Книга Покорение Южного полюса. Гонка лидеров - Роланд Хантфорд

Оутс сказал прямо: ему не нравится именно то, что я иностранец, а не что-то в моем характере. Он искренне ненавидел иностранцев, потому что все иностранцы ненавидели Англию. С точки зрения Оутса, весь остальной мир во главе с Германией только и ждал повода, чтобы напасть и уничтожить его страну. Я хотел было немедленно ответить Оутсу, но Боуэрс меня опередил: «В твоих словах, Титус [прозвище Оутса], возможно, есть здравый смысл, но все же я готов спорить на все, что пожелаешь, что Триггер [так Боуэрс звал Грана] останется с нами, если нападут на Англию». «Останешься?» – спросил Оутс. «Конечно»[80], – ответил я, и в следующее мгновение он пожал мою руку. Оутс раскрылся – и с этой минуты мы стали с ним лучшими друзьями.

Вечером 25 февраля, на три дня позже Скотта, они добрели до Сэйф-Кэмпа. Там Гран услышал об Амундсене – от Сесила Мирса, первого, на кого они натолкнулись. Тот вышел по естественной надобности и нелепой– тенью, в одних кальсонах, возник перед ними из темноты. На следующий день Гран записал в своем дневнике:

В тот момент у меня было чувство, что Барьер разверзся подо мной, и тысячи мыслей одновременно пронеслись в моей голове. Получается, что я соперничаю с собственным соотечественником, идущим под моим же флагом? Нет, это не очень приятная мысль…

Боуэрс отметил, что «когда они услышали о маленькой хитрости Амундсена… Триггер был так искренне огорчен поведением своего соотечественника, что его стало просто жалко. Понятно, в каком неудобном положении оказался этот парень».

Как обычно, мораль всей истории сформулировал Оутс:

Если говорить о гонке, то Амундсен имеет большие шансы оказаться там, поскольку он – тот человек, который в этой игре всю свою жизнь, у него отличная команда, хотя и очень молодая.

Три дня Боуэрс, Оутс, Гран, Уилсон, Мирс, Черри-Гаррард, сержант Аткинсон и старшина Крин без дела болтались в Сэйф-Кэмпе в ожидании приказов. Скотта не было, и в его отсутствие они пребывали в абсолютном бездействии. Он вернулся 28 февраля, так и не оправившись от шока, вызванного известием об Амундсене, налетел на них, как ураган, и приказал немедленно возвращаться в Хат-Пойнт, на старую базу зимовки «Дискавери», прямо по морскому льду. Уилсон заметил, что лед опасен. Скотт вышел из себя и напомнил, что приказ есть приказ. Тем не менее Уилсон сумел получить разрешение на отклонение от предписанного маршрута, если того потребуют обстоятельства, и немедленно отправился в путь вместе с Мирсом, взяв нужное количество собак. Он был сердит на Скотта и радовался, что сможет хоть немного отдохнуть от его общества.

А Скотт тем временем принял командование партией, которая шла с пони. Сочтя, что Бродяга в «жалком состоянии», он остался позади группы вместе с Оутсом и Граном, чтобы ухаживать за больной лошадью, а Боуэрсу, Черри-Гаррарду и Крину пришлось самим пересекать море по льду. Это странно напомнило тот момент, когда четыре года назад Скотт оставил мостик «Албемарла» ради какой-то ерунды непосредственно перед столкновением с «Коммонвелс».

Скотт всю ночь провел на ногах возле несчастного животного, явно позабыв о людях, собаках и пони, затерянных где-то в ледяной пустыне ради исполнения его приказа. Утром Бродяга умер. По словам скорбящего Скотта, было

так трудно привести его сюда и – как оказалось – только для того, чтобы он здесь умер. Ясно, что метель невыносима для бедных созданий… и мы не можем позволить им терять форму в самом начале путешествия. В следующем году из-за этого придется задержать выход.

