами московскими внутрь города Глухова, якових взапертю при лицу его царского величества, а не в полю и не через волное по правам войсковим избрание, до того як ваша милость привлащаешь себе титул войска запорожского, когда тепер оного до регименту вашего милостивого не належит и не хочет належати, да и Сечь запорожская, гнездо войсковое, зродло[746], фундамент и оборона волностей войскових едино чрез московскую врожаную[747] к нам вражду и прелесть, другое чрез зраду[748], вероломство и кривоприсяжство проклятого Кгалакгана, виродка, отчистого оманщика, здрайцу и невдячника[749] хлеба нашего войскового, а единомислника вашею милостиною знесенна на вечное отчизны нашой порабощение и на конечное прав и волностей войскових разорение зостала обоих зась сторон Днепра гетманом, як ваша милость, меешь бити (-быти), поневаж тамобочная сторона, чи теж Украина целком до вашей милости не належит, леч там князь Голицын, воевода киевский, власть свою московскую совершенно распространяет, немилостивые здирства и тяжести людем бедним наносит и власне як природним тоей ж Украйни державцею, а в сегобочний Украине именем тилко, а не делом гетманский уряд на себе носит, кгди ж и тут ничого згола без воли министра московского, при боку вашей милости обретаючогося, не можеш чинити и порядков войскових управляти, которий все вашей милостини куски личит[750] и все поступки вашей милостини изследствует; вытай же[751], надто тойже помянутий князь Голицын и воеводою киевским и гетманом достает, которий по обоим сторонам Днепра подлуг[752] своей воли и уподобаня[753] все дела войсковие барзей, а нежели ваша милость управляет, що хочет – чинит и мучителскую область свою разширяет, и чи давно ж[754] он, поворачаючи з Москви, а заставши у вашей милости в Глухови Михайла, бившого (-бывшаго) полковника белоцерковского, зперед от вашей милостиниж велел его безчестно на укоризну и уничтожение уряду гетманского порвати, в кайдани забити и до Киева запровадити? Ото ж до чого пришла повага гетманская и в якой волности оная зостает! Пожался теди, Боже, сам доброволне шию свою в ярмо тяжкое московское отложилесь и отчизну нашу во оное впрягаешь, да и нас, еще последних за права и волности крепко зоставляючихся, наущенний прелестми московскими, хощишь не тилко Тим же игом тиранским принудити, леч и до конца погубити, и не диво, албо вем, хто тонет, тот и инших в тую ж пагубную тоню за собою тягнет. А як в першом нашом ответном листе, до вашей милости писанном, не писалисмо нечого неправдивого и самой слушности[755] противного, так и тепер ответуючи на уневерсал вашей милости увещавательный, и барзей прелестний, ничого от правди здорожного[756] не пишем, тилко тое виражаем, що колвек ест нам досадително, целости отчистой, правам и волностям войсковим противно, правда то есть, же (-что) ми (-мы) были и теперь достаемо единоверними церкве православной католической и отчизни матки нашой синами, в которой породилисьмося, поросли при своих правах и волностях козацких по превысокой милости монаршой, самодержцов московских, блаженния памяти отца и братов нинешнего государя царя (любо и тогди за царствования их по смерти славной памяти Богдана Хмельницкого тие ж права, и волности наши часто поврежени бивали) знайдовалися, леч когда за государства теперешнего монархи российского самим делом досведчилимо явного прав и волностей наших разорения, а обавляючися[757], жеби ми все под тяжким игом вечними не были московскими работниками, хваталисмося за поводом[758] правдивого отчизни нашой прав и волностей войскових ревнителя славной памяти гетмана Іоана Мазепы и за обрядою[759] и согласием войсковим, а не за наущением пана Константия Гордеенка, атамана кошового, оборони наяснейшого короля шведского, поневаж[760] и перед сим гетман Богдан Хмелницкий з войском запорожским присилал панства кримского союзних до визволення зпод ярма