Книга Экстр - Дэвид Зинделл

– Убирайся домой, наман! Смерть наманам! Умри реальной смертью в Обители Мертвых, наман!

По обе стороны ступеней охранники поставили лазерную изгородь, чтобы отпугнуть любого, кому взбредет в голову напасть на Святую Иви. За изгородью, на самом краю черной лестницы, стояли Бертрам Джаспари, Едрек Ивионген, Фе Фарруко Эде, Хоно эн ли Ивиов и многие другие старейшины.

Кислолицый остроголовый Бертрам хранил мертвое молчание, но это не мешало толпе стоящих за ним ивиомилов выкрикивать угрозы в адрес Данло. Самые отчаянные даже кидались гнилыми фруктами или плевались, но все это сгорало в лазерном огне, превращаясь в шипящий пар. По их злобным синюшным лицам чувствовалось, что настроены они воинственно, даже мятежно. Харра, решив провести свои испытания, ступила на тонкий лед. Если Данло сегодня останется в живых, это поможет ей осуществить задуманные перемены, но самое ее предположение, что Данло может быть светоносцем, давало ивиомилам повод к расколу. Данло хорошо помнил, что прошлая война, вспыхнувшая внутри Вселенской Кибернетической Церкви, стоила жизни миллиардам человек и что она до сих пор продолжает убивать его собственный народ – алалоев.

В довольно тесном портике на вершине лестницы смотрители поставили для Харры пюпитр, взятый из Койвунеймина, – массивное сооружение из железного дерева, инкрустированное золотом. Харра медленными, хорошо отработанными движениями взошла на свое место. Данло стоял перед ней, держа в левой руке шакухачи. На мизинце правой руки сверкало черным блеском его пилотское кольцо. Одет он был в черную пилотскую форму и черные сапоги, на шее висел черный кубик декоративного образника, подаренный ему Харрой.

Когда– то, во время своего посвящения в мужчины, Данло завоевал право носить перо снежной совы. Раньше он думал об этой редкой белой птице как о своем втором “я”, волшебном существе, заключающем в себе половину его души. Он давно уже преодолел эти примитивные верования, но реликвию из своего прошлого, как ни странно, считал правильным носить и теперь. Вот и сегодня, собираясь на церемонию, он закрепил белое перо Агиры в своих густых черных волосах.

Сейчас, перед входом в темное здание, он потрогал его, мысленно обращаясь к той части себя, которую так надолго оставил в забвении. Агира, Агира, ло лос барадо, шептал он про себя. Он стоял перед золоченым пюпитром Харры, ожидая ответа, который так долго искал. Сов и других диких птиц на планете Таннахилл не водилось, но он все-таки услышал тонкий, пронизывающий крик. Правда, он тут же опомнился и сообразил, что это звук ста тысяч голосов, выкликающих его имя. А может быть, этот звук шел из будущего – может быть, Данло скраировал и слышал, как кричит он сам в безумии и муках.

Агира, Агира, молился он про себя.

Затем Харра кивнула одному из смотрителей, и он призвал собравшихся к тишине. Власть программ, вписываемых Церковью в душу и плоть каждого человека, была так велика, что несметные толпы, сгрудившиеся на землях Храма, послушно умолкали. Никто, даже Бертрам Джаспари или любой другой ивиомил, не посмел бы помешать Святой Иви, когда она желала говорить. И Харра заговорила.

Воспользовавшись случаем, она произнесла довольно длинную речь. Своим сильным и исполненным доброты голосом она напомнила всем собравшимся об их долге по отношению к Богу и об их мечте – о том времени, когда вселенная будет переделана и все достойные мужчины и женщины обретут спасение от черной бездны небытия.