Что ж, мы делаем все, что можем, и опыт достается нам дорогой ценой.

Тем временем в проливе Макмёрдо разворачивалось бесславное сражение со стихией. Двигаясь по поверхности льда, Уилсон вскоре услышал треск и понял, что лед начинает раскалываться. Он немедленно повернул собак и бросился в сторону твердой земли. Но позади Уилсона примерно на расстоянии одной мили двигался Боуэрс, отвечавший за пони.

У Боуэрса был приказ Скотта идти по следам собак и его же предписание двигаться по маршруту вокруг мыса Армитаж. Заметив, что Уилсон свернул, Боуэрс растерялся, не зная, как поступить, следовать за ним или придерживаться предварительно заданного Скоттом курса. В итоге Боуэрс выбрал последнее, поскольку приказ был получен от старшего по званию, успокоив себя мыслью, что Уилсон случайно сбился с пути.

Боуэрс не имел ни малейшего представления о льдах, но привык четко исполнять приказы и потому слепо двинулся вперед. Лед, естественно, начал трескаться, что застало его врасплох. К счастью, люди и основная часть снаряжения были спасены, но все пони, кроме одного, утонули. Это стало логичным последствием невнятных приказов, буквального, но бездумного исполнения команд и профессиональной муштры, убивающей любое проявление инициативы среди младших по званию офицеров.

Скотт, конечно же, ничего этого не видел – он ухаживал за Бродягой.

Боуэрс взял всю вину за случившееся на себя, пытаясь найти утешение в размышлениях о фатализме:

Просто так должно было случиться. Шестью часами ранее мы могли бы пройти до хижины по твердому морскому льду. Несколькими часами позже мы могли бы увидеть открытое море, дойдя до кромки Барьера. Буран, который вывел из строя животных, смерть Бродяги, недоразумение с собаками – все сошлось воедино… Пусть те, кто верит в совпадения, продолжают в них верить. Никто никогда не убедит меня в том, что это не простое совпадение. Возможно, в свете событий следующего года мы увидим, что означал такой явный удар по нашим надеждам.

Так закончилось «Великое путешествие по закладке промежуточных складов». Как известно, историю творят люди. И выводы – особенно по прошествии времени – становятся очевидными.

Тринадцать человек целый месяц боролись за то, чтобы доставить тонну запасов в точку, которая находилась чуть ближе, чем 80° южной широты. Из восьми имевшихся пони погибли семь. А между тем в Китовом заливе почти в конце сезона восемь норвежцев и пятьдесят собак за два месяца перевезли три тонны провизии на склад, устроенный ими на два градуса дальше. Даже без подобных сравнений результаты Скотта были откровенно плохими. Как отметил в своем дневнике Гран: «Наша партия раскололась, мы стали похожи на армию – потерпевшую поражение, разочарованную и безутешную».

Теперь, чтобы вернуться на мыс Эванс, Скотту надо было дождаться, пока замерзнет море. До этого ему пришлось жить в хижине «Дискавери». Вынужденный ждать, он стал настолько угрюмым, нервным и возбудимым, что сделал невыносимой жизнь остальных людей. Положение еще больше усугубилось, когда 14 марта прибыла геологическая партия Гриффита Тейлора. Теперь в тесном пространстве дома собралось шестнадцать человек. Тейлору хватило смелости заявить Скотту, что картографическая съемка «Дискавери» была настоящим «позором», и сейчас за шесть недель работы он сделал больше, чем его предшественники за два года. Давление на слабую психику Скотта возрастало – новости об Амундсене, горькая истина, открытая ему Тейлором, всеобщее бездействие… Под влиянием происходящего 17 марта он снова потерял контроль над собой и устроил Грану публичную порку, обвинив его в том, что он – ленивый симулянт. Скотт так рассвирепел, что посвятил этой теме целых две страницы своего дневника. А закончил такими словами: «Остается одно – как можно скорее избавиться от его надоедливого присутствия».