Книга Серебряная кровь - Рейчел Хартман

Подойти к Киггзу было легче, чем к Глиссельде. Через два дня после того, как Джаннула поймала его с поличным, я увидела, как он и еще трое стражей из его полка целеустремленно шагают по Каменному двору. Я окликнула его, и он остановился, сказав остальным, чтобы шли вперед к отводной стрельнице[14]. Я немного запыхалась, пока до него добежала, но мне нужно было знать:

– Ты видел ее духовного наставника? Это Орма?

Он пожал плечами и покрутил в руках шлем.

– Я не видел его, Фина. Но, знаешь, даже если это Орма, у нее могут быть причины, чтобы не подпускать тебя к нему. Она не такая сумасшедшая, как ты всегда ее описывала. У нее выдающийся ум, и, даже если она иногда грубовата, с ней можно договориться…

Я отвернулась, не желая слушать это дальше. Очарование Джаннулы явно на него повлияло. Теперь говорить с ним открыто было небезопасно. Я потеряла еще одного союзника.

Джаннула не злорадствовала из-за Киггза, что казалось мне подозрительным. Конечно же, она не забыла, как видела глазами Абдо, что он выходил из моей комнаты в Порфири. Она знала, что королева Глиссельда отослала его из города. Я задавалась вопросом, не связаны ли эти два факта. Возможно, Джаннула рассказала Глиссельде, что видела в Порфири, и в результате Глиссельда не хотела видеть Киггза.

Но что-то здесь не складывалось. Конечно, Глиссельда не была собой, но, узнай она правду, все равно рассердилась бы на меня не меньше, чем на Киггза. Я не сомневалась, что Джаннула хранит эту информацию для особого случая.

Время неумолимо бежало вперед. Мне становилось все тревожнее. Я хотела остановить ее, прежде чем война придет на юг, чтобы у нас осталось время понять, способны ли другие итьясаари сделать ловушку святого Абастера без нее. Киггз говорил, что ловушка необходима, и я была с ним согласна. Но это означало, что нужно вывести Джаннулу из строя каким-то обратимым способом – на случай, если окажется, что итьясаари не могут сделать ловушку без нее. Это исключало вариант заколоть ее или отравить. Камба, Недуар и я по возможности переговаривались торопливым шепотом, но не могли придумать ничего лучше.

Поразительно, но решение мне подсказало писание святой Йиртрудис. Я прочитала его уже три раза и успела привязаться к своей тайной покровительнице и ее возлюбленному – святому-наоборот, ужасающему Пандовди. Читая в первый раз, я представляла его огромным, омерзительным болотным слизняком – ничего не могла с собой поделать – и считала их отношения отталкивающими. Но во второй раз я уделила больше внимания тому, как его описывала Йиртрудис. Пандовди вовсе не был слизняком. Он оказался высоким и наводящим ужас (я представляла его похожим на Джианни Патто, только моложе, красивее и со здоровыми зубами). Он был могучим, неустрашимым воином, убивавшим драконов голыми руками. После того как драконы потерпели поражение, он потерял смысл и начал чувствовать себя не на своем месте, все чаще впадая в ярость. Одна лишь Йиртрудис по-прежнему видела в нем человека, а не чудовище. С ее помощью он научился себя контролировать: вместе они основали школу медитации.

Но завистливый брат Йиртрудис, Абастер, уже успевший убить трех других святых за то, что они поспорили с его доктринами, похоронил Пандовди заживо. «Мой брат уничтожил лучшего представителя нашего поколения, – писала Йиртрудис, – потому что тот не хотел называть Всемирный Свет «Небесами». Теперь, когда Абастер с ним покончил, никто уже не сможет смотреть на вещи по-своему. Он выкорчует несметное множество наших прекрасных мировоззрений и оставит лишь одно».

От упоминания Всемирного Света у меня мурашки побежали по коже. Я подозревала, что тоже не стала бы называть его Небесами. Этот Пандовди мне нравился.

Но только с третьего прочтения я поняла, что однажды Пандовди сломал ловушку святого Абастера. В писании об этом было лишь одно предложение, которое не сразу бросалось в глаза: «Пандовди стал зеркалом и отражал огонь Абастера в него же, пока тот не обжегся настолько, что мы не могли поднять его три дня».

Стояла последняя ночь перед тем, как лоялисты должны были начать свой маневр – у нас оставался лишь один день, чтобы попытаться что-то предпринять, прежде чем барьер станет необходимой мерой защиты от драконов. Я встретилась с Камбой и показала ей этот абзац. Она сидела в кровати, а Ингар свернулся калачиком у ее ног, как огромный, задумчивый кот.

– Что это означает? – спросила я. – И можем ли мы сделать нечто подобное?

– Отразить огонь ее сознания возможно, – задумчиво произнесла Камба, выпрямляя спину. – Однажды я по наитию пробовала что-то в этом духе. Мы плели ловушку святого Абастера, и я стояла с краю. В какой-то миг я сознательно направила пламя на Джаннулу. Ее словно шмель ужалил. – Камба рассеянно потерла ногу. – Она была в ярости и заставила Джианни сбросить меня с лестницы.

Я поморщилась.

– Но это не лишило ее силы?

Камба покачала головой:

– Это ее ранило, так что теперь она не позволяет мне строить ловушку с остальными. Правда, я даже подняться на башню не могу. А еще она из осторожности становится в середину линии, а не с краю. Если отразить в нее огонь, он прокатится мимо. Разве что итьясаари, стоящие по краям, отразят огонь одновременно. Тогда она окажется зажата между двумя волнами.

– Отразить огонь было трудно?

– Это требует сознательного присутствия, – сказала Камба, складывая руки лодочкой, будто осознанность нужно было хранить именно так. – И необходимо правильно выбрать время, чтобы стать невосприимчивой к нему, когда он до вас дойдет.

– Я не могу плести ловушку святого Абастера, потому что спрятала огонь своего сознания. Вы тоже не можете принять участие. Остается лишь один, кто способен нам помочь, – сказала я, имея в виду Недуара, – и то я не уверена, хватит ли ему на это силы.

– Ингар тоже не откажется, – сказала Камба. Ингар нежился в изножье кровати, что-то беззвучно напевая. – Нужно объяснить ему план, когда он будет в себе, чтобы он понял. Можно проявить воспоминание-жемчужину в последний момент.

Для этого мне самой нужно было подняться на вершину башни во время их тренировки, а Джаннула еще ни разу мне этого не разрешала. Конечно, я могла решить этот вопрос при помощи блефа. Удивительно, но мне не терпелось попробовать.

– Но ведь Джаннула узнает слово, которое вызывает воспоминание-жемчужину, если я произнесу его вслух?

Камба фыркнула:

– Оно сложно произносится, и Ингар приходит в себя, только если выговорить слово абсолютно правильно. У него хороший слух на языки, даже в таком состоянии.

Слово-пароль звучало как «гуайонг», что на древнезибуинском означало «устрица» – видимо, Ингар решил поиграть словами. Я тренировалась произносить его под терпеливым руководством Камбы. Оказалось, что в нем слишком много гласных, но через пятнадцать минут мне все-таки удалось воскресить волю Ингара. Он понял наш план и одобрил его. Я потренировалась еще несколько раз, но потом у него разболелась голова, и нам пришлось закончить. Он лег на колени Камбы, и она стала растирать ему лоб.