Книга Рыбари и Виноградари - Михаил Харит

— Что ты с ними сделала? — изумился Андрей.

— Слишком любят «калаши». Я просто усилила эту любовь, — кокетливо улыбнулась Ольга. — Наверное, в миллион раз. Это ещё что. Сейчас начнут любить свои железки по полной.

Вадим понимал психологическую подоплёку колдовства: «Типичная выходка влюблённого подсознания, когда на уме один секс», — и ему очень не хотелось смотреть на то, что произойдёт дальше, поскольку знал, что логика ведьм находится далеко за пределами обычного человеческого ума.

— Ты всегда умеешь удивить, — сказал он, а затем повернулся к остальным: — Перестаньте скалиться, и пошли обратно в отель.

— Вот уж не думал, что в туристской зоне встречаются такие типы, — удивлённо сказал Максим.

— Уже не встречаются, — успокоила Ольга.

— Что это было? — попытался понять Андрей.

— Волшебство, — объяснила та.

— Тогда понятно.

Наконец, стало тихо. Древние дома дышали спокойствием. Но слово «спокойствие» теперь уже находилось за рамками их насыщенной событиями жизни.

— Так ты не рассказал о том, как взорвал склад, — напомнила Ольга.

Все заинтересовались. Андрей вернулся к своей повести:

— Нашей частью командовал, не к ночи будь помянут, полковник Иван Иванович Вгрызь. В его душе царила строгая армейская гармония. Он был на четверь садист, на четверть маньяк, на четверть идиот и на четверть параноик. В сумме — полный псих. За сотню долларов убил бы свою бабушку…

— Хорошая бабушка стоит дороже, — возразил Вадим.

— Тебе виднее, — не стал спорить Андрей. — Мы боялись его вусмерть. Он требовал, чтобы каждый боец умел расколотить кирпич лбом. И клялся, что может разбить камень своим могучим мужским естеством. Вдребезги. У нас частушки ходили:

У Иван Иваныча Тело крепче кирпича, Не ходите, девки, замуж За Иван Иваныча…

Однажды дали мне задание: нарисовать плакат для стадиона. Получилось патриотическое полотно с мускулистыми военными, принявшими позу низкого старта для стометровки. Вид сзади, на линию ядрёных задниц. Сбоку довольное лицо полковника Вгрызя. Сверху текст: «Отдай честь Родине и спи спокойно». Хоть в музей вешай.

Ольга захохотала, а Андрей продолжал:

— Увидев плакат, сатрап заподозрил сатиру. Он забулькал и побагровел как варёный рак. Судя по всему, давление у него было ни к чёрту. Я уж подумал, что его апоплексический удар хватит, и надо лишь чуть-чуть подождать, а потом только и останется, что нарисовать портрет для торжественных похорон. Однако сердце выдержало, а лёгкие оказались хорошими. Во всяком случае, он рявкнул так, что плакат выгнулся, как парус под ветром: «Чё за хрень нахреначил! Расхреначивай на хрен! Отхреначил своё в штабе! Хреначь в караул!» В переводе это означало, что он послал меня часовым на склад боеприпасов. В ночь.

Андрей рассказывал смачно, не сводя глаз с Ольги и воркуя как голубь, увидевший особо привлекательную самочку.

— В караул меня собирали всей ротой: носки тёплые дали, фотографию Бриджит Бардо и флягу с водкой. И вот я стою, глотаю комаров. Комары там хищные — шинельку прокусывали. Но жирные, почти с перепёлку, и если водкой запивать — деликатес.

Андрей мечтательно притих. Все с интересом ждали продолжения. Рассказчик явно рассчитывал на реплику из зала.

— Ну, не томи… — произнесла, наконец, Ольга.

— Представляете, начало девяностых. Всё в стране в глубокой жопе. Наш склад боеприпасов представлял собой груду сараев, огороженных старой ржавой колючей проволокой. Деревенские пацаны регулярно резали колючку и крали то гранату, то пакет тротила, чтобы потом «бахнуть» где-нибудь неподалёку.

И вот я на вышке, ужинаю, любуясь проказницей Бриджит. Прожектор красиво так светит в лес. Вдруг вижу: паренёк появился, машет мне рукой и орёт: «Дяденька, тикай, Серёга сейчас снаряд рванёт». Я не стал выяснять, кто такой Серёга. Забыл о Родине, мирно спавшей под моей охраной. Сиганул с вышки и бегом в сортир, благо после предыдущего ЧП гальюн у нас в воронке стоял, можно сказать, в укрытии. Только схоронился, понял, что неизвестный Серёга-таки «рванул». Сначала громыхнуло, а затем тишина наступила мёртвая. Взлетел я вместе с домиком и, как Элли, отправился в волшебную страну.

Очнулся в госпитале, врач — чистая Гингема, вокруг народец сказочный суетится. Было расследование. Начальника части хватил-таки удар. Меня судить не стали. Повезло. Кстати, мой плакат какой-то шутник всё же повесил. Говорят, до сих пор висит на стадионе, бойцов вдохновляет.

— И никто не заметил подвоха? — спросил Максим.

— Кто же эти плакаты разглядывает.

Все хохотали, и громче всех Ольга.

«Отличный парень, — неожиданно подумал Вадим новую для себя мысль. — Рассказывает смешно и умело пользуется этим. Наверняка, как только познакомится с красивой девушкой, начинает говорить и не умолкает, пока та не сдастся».

— Похоже, ты ей очень нравишься, — тихо сказал он, кивнув на Ольгу.

— Откуда ты знаешь?

— Ну, ты же ещё жив…

— В другом мире и иной ипостаси у меня сегодня брачная ночь, — заявила Ольга, оттесняя Андрея от Вадима.

Через минуту они вышли к площади и сразу увидели знакомые патрульные машины. А ещё через несколько минут были в отеле.

Многие представляют вселенную в виде гигантской мысли. В ту ночь это была очень игривая мысль. Может быть, поэтому многие жители Каира не спали, а занимались сексом. Это относилось и к нашим героям. София ночевала в спальне Максима, Андрей — у Ольги.

Даже природа почувствовала любовное томление. Тихий посвист ветра клялся и обещал. Ветки деревьев податливо принимали его осторожные ласки. Звёзды игриво перемигивались друг с другом. Мошки затеяли эротическую игру в свете одиноких фонарей на набережной. Даже птички не улеглись, а разноголосо перекликались, запоздало призывая милого дружка.

И только у Вадима события ночи свернули в весьма неожиданную колею. Нет, сначала всё казалось обычным. Ему снился Вадимир, Великий Магистр «Ордена шестой заповеди», к которому в походный шатёр привели двух наложниц, очаровательных светлокудрых двойняшек, похожих на ангелочков. Скоро их изощрённые ласки утомили отважного рыцаря. Вадимир поднялся с ложа, застеленного леопардовыми шкурами, отодвинул полог и вышел в сияющую звёздами ночь. Перед ним расстилалась пустыня, залитая тусклым, словно состаренным, серебристым светом луны. Кое-где мерцали углями прогоревшие сторожевые костры. Темнота казалась сотканной из миллиардов разноцветных точек. Ночь умирала, её смоляная мгла покрылась белёсой сединой, и чувствовалось, что скоро в крови рассвета родится новый день.

И вдруг в сознании яркой вспышкой полыхнул сигнал тревоги. Сердце глухими толчками погнало кровь к напряжённым мышцам. По спине побежал предательский холодок. Расширенными от страшного предчувствия глазами он огляделся вокруг. Ничего особенного не заметно. Но чутьём дикого зверя он знал, что всё вокруг было не так, как должно быть…