ляцкого Украини, не у кого иншого засягл помощи и оборони, тилко у наяснейшого короля шведского, нынешнего королевского величества деда, о чом и сам ваша милость, добре знаеш; зачем даремне, ваша милость, називаеш тогож пана атама(на), нашего кошового, убийцею и сумненя[761] доброго христьянского не меючи, кгди ж наперед треба било з совестию своею пораховатися[762], хто есть безсовестним убийцею, чи ваша милость з единомислною себе старшиною, полковниками, сотниками и многими пануючими над бедними людми державцами, котории властолюбюм, рублями и соболями московскими, также и наданем вновь многих в Украине маетностей грамотних[763] заслонение и залепление[764] очи и разум меючи, не тиль (-только) не можете для правдивого своего пожитку провидети и пророзумети нарушеной общой целости отчизни матки нашой, лечь вечною пагубою забиваете оную на правах и волностях войскових и отдаете ее в порабощение московское, чили (-или) теж тот же помянутий наш атаман кошовый, которий з нами, войском запорожским, за целость отчистую заставляется против явных неприятелей наших, Москвы, хотячи воздвигнути и воскресити умерщвление (-иные) права и волности войсковые; повторе даремне, ваша милость, и неуважне поносишь безвестными словами и мертвее в гробех кости турбуешь небожчика славной памяти гетмана Мазепы, называючи его прелестним, проклятим и богоотступным зменником, а заж[765] то есть у вашей милости прелесть и измена, ежели хто меет горливое к отчизне старанье, которим он, небожчик, подвигнувшися и для милости ку (то есть ради) отчизне матци нашой презревши великую ку себе его царского величества милость, удался в оборону наяснейшого короля его милости шведского для высвобоженя тоей же отчизны зпод тяжкого ярма московского, аже непостижимий Бог в судьбех своих посетивши королевское величество отменою военной фортуни не исполнил в том благополучного небожчиковского намерешя, и самому старостию, трудами и клопотами ослабелому, когда час прийшол, натурално смертию веке пресекл и тело его, сына, непроклятое нетлению предал; теди того на згубу отчизны ни для чого вашой милости тешитися звлаща[766], кеди наяснейший король его милость шведский не есть еще потлумленний[767], жебы не мог встати, которий при помощи божой сылен будет вскоре Москву громити и як зайцев гонити так, як через 10 лет гонил и громил и певне данного нам от себе на писме монаршого упевненя[768] не так, як Москва, додержит, который обещает отчизну нашу зпод тяжкого ярма московского визволити и на такових правах и волностях оную офундовати, якые нам будут угодны и яких прежде сего не мевалисмо быле бысте, тилко ваша милость не уводячися приватним дочастним пожитком, вечне отчизны своей не губили и за власти, рубли, соболи и маетности Москве оной не запровадили, леч в единомислии з нами знайдовалися; кгди ж кождому веку[769] не прежити и все треба по смерти оставити, а як вечне отчизну загубите и в порабощение московское отдаете, то под игом стенящий народ на кого ж будеть плаката и нарекати, если не на вашу милость и единомыелников его (ваших?) властолюбних и сребролюбних, як и теперь плачит уже и нарекает, же ваша милость и инние многии, не хотячи з небожчиком гетманом для власного своего, а не отчистого пожитку в еден гуж тянути и устрашившися московским мучителством, отступилисте его, а найбарзей полковник миргородский, который вначал не тилько небожчика славной памяти гетмана Мазепу, леч от многих лет и нас, войско запорожское, рожними намовами против Москвы побужал, когда зась тая его побудка и намова приняла свой скуток[770], в тот час кривоприсяжною душею хитростно от небожчика на московскую сторону перекинулся и инших за собою в тую же пропасть потяг и здрайцею губителним отчизны зостал; лечь ненадовго каждому превратне служит, вскоре и там могут его и единомислного ему здрайце Кгалагана правду познати. Пишешь, ваша милость, в