– Для нашей Святой Церкви настало время великих перемен, – говорила Харра. – Возможно, это даже начало Последних Дней, когда вся вселенная должна обновиться. Мы, Архитекторы, всегда должны быть готовы к будущему – даже к столь непредвиденному событию, как пришествие со звезд пилота-намана. Мы собрались здесь сегодня, чтобы испытать, действительно ли этот человек, Данло ви Соли Рингесс из Невернеса, есть вестник грядущего. Тот ли он светоносец, который укажет нам путь ко всему, что возможно? Тот ли он человек, не знающий страха, который войдет к мертвым? Скоро мы это узнаем.

С этими словами Харра кивнула двум старым смотрителям, и они отворили налловые двери позади ее пюпитра. Данло заглянул в здание, где ему предстояло провести несколько последующих часов – а быть может, остаток своей жизни. Внутри было темно, как в глубокой яме. Харра намеревалась ждать результатов испытания за своим пюпитром. Данло в последний раз склонил перед ней голову, улыбнулся и посмотрел на громадную толпу внизу. С краю, рядом с Бертрамом, стоял Малаклипс Красное Кольцо и тоже смотрел на него. Кимоно воина-поэта сверкало всеми цветами радуги, лицо выражало живейшее любопытство. Данло заглянул в его глубокие лиловые глаза, и ему показалось, что воин-поэт говорит ему: если хочешь приготовиться к смерти, научись сначала жить. А отец говорил: чтобы жить, я умираю, вспомнил Данло. Он потрогал перо в волосах, потрогал пилотское кольцо, сжал в руке бамбуковую флейту и, вооруженный этими маленькими атрибутами жизни, повернулся спиной к городу Орнис-Олоруну и вошел в Обитель Мертвых.

Двери закрылись за ним, и Данло оказался в пространстве огромном и черном, как Большой Морбио. Но на этом сходство и заканчивалось, ибо Дом Вечности был весь заставлен штабелями компьютеров. Их были тысячи, этих маленьких черных ящичков; каждый из них имел форму правильного куба и не превышал размером компьютер-образник, который всякий Архитектор носит с собой повсюду. Компьютеров было так много, что они едва оставляли место для прохода. Дом Вечности представлял собой единственное учреждение Церкви, закрытое для большинства Достойных Архитекторов и для миллионов паломников, ежегодно наводняющих Орнис-Олорун; это темное хранилище строилось для компьютеров, а не для людей. Здесь стоял такой холод, что один из смотрителей прямо у порога вручил Данло бабри – стеганный синтетический плащ из фурина или полиэстера. Данло закутался в него, как младенец в одеяльце, и смотритель повел его между рядов компьютеров в глубину здания.

В этом странном месте было очень тихо. Данло тоже старался ступать потише, но его сапоги грохотали, как айсберг, отламывающийся от ледника. Он снова стал слышать стук своего сердца. Пахло здесь холодным потом и пылью, помимо химического запаха самого налла. В центре здания находился квадрат наподобие маленькой комнаты, огороженной четырьмя компьютерными стенами. Здесь смотрители, положив на пол тонкий старый мат и несколько бабри, соорудили нечто вроде постели. Один из них, старик, назвавшийся Чеславом Ивионгеном, предложил Данло лечь на нее. Любой другой счел бы обстановку, в которой проводился столь важный эксперимент, оскорбительной – Данло она показалась просто странной. Он улегся на твердый пол и сразу лрнял, что не хочет здесь оставаться. Он старался лежать тихо, как мертвый, но холод налла тут же пронизал его насквозь, и его затрясло.

– Принесите, пожалуйста, еще один бабри, – сказал комуто Чеслав Ивионген. – Надо устроить пилота поудобнее.

В огороженном пространстве было темно, и Данло почти чувствовал, как расширяются его зрачки, стараясь вобрать побольше света. Харра говорила ему, что Чеслав – брат Едерека Ивионгена и один из самых видных городских ивиомилов.

Старик, видимо, страдал грибковой инфекцией, поскольку его кожа имела красноречивый синюшный оттенок. Тощий, с голым блестящим черепом, он двигался вокруг Данло, как оживший скелет – только что костями не клацал.