Книга Ежов. Биография - Алексей Павлюков

26 июля 1938 года Ежов направил Сталину список из 139 человек, подлежащих суду Военной коллегии по первой категории. Вычеркнув одну фамилию — маршала А. И. Егорова, которому тем самым были дарованы еще семь месяцев следственных застенков, — Сталин и Молотов наложили резолюцию: «За расстрел всех 138 человек», после чего список был передан в Военную коллегию Верховного Суда.

Последний раз санкцию на уничтожение стольких представителей верхнего эшелона власти Ежов запрашивал в ноябре 1937 года. В списке значились 17 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), среди них — бывший кандидат в члены Политбюро, заместитель председателя Совнаркома СССР Я. Э. Рудзутак, заведующие Политико-административным и Сельскохозяйственным отделами ЦК И. А. Пятницкий и Я. А. Яковлев, заведующий Отделом агитации и пропаганды ЦК А. И. Стецкий. Расстрелять предстояло также известных военных деятелей — заместителя наркома обороны СССР, начальника ВВС РККА Я. И. Алксниса, командующего войсками Белорусского военного округа И. П. Белова, начальника Разведуправления РККА Я. К. Берзина, видных чекистов — заместителя наркома внутренних дел Я. С. Агранова, начальников дальневосточного и орджоникидзевского управлений НКВД Т. Д. Дерибаса и П. Ф. Булаха, наркома внутренних дел Украины И. М. Леплевского и многих других функционеров высокого ранга, еще недавно составлявших цвет советской партийно-государственной элиты.

В связи с важностью и срочностью данной акции, призванной подтвердить неослабевающую работоспособность чекистского ведомства, Ежову пришлось поломать весь отлаженный механизм такого рода процедур. По заведенному порядку законченные центральным аппаратом следственные дела сначала докладывались специальной комиссии, куда входили первый заместитель наркома внутренних дел, заместитель Прокурора СССР и председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР. После того, как комиссия определяла, где должно рассматриваться то или иное дело, список лиц, подлежащих суду Военной коллегии, отправлялся Ежовым на подпись Сталину, а затем санкционированный вождем приговор утверждался Военной коллегией в ходе ее псевдосудебных заседаний.

На этот раз Ежов решил все взять в свои руки. Запросив в Тюремном отделе НКВД списки арестованных руководящих работников, он пометил тех, чьи дела, по его мнению, следовало передать Военной коллегии, и составленный на основе этих пометок список отправил на утверждение Сталину. Как уже говорилось, Сталин и Молотов все кандидатуры, кроме маршала А. И. Егорова, одобрили, и теперь дело было за Военной коллегией. Тут-то и выяснилось, что в составленный по указанию Ежова и одобренный высшим руководством страны перечень кандидатов на уничтожение попало множество людей, по которым следствие не было к тому времени завершено, а по некоторым из них фактически еще и не начиналось.

Вспоминает бывший начальник Секретариата НКВД И. И. Шапиро:

«Военная коллегия требовала передать ей следственные дела для рассмотрения на судебном заседании, Ежов в свою очередь требовал быстрейшего окончания следствия. Буквально в течение 2–3 дней заканчивали следствием отдельные дела, лишь бы как-нибудь оформить дело и сплавить его. Передавались дела, арестованные по которым крайне нужны были для следствия по другим сложным делам. А ряд дел вообще нельзя было передавать в Военную коллегию, так как они, по существу, не были ей подсудны и в лучшем случае должны были быть рассмотрены Особым совещанием». (Последнее, как известно, не имело полномочий выносить расстрельные приговоры.)

Однако раз начальству нужно, подчиненные постарались не подвести. Ударными темпами следствие по неоконченным делам было завершено. Военная коллегия тоже выполнила свою работу без задержки, и считанные дни спустя все было кончено.

Теперь, когда Ежову в полной мере удалось продемонстрировать свои организаторские способности, ему оставалось лишь сидеть и ждать дальнейшего развития событий.

А тем временем по НКВД поползли слухи о грядущих переменах. Как свидетельствует бывший нарком внутренних дел Украины А. И. Успенский, когда в начале августа 1938 г., приехав в Москву на вторую сессию Верховного Совета СССР, он зашел к начальнику Секретариата НКВД И. И. Шапиро, тот выглядел очень встревоженным.

«Шапиро мне сказал, — вспоминал Успенский, — что у Ежова большие неприятности, так как в ЦК ему не доверяют. Дальше Шапиро мне сообщил, что ходят слухи, что замом к Ежову придет человек (фамилию он не назвал), которого нужно опасаться».

По-видимому, Ежов знал, что опасаться ему следует именно Берии. Тот тоже находился в те дни в Москве, принимая участие в работе сессии Верховного Совета СССР, и за всеми его контактами со Сталиным Ежов следил с неослабевающим вниманием, выходящим даже иногда за рамки приличия.

«Ежов, — рассказывал позднее начальник Отдела охраны ГУГБ НКВД И. Я. Дагин, — проявлял большую нервозность в связи с вызовом Берии на приём к Сталину на загородную квартиру. В тот день Ежов мне беспрестанно звонил, а один раз, позвонив, стал спрашивать: «Вы не знаете, о чем они говорят?» Я ответил: «Что Вы, Николай Иванович!» — [и] Ежов тогда прекратил разговор на эту тему».

Отношения Ежова и Берии были до последнего времени вполне дружескими. Еще в 1931–1932 гг., когда Ежов поправлял свое здоровье в ведомственном санатории ГПУ Грузии в Абастумани, Берия окружил московского гостя повышенной заботой, требуя того же от своих подчиненных — чекистов. В свою очередь и сам Берия, приезжая в Москву, мог рассчитывать на радушный прием со стороны Ежова. Уже став наркомом внутренних дел, Ежов неоднократно звонил руководителю грузинских чекистов С. А. Гоглидзе, предупреждая последнего о необходимости усиления личной охраны Берия, о чем последнему наверняка становилось известно.

Первым событием, омрачившим их отношения, стало, по-видимому, дело заместителя председателя Совнаркома Грузии Б. Г. Мдивани, одного из отцов-основателей грузинской компартии. Осенью 1936 года он был арестован в Тбилиси по обвинению в троцкистской деятельности, которой якобы занимался в предшествующие годы. Ничего более серьезного ему инкриминировать не предполагалось, и дело уже собирались передать на Особое совещание, однако в это время в Москве от находящихся под следствием Ю. Л. Пятакова и Г. Я. Серебрякова были получены показания, согласно которым в 1934 году ими был будто бы утвержден состав созданного Мдивани грузинского троцкистского центра, которому была дана установка на развертывание диверсионно-вредительской и террористической работы в Грузии.

В январе 1937 году Мдивани по указанию Ежова был этапирован в Москву. Здесь во внутренней тюрьме НКВД он уже через неделю «признался» в том, что до последнего времени являлся одним из руководителей закавказского троцкистского центра и вел активную борьбу против руководства партии. В ходе дальнейшего «расследования» список преступлений Мдивани пополнился обвинениями в подготовке террористических актов против Сталина, Ежова и Берии, подготовке вооруженного восстания в Грузии с целью отделения ее от СССР, шпионаже и тому подобных преступлениях.

После окончания следствия дело Мдивани и шестерых его «сообщников» было в июле 1937 года передано в Верховный суд Грузии, которому ничего не оставалось, как только приговорить всех обвиняемых к расстрелу.