Книга История Хэйкэ - Эйдзи Есикава

– Да, я тоже об этом думала.

– Что привело тебя к мысли о том, что ты можешь прийти и жить здесь?

– Разве вы мне всегда не говорили, что жизнь богатых – это сплошная показуха? Что не может быть сравнения между ними и бедняками, у которых вы встретите настоящее великодушие и доброту? Я много думала о сказанном вами и считаю, что вы правы.

– Но, Ёмоги, это не причина для того, чтобы ты выбрала убогую жизнь здесь, когда люди стараются убежать отсюда!

– Я устала от жизни в роскоши. Когда я узнала, что вы отказались от роли придворного музыканта, потому что чувствовали то же, что я сейчас чувствую, я захотела поселиться здесь.

– Но ты долго не выдержишь после многих лет безбедной жизни. Ты должна поговорить со своей хозяйкой и спросить ее, что она думает о том, чтобы отпустить тебя.

– Конечно, госпожа будет меня останавливать. По правде говоря, я больше не испытываю к ней таких чувств, как раньше. После того, что произошло между ней и господином Киёмори, и потом ее выхода замуж… Хотя она и красивая, это стыдно…

Ёмоги выросла, рассуждал Асатори, она стала женщиной, которая выносит суждение в отношении другой женщины. Она стала скептически относиться к своей хозяйке и беспокоится о собственном будущем. Однако лекарю нищих было больно то, что Ёмоги просила его разделить с ней это будущее, которое он не сможет обеспечить. Как отговорить ее? У Асатори ныло сердце при мысли о стоявшей перед ним задаче. Но Ёмоги, похоже, была довольна уже тем, что находилась здесь, болтая с ним и нисколько не заботясь ни о чем. Когда наступил вечер, она помогла ему приготовить скудный ужин и осталась, чтобы поесть вместе с ним.

– Теперь тебе бы лучше идти, Ёмоги.

– Но как только моя хозяйка отпустит меня, вы разрешите мне прийти сюда, да, Асатори?

Но он проводил ее, сказав:

– Ну, в следующий раз, когда Монгаку приедет в столицу, ты должна спросить монаха, что думает он. До этого не делай никаких опрометчивых поступков.

Лекарь дошел с ней до перекрестка, а потом вернулся домой.

Огонек небольшого светильника трепетал на вечернем ветерке. Взяв фонарь, Асатори поставил его на столик для письма и стал развязывать тесемки на медицинских книгах, когда услышал какой-то плеск позади дома. Склонившись с узкой веранды, он увидел шест для сушки одежды, прикрепленный между ветками дерева. Маленькая фигурка вытягивалась, чтобы повесить на нем выстиранное.

– Это ты там, Асука? Не надо больше стирать в темноте. Иди сюда, а то уже прохладно.

– Но если я сделаю это сейчас, у вас будет на завтра кое-что чистое.

– О, ты так добра, что постирала мою запачканную одежду?

– Я начала стирать днем, когда пришла эта женщина, и вот… – сказала Асука, робко приближаясь к веранде. Наконец она села рядом с Асатори, осторожно придерживая один палец.

– Заноза?

– От шеста.

– Ну-ка, дай я посмотрю.

Асатори взял ее руку и поднес близко к глазам.

– Здесь слишком темно, пойдем к свету.

Он вооружился иглой и начал вытаскивать занозу. Асука, казалось, не обращала внимания на боль.

– А, вот она – вышла! Должно быть, больно – кровь идет.

– Нет, не очень.

– Кровь скоро прекратится.

Асатори успокаивал девочку, взяв палец в рот и посасывая его. Вдруг Асука расплакалась. Лекарь быстро обнял ее и прижал к себе, как будто она была маленьким ребенком.

– Чего ты плачешь, Асука?

– Потому что я счастлива, так счастлива, – всхлипнула девочка.

– Тогда перестань плакать.

– Я плачу потому, что не смогу больше приходить сюда.

– Почему ты так говоришь?

Асука, однако, не стала отвечать, а Асатори продолжал покачивать ее на руках. Бедный ребенок, думал он, так истосковалась по ласке, дитя трущоб.

– Асука, почему ты не взяла булавку, которую я на днях подарил тебе? Возьми ее сегодня… не надо стесняться.

– Это правда мне?

– Знаешь, лучше продай ее и купи себе одежду.

– Нет… – Асука покачала головой. Прижимая к себе булавку, она наконец улыбнулась. – Я буду хранить ее всегда – всю мою жизнь.

Настроение у ней улучшилось, она ушла домой, а Асатори опять засел за книги. Сегодня, однако, и без того трудный текст показался безнадежно запутанным.

Асатори, который не видел Асуку два или три дня, по пути домой остановился у дома Рёдзэна. Он был ошеломлен, узнав, что в нем поселились горбатый ребенок и калека со своими немногочисленными пожитками – сковородой и деревянной бадьей.

Калека с завистью сказал:

– Вы хотели увидеть Рёдзэна? Он позавчера уехал в прекрасный дом, вон там – не сравнить с этой глиняной хижиной. Я слышал, что кто-то из «веселого квартала» приезжал за его дочерью. А у меня только эта горбатая. Никому она не нужна, даже если бы отдал ее задаром. Вы ведь лекарь, да? Вы могли бы что-нибудь сделать для нее, правда?

В тот вечер Асатори, как обычно, взялся за свои книги, но с трудом мог понять прочитанное – перед глазами между ним и открытой книгой возникали лица Змия и пожилой женщины. Кроме того, он обиделся на Рёдзэна – тот даже не зашел попрощаться. Впрочем, случайные, ни к чему не обязывающие знакомства были обычным делом в трущобах, куда люди приезжали утром, а вечером уезжали. Это происходило постоянно, успокаивал сам себя Асатори; у него не было оснований для чувств, которые он испытывал. Лекарь продолжал думать о судьбе Асуки. Что поделаешь – она была не его ребенком. Да и чем Асатори мог бы ей помочь?

Мотыльки и мелкие насекомые, которые, прилетев на огонь, нашли свою смерть, были разбросаны по столику для письма и книгам. Среди них оказалось несколько изящных и красивых существ – подобных Асуке. Другие – отталкивающие твари – напоминали лекарю Змия. В конце концов, что он мог делать, кроме как давать лекарства больным? Почему он должен считать, что сможет помочь кому угодно? Неужели он стал настолько самодовольным, что думает, будто решит такую сверхчеловеческую задачу? Он даже не мог толком вылечивать больных!

Асатори вышел на задворки дома и окатил себя ведром воды из колодца, отчасти для того, чтобы избавиться от охватившей его вялости.

Когда он вытерся и надел кимоно, то увидел на крышах людей, которые кричали друг другу:

– Где пожар?

– В районе Хорикава.

– В «веселом квартале» или где-то рядом.

Асатори взглянул на покрасневшее небо. Услышав, что пожар был где-то неподалеку от «веселого квартала», он вдруг захотел последовать за бегущими в ту сторону людьми. Но вместо этого лекарь пошел обратно в дом, закрыл ставни и лег в постель. То и дело он слышал глухие удары неспелой хурмы, которая падала на тонкую крышу над его головой.