своем уневерсале, же отторгнулимося от своего природного монархи, его царского величества, а заж, ваша милость, того добре не знаешь, же московские монархы от початку козацкого народу и владения каганов козацких аж до Хмелницкого николи нам не бивали природними панами, леч ми яко сами добровольне без жадного насилия для захованя прав и волностей наших поддались под оборону царскую, так явное тих же прав и волностей наших видячи зламане, и ухилилися от оной, для чого не належало б Москвы (-в) нам, неприродним своим и незавоеванним подданним, з голов, рук, ног и спин неслиханним не тилко в християнстве, леч и в поганстве мучительством шкури обрати[771] и инними нещисланими тиранскими смертми братию нашу губити, вшак[772] и за блаженной памяти отца и брата нынешнего государя боронячи прав и волностей наших, воевали на Москву, а такого тиранства, як теперь, никогда нам не чинено, от которого не можем жадного добра отчизне нашой надеятися, опричь единой пагубы и вечного неизбежного ярма, нехай прето здоровым розумом разсудит, кто тут есть изменником, чи ми и городовии казаки, котории для самого имени козацкого и для волностей козацких без жадной плати(ы), не щадячи крови, жития, отваг и последней худобы, служили его царскому величеству верне, чи Москва, которая обещание свое на захованье нас при правах и волностях вечне ненарушимих поприсяжне изменыла, того не потреба вашей милости обширнее тлумачити[773], кгде ж и сам, ваша милость, добре знаешь, если схочешь правду познати, як Нам, войску запорожскому низовому, Москва Днепр на власних кгрунтах наших войсковых фортеци и городи спасавши[774], волние здобычи отняла, як товариство наше, обманивши платою затяжною, запроводила на малое время до Петербурга и там их кнутованих и печених в каторжную работу заневолила, якие нам утиски в Сечи запорожской чинила, як и городових казаков по Инфлянтах, по Казанях, по Полщи и по Литве еддих умислне для уменьшеня народу нашего запропастила, других до последнего знищеня припровадила, якие вну(т)рь Украини грабительства, разорения и кгвалти[775], забойства смертние, побори з старшины, казаков и посполих людей немилостивые, неисповедимие, вымислние долегливости[776] и тяжести городам и селам наносила, як робленям[777] фортец, а в походах подводами, почтами и рожними тяжкими послугами, военим людем необыклыми, обезсилила, як от казаков под дракгунов и под вози(-ы) свои коней отберала, а самих пешо в чужой земли на згубу выправляла, як их в походах кнутовала и вешала, як на остаток казаков в драгуни и салдати устроити, а города в область свою одобрати хотела, и тое все, а не иншое небожчика гетмана Мазепу до последняго отчаяния (довело), же презревши и милость монаршую и славу свою и честь и богатство, а не хотячи за гетманства своего запропастити и в неволю московскую отдати отчизни, удался в оборону наяснейшего короля его милости шведского, албо в тот час Москва, кгди таковая отмена отчизне нашой стала прелестми своими хотячи вас всех панов украинских от небожчика отвернути и замешане учинити, заслоняла вам очи иусладила сердце властми, рублями, соболями, маетностями и иними коштовными[778] подарками, однак будте того надеждни, же все тое вам вскоре костю (то есть костью) в горле станет и певне, если не постережетеся и не будете з нами в единомыслии, и сами пропадете и отчизну загубите. Укоряешь, ваша милость, нас тим будто мы набегаючи своей же братии, кровопролитие, грабителства, убийства и разорения чиним, чого еще так далеце не было, хиба отчасти, а певне всем тим тое будет, хто на згубу отчизны держатимется московской стороны: лучше таковых згубцев як куколь з пшеницы выгубити, а нежели би за поводом их мела отчизна гинути. Наконец упевняешь, ваша милость, нас и волностями и милостивым его царского величества прощением, таковим, якое получили Андреяш и Невенчаный. А як же, ваша милость, нас