Книга Советско-польские войны. Военно-политическое противостояние 1918-1939 гг. - Михаил Мельтюхов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как бы ни оценивать действия Советского Союза в отношении Польши, ясно, что Москва оказалась перед выбором. Формально она должна была никак не реагировать на происходившие у своих западных границ события. Понятно, что этого быть не могло. Поэтому перед советским руководством стоял вопрос, что делать? Зная о разгроме Войска Польского вермахтом и о том, что англо-французские союзники Польши не будут вмешиваться в германо-польскую войну, советское руководство решилось на активные действия. Вот в этих условиях и пригодилась аморфная советско-германская договоренность о сферах интересов. Кроме того, явная заинтересованность Германии в вовлечении СССР в германо-польскую войну позволила в полной мере использовать момент. Но тут перед Москвой встал сложный вопрос об обосновании собственных действий. Уклонившись от предложенной Берлином демонстрации «совместных» действий в отношении Польши, советское руководство объявило о распаде польского государства, что вело к прекращению действия соглашений с ним.
Безусловно, форма денонсации Советским Союзом договоров с Польшей нарушала предусмотренную в их текстах процедуру. Поэтому с юридической точки зрения это было прямым нарушением советской стороной взятых на себя обязательств. Более того, в советско-польском договоре о ненападении было предусмотрено, что «действием, противоречащим обязательствам, будет признан всякий акт насилия, нарушающий целость и неприкосновенность территории или политической независимости другой договаривающейся стороны, даже если бы эти действия были осуществлены без объявления войны и с избежанием всех ее возможных последствий».[860] Но как это обычно и бывает, жизнь намного разнообразнее строгих юридических формул, а межгосударственные договоры действуют лишь до тех пор, пока это выгодно. В данном случае интересы Советского Союза явно требовали вмешательства в происходящие в Польше события.
Были ли эти действия СССР агрессией? Согласно конвенции об определении агрессии 1933 года, предложенной именно советской стороной, агрессором признавался тот, кто совершит «объявление войны другому государству; вторжение своих вооруженных сил, хотя бы без объявления войны, на территорию другого государства; нападение своими сухопутными, морскими или воздушными силами; хотя бы без объявления войны, на территорию, суда или воздушные суда другого государства; морскую блокаду берегов или портов другого государства; поддержку; оказанную вооруженным бандам, которые, будучи образованными на его территории, вторгнутся на территорию другого государства, или отказ, несмотря на требование государства, подвергшегося вторжению, принять, на своей собственной территории, все зависящие от него меры для лишения названных банд всякой помощи или покровительства». Причем в конвенции специально оговаривалось, что «никакое соображение политического, военного, экономического или иного порядка не может служить оправданием агрессии» (в том числе внутренний строй и его недостатки; беспорядки, вызванные забастовками, революциями, контрреволюциями или гражданской войной; нарушение интересов другого государства; разрыв дипломатических и экономических отношений; экономическая или финансовая блокада; споры, в том числе и территориальные, и пограничные инциденты).[861]
То есть с юридической точки зрения действия Москвы следует квалифицировать именно как агрессию. Вместе с тем не следует забывать, что, как уже указывалось выше. Западная Украина и Западная Белоруссия оказались в составе Польши в результате польской агрессии против ее восточных соседей. Таким образом, события сентября 1939 г. означали, помимо всего прочего, советский реванш за проигрыш войны 1919–1920 гг. и возвращение утраченных в результате внешней агрессии территорий. Собственно, эти соображения уже высказывались в литературе. Так, А.Д. Марков указывает, что «западно-украинские и западно-белорусские земли… в Х—ХI вв. входили в состав Киевской Руси. Причем уже в 981 г. князю Владимиру I пришлось вести борьбу с поляками за города Перемышль, Червень и др.».[862] Правда, на наш взгляд, подобный тезис не может служить аргументом, так как в конце Х века борьба шла внутри одной «Славянской» цивилизации между двумя родственными народами (то есть аналогично ситуации с разделом империи Карла Великого между французами и немцами). С тех пор изменилось многое, как уже отмечалось, в Восточной Европе сформировались новые цивилизации. Польша вошла в состав «Западной» цивилизации, а территория к востоку от реки Западный Буг тяготела к «Российской» цивилизации. Вместе с тем нельзя не согласиться с мнением В.В. Кожинова о том, что в 1939 г. была восстановлена не просто политическая граница, считавшаяся великими державами еще в 1919 году законной, но и геополитическая граница между «Западной» и «Российской» цивилизациями.[863] То есть вновь произошло то, что уже имело место в конце XVIII века.
Как ни странно, участники событий, естественно, не считая поляков, восприняли это в целом спокойно. Как справедливо отметил А. Тейлор, во время дискуссий в Лондоне о возможной реакции на советское вторжение в Польшу «министерство иностранных дел указало, что британское правительство, намечая в 1920 г. линию Керзона, считало по праву принадлежащей русским ту территорию, которую теперь заняли советские войска». Но одно дело внутренние дискуссии, а другое — официальная позиция правительства. Во всяком случае как не без сарказма пишет Тейлор, «в дальнейшем не было удобного случая признать законность наступления, предпринятого Советской Россией».[864] Той же точки зрения придерживается и А. Буллок, полагающий, что «четвертый раздел Польши позволил России вернуть бывшие российские территории; аннексированные поляками в 1920 году[865]».
С этой позиции, кстати сказать, не выглядят убедительными набившие оскомину утверждения о «разделе Польши» между Германией и СССР. Конечно, с юридической точки зрения имел место раздел территории польского государства, однако Советский Союз не получил практически ни одной территории, где поляки составляли бы подавляющее большинство (возможно, лишь Белостокская область являлась исключением). Как бы то ни было, перенесение советской границы на Писсу, Нарев, Буг и Сан не только восстанавливало историческую справедливость, но и улучшало стратегические позиции Советского Союза в Восточной Европе, открывало перед ним новые перспективы на пути к закреплению за собой статуса великой державы.
Однако тут же возникает вопрос» вступил ли СССР во Вторую мировую войну? Ответ на него зависит от ответа на вопрос, какие именно события мы считаем Второй мировой войной? Если под Второй мировой войной подразумевается война между Англией, Францией, Польшей с одной стороны и Германией — с другой, то в эту войну Советский Союз не вступал, подтвердив свой нейтралитет в отношении Лондона, Парижа и Берлина. Причем следует помнить, что Германия, Англия, Франция и Польша по тем или иным причинам фактически признали за Советским Союзом статус «неучаствующего в войне» государства.[866] Поэтому действия Красной армии в Польше могут рассматриваться в соответствии с современной терминологией как миротворческая операция. Но если рассматривать Вторую мировую войну как процесс смены систем международных отношений, включающий в себя совокупность войн великих держав между собой и другими странами за расширение своего влияния и пересмотр границ, сложившихся в 1919–1922 гг., то в этом случае Советский Союз, конечно же, вступил во Вторую мировую войну, но не на стороне Германии, как полагают некоторые исследователи, а в качестве третьей силы, действующей в собственных интересах.