Книга Последний солдат Третьего рейха. Дневник рядового вермахта. 1942-1945 - Ги Сайер

Хотя и здесь, в деревне, было полным-полно беженцев, жизнь была полегче. Прусские крестьяне, хоть и с испуганными лицами, продолжали работать с прежним усердием. Будущее было окутано для них мраком. Может, им и повезло раньше, но вряд ли повезет теперь. Хотя власти отдали приказ избегать паники и продолжать обычную жизнь, крестьяне тайком уничтожали запасы, чтобы они не достались врагу. Был забит скот. Будущее показало, что крестьяне не ошиблись. Прошло немного времени, и оставшиеся в живых животные сотнями полегли на промерзшей земле.

Несмотря на тяжелую работу и необходимость нести караул, питание было хорошим, и мы хоть немного собрались с силами. Больше всего нам помогало мясо. Война поглощала всех и вся. А мы мясо.

Грандск вернулся к своим прежним обязанностям. При помощи добровольцев из гражданских он устроил под навесом кухню. Между Цоппотом, Готтенгафеном и Данцигом курсировали два грузовика. Отсюда отправляли продовольствие на передовую, перевозя его небольшими партиями. За исключением нескольких налетов, жизнь текла удивительно спокойно, что шло вразрез с обстановкой, ведь на дворе было начало 1945 года. Даже мороз поутих. Мы боялись взглянуть на небеса, осыпавшие нас несказанными милостями. Приходилось много работать, удовлетворяя повседневные нужды, но этот труд казался нам не столь утомительным.

Но тут, где-то в конце февраля, нас призвали в Готтенгафен. Мы думали, что дивизия «Великая Германия» прекратила свое существование. Но не тут-то было. Начальство сформировало несколько частей, чтобы отправить их на запад. Казалось, все идет к лучшему. Мы расстались с батальоном, к которому нас приписали, распрощались с новыми товарищами. Грандск с болью покидал кухню, в создание которой было вложено столько сил. Но оказалось, что уход отсюда спас нам жизнь.

С запада двигались русские танки. Над построенными нами заградительными позициями засвистели снаряды. Наш батальон выдержал первый удар, но вскоре его оттеснили. Русские также понесли тяжелые потери, но, как нам уже было известно, они стремились к победе любой ценой.

В завязавшихся затем кровопролитных боях батальон был полностью уничтожен. Небеса, которые мы так ругали, на этот раз решили нас пощадить.

В Готтенгафене, где мы ожидали дальнейших приказов, был слышен шум разгоревшегося боя. Русским удалось прорваться на расстояние десяти километров от города. Завязались тяжелые бои. Под разрывами снарядов пробирались к городу окопавшиеся в окрестностях беженцы. Передовые позиции советских войск подвергались обстрелу с немецких боевых кораблей. Тряслась земля, вылетали последние стекла.

Мы пытались образумить беженцев, которые во что бы то ни стало стремились отплыть в Гелу. В город прибывали отступающие войска. Стало ясно, что заградительные позиции противнику не помеха. В Готтенгафене возникла паника. В порт устремились беженцы. Они окончательно подорвали организованность, которую и до этого удавалось сохранять с большим трудом. Хотя у всех у нас были документы об эвакуации, нас снова перебросили — на этот раз закрыть брешь под Цоппотом.

Мы в отчаянии покинули Готтенгафен. Во рту пересохло, а сердце выпрыгивало из груди. Погрузившись в гражданские автобусы, отправились на новую Голгофу. Через закрытые окна мы смотрели в небо, в котором, будто осы, летали бомбардировщики.

В Брёсселе мы вышли из машин и пошли среди развалин. Повсюду грохотали разрывы. Русские стреляли ракетами и бомбами по любой движущейся мишени. Их самолеты летали так низко, что мы могли разглядеть лица пилотов. Мы снова погрузились в автобусы и отправились в путь, пробираясь сквозь пыль. Дорога была совершенно разрушена. Несколько раз пришлось расчищать путь, засыпая огромные воронки от снарядов: иначе мы бы полностью в них завязли. В конце концов автобусы остановились на краю какой-то деревушки. В пятнадцати километрах к югу от нас раздавался грохот орудий.

Мы подбежали к изгороди, рядом с которой стоял мотоцикл, в надежде получить указания. Но пассажиры мотоцикла были застрелены. Голова водителя упала на руль, а его спина превратилась в кровавую массу. Второй военный, казалось, заснул. Разрывы снарядов раздавались все ближе. Нам и в голову не приходило, что русские рядом. Где же наши войска?

Наконец, мы увидели их. Перелезли через изгородь и оказались на ровной лужайке. Ее обстреливали крупнокалиберные орудия, оставляя после каждого выстрела клубы дыма.

Мы должны были добраться до холма несмотря ни на что: у всех в карманах лежали предписания. Несколькими короткими бросками, которым нас никто никогда не учил, мы добрались до позиций.

Стволы пулеметов полугусеничных немецких машин, собранных из разных отрядов, были направлены на двадцать советских танков, стоявших неподвижно на земле. Солдаты, все в грязи, укрылись в спешно вырытых окопах. Не успели мы спрыгнуть вниз, как раздался выстрел, потом послышался взрыв, и все окутал густой дым, стелившийся по земле. Пулеметы с машин, находившиеся в укрытии, также открыли огонь.

Русские танки по-прежнему оставались на месте, но и они начали стрелять. Нам удалось поразить несколько танков: из их бойниц вырывалось пламя.

Затем раздался бесчеловечный приказ: поскольку танки противника не шли на нас, мы должны выступить им навстречу.

Несколькими бросками мы преодолели пару метров. Стрельба не утихала, шедший рядом со мной солдат упал. Мы потеряли остатки самоконтроля и постепенно подходили все ближе. После каждого броска падали на землю. Танки оказались без сопровождения и поэтому не могли взять точный прицел. Один танк, находившийся метрах в шестидесяти от нашего окопа, загорелся. К нам двинулись три машины. Если они пройдут над валом, который нас защищал, война уже через минуту для нас завершится.

Я и сейчас вижу эти танки, металлическую бляху и прицел пулемета, свои пальцы, лежащие на спусковом крючке. С каждой секундой, по мере приближения танков, земля, на которой я лежал, передавала мне вибрацию их хода, а нервы, которые были напряжены до предела, казалось, стали издавать протяжный стон. Я снова понял, что можно прожить свою жизнь за несколько секунд. Увидел желтые фары танка, а затем все исчезло. Я спустил курок, и огонь опалил мне лицо.

Мой мозг был парализован. Он словно был сделан из того же материала, что и каска. Вспышки стрелявших рядом пулеметов ослепили меня, я по инерции широко раскрыл глаза, хотя ничего не было видно из-за дыма. И тут вспыхнул огонь у второго танка. Его сразили три снаряда. Мы лихорадочно схватились за дуло орудия, уткнувшееся в небо слева от горящего танка. До нас донеслось урчание: третий танк пересекал холмик, расположенный за нашей позицией. Он увеличил скорость, и теперь уже был метрах в тридцати от нас. Я схватил последнюю гранату. Один из моих товарищей выстрелил. На несколько мгновений я ослеп. Затем я увидел, как к нам приближается покрытый грязью танк.

Тут раздался взрыв такой силы, будто началось извержение вулкана. Танк подбросило вверх. Все вокруг окутал густой дым. Танков больше не было. Мы выбрались из убежища. Русские не выдержали нашего дьявольского упорства и отвели свои танки. Мы бросились на заледеневшую землю: она показалась нам такой мягкой.