меешь волностями обнадеживати, будучи и сам неволник и в назирании министра царского пилном и неусипном зостаючи, без которого воли ничего не можешь чиныти и без подвигу и печати его никуда писати, а ни уневерсалов видавати, якой и теперь не крепкое б было вашей милостини упевненя до нас присланое, если бы он руки своей не подписал и печати не приложил; леч не искусивши нас московскою обманою, або вем давно розумом[779] и самим скутком досведчилисмо правди московской не тилко подписом руки и печатью, леч и самою присягою подтверженой, да и сам, ваша милость, добре сведом, що на Дону учинило поприсяжное московское упевненя, которим тамошние люде прельщенный все погибли, тое ж учинилося и у нас в Сечи, где, по присяге Кгалакгановой и московской, товариству нашему голови луплено, шии до плахи рубано, вешано и иние тиранские смерти задавано, а над то що и в поганстве никогда за древних мучителей не поводилося, мертвих з гробов многих не тилко з товариства, леч и чернцов одкопувано, голови оним утинано, шкури лупленно и вешано, а волностей наших отчистих, як мы можем быти певними, поневаж любо сам государь царь в грамоте своей (яко ваша милость до наша писалесь) подписом руки власной все права и волности войсковые власне так, як и за Хмельницкого бывало, при постановленью вашей милости на гетманство и подтвердил, однак если теперь тое исполняется, подаем вашей милости до уваги[780], албо вем, чи бивало за Хмелницкого и за инших его наследников, жебы сиятельнейший министре царские при гетману резидовали, всяких их поступков перестерегали, на листах и уневерсалах подписовалися и печати свои прикладали; жебы Москве в Украине маетности, городи и села давано и грамотами подтвержано, жебы Москва и индукту в Украине вибирала, жебы воевода киевский Украиною владеле, казаков и посполитих судил, кнутовал и казнил, до порядков войскових вручался[781] и ведлуг[782] воли своей тое, що не до его, леч до гетмана належит, правлял; жебы Москва з коней и з худоб людей обнажала, побоями трапила[783], кгвалти (то есть насилия) телесние жонам и дочкам чинила, старшину за шию водила и была (то есть била); жебы Москва вперед очей гетманских, полковников брала и в кайданы забивала; жебы Москва, а не гетман полковницства, сотницства, атаманства роздавала и грамотами тые войсковые уряди во вечные им роди потвержала; жебы Москва кабаки заводила, которих уже початок учинился в столечном город Киев; жебы Москва казаками, як мужиками, фортеци кгрунтовала; жебы Москва стации зымовыи з немилосердним здирством людским, равно як у мужиков и у казаков, не щадячи и старшины войсковой, отправовала; жебы Москва до подвод, отправованя почте и рожних тяжких посилок казаков заживала[784]. Инших зась и выписати и вимовити трудно долегливостей, тяжестей и утеснежений от Москвы в Украине по обоим сторонам Днепра деючихся, на которые бедние люде за щасливого вашего милостино реиментарства ярмом московским притесненние плачливе ускаржаются[785] и вас всех отчизни згубцев, московских похлебцев, же естеся отважне не держали единомислия з небожчиком гетманом Мазепою и з нами, проклинают и вечне, если не упомятаетеся, проклинати будут. Отож видишь, ваша милость, новопотвержение (-иные), за Хмелницкого бывшие волности войсковые, а о милости монаршой и о прощении не будем вопити[786] в той час, когда ваша милость до нас пришлешь Кгалагана, человека сумленя[787] доброго, жебы нам попрежнему поприсягл во свидетелство с заполученой милости и прощения; пришли, ваша милость, так же до нас Невенчанного и Андреяша з бунчуком украденим, а при них и товариство наше з головами и руками уже полупленими. Toe вашей милости предложивши, зичем отчизне и вашей милости желаемой от московского ярма свободи. Вашей милости всего добра зычливый приятель вышменованный атаман кошовый войска запорожского з товариством. 3 Коша июня 2-го дня року 1710»[788].