Книга Золотой век Венецианской республики. Завоеватели, торговцы и первые банкиры Европы - Фредерик Лейн

Еще больше подходили для такой цели квинквиремы, построенные Веттором Фаусто. Гуманист, который читал публичные лекции о греческих поэтах, утверждал, что нашел у Архимеда тайну постройки античных квинквирем. В сенате нашлось достаточно гуманистов, на которых такой довод произвел сильное впечатление – а может быть, произвел впечатление сам Фаусто. Поэтому сенат выделил ему людей и материалы для постройки судна в Арсенале. Впоследствии во время гонки близ Лидо, за которой наблюдали дож и его советники, оказалось, что квинквирема способна состязаться в скорости с обычной триремой. Она развивала желаемую скорость и при этом, из-за своей тяжести, могла на большой скорости пробить вражеский корабль насквозь. Однако пользовались ими редко из-за расходов на огромный экипаж. Легкие триремы оставались основой военного флота, их дополняли «круглые» корабли, чье применение всецело зависело от ветра, иногда квадриремы, на которых устанавливали лишь немного больше артиллерийских орудий, чем на обычных легких галерах, и галеасы, оснащенные устрашающими пушками.

Когда Венеция начала серию войн против турок, ее военные флотилии содержали примерно те же четыре типа судов, хотя их не так четко можно было различить, как позже, и на судах не устанавливали столько орудий. На протяжении десятилетий главный эффект орудий был психологическим, что получалось в результате оглушительного шума, случайных разрушений и именно того, что действие пушек было неизвестным. По крайней мере с психологической точки зрения они сыграли важную роль в первом серьезном поражении, которое нанесли Венеции турки, – в потере Негропонте в 1470 году. Кроме того, в ходе той военной кампании Венеция впервые поняла, насколько серьезны для нее последствия падения Константинополя. При Мехмеде Завоевателе город снова стал столицей великой империи и потому снова превратился в центральную базу крупной морской державы, особенно после того, как в Османскую империю прибыли много греков, искусных корабелов. В 1470 году из Дарданелл вышел флот, состоявший из 300 судов. Как писал капитан венецианской галеры, этот флот напоминал «лес на море, при описании невероятный, но на вид ошеломляющий». Этот флот стал вспомогательным в кампании турецкой армии, которую возглавлял Мехмед лично. Венецианско-турецкая война, которая началась в Морее за семь лет до описываемых событий (см. гл. 16), переместилась в Эгейское море. Венецианцы грабили северные берега этого моря, в ответ на их действия Мехмед нанес удар по главной тамошней венецианской базе – Негропонте.

На перехват этого «леса на море» венецианский главный капитан, Николо да Канал, выслал 55 галер; по крайней мере, капитан одной галеры радовался тому, что ветер не дал венецианцам напасть на турок до того, как они узнали, сколько там собралось турецких судов и сколько на них установлено пушек. Николо да Канал ретировался на Крит за подкреплениями. Он вернулся, приведя больше галер и 18 «круглых» кораблей, коггов или каракк, и вошел с севера в пролив между Негропонте и материком. Корабли Мехмеда были по большей части разоружены и стояли к югу от города. Но на северной оконечности города он построил мост из лодок через самую узкую часть пролива, чтобы передвигать войска на остров. Он перемежал осаду Негропонте атаками, поэтому измученные защитники города испытали прилив сил при виде венецианских кораблей. Вместо того чтобы сразу напасть на мост из лодок и дать крепости подкрепление, да Канал стал на якорь. Воспользовавшись как будто последним шансом овладеть ослабевшим гарнизоном крепости, Мехмед пошел в решительную атаку. Когда на следующее утро да Канал решил напасть на лодочный мост, блеск мечей на стенах крепости показал, что крепость пала. Позже попытка отвоевать Негропонте, когда да Канал получил подкрепление, также окончилась неудачно.

Да Канала отозвали, по прибытии в Венецию посадили в тюрьму и судили не только за ненападение на турок, но и за многочисленные злоупотребления во флоте, приносившие прибыль ему и капитанам галер. Его приговорили к штрафу и обязали до конца жизни жить в небольшой деревне. Он был человеком высокообразованным, дружил со многими гуманистами, которые присвоили ему докторскую степень в университете, и затем он более 20 лет служил республике в качестве посла при ведущих европейских дворах. Кадровые моряки приводили его ошибку в пример: не следовало ставить во главе флота человека, который был не моряком, а скорее ученым. Его критиковали не только за нерешительность, проявленную в решающий момент сражения за Негропонте, но и за то, что ему не удалось отрезать и уничтожить часть неуклюжего турецкого флота на пути в Негропонте или обратно.

Неумение да Канала поддержать строгую дисциплину и найти наилучшее применение силам под своим командованием резко контрастировало с успехами его преемника, Пьетро Мочениго. Хотя Мочениго не одержал победы ни в одной решающей битве, он проводил рейды по всему Эгейскому морю, собрал много добычи, оказывался со своим флотом в нужном месте в нужное время, держал турецкую армаду запертой близ Константинополя и позволил Венеции овладеть Кипром без боя. Через 4,5 года постоянной службы Пьетро Мочениго встретили в Венеции как героя, а в 1474 году его заслуги были вознаграждены: его избрали дожем.

В частичное оправдание Николо да Канала следует отметить, что он столкнулся с двумя задачами, которые могли смутить и более опытного флотоводца. Отказ атаковать при Негропонте в решающий момент один из присутствовавших на месте моряков приписывал страху перед турецкими пушками. Мехмед применил при штурме сенсационно большие орудия, и да Канал вполне мог бояться, что они разобьют его корабли. Зная задним числом расположение турецких войск, можно с уверенностью сказать, что да Канал мог разбить лодочный мост и освободить город, но неудивительно, что перед вступлением в бой, в котором он мог столкнуться с основными силами турецкой армии, он должен был сделать паузу, обдумать свое положение и узнать расположение турецких орудий. В качестве размышления о его способностях как флотоводца многое говорит нежелание причинять вред турецкому флоту, когда он ходил между Негропонте и Дарданеллами. Многие турецкие корабли были легкими судами, разметавшимися по морю на расстоянии 6 миль. У венецианцев были более тяжелые корабли, каракки и большие галеры, которых турки боялись. Но даже самые опытные венецианские адмиралы не обладали большим опытом в маневрировании флота, сочетавшего в себе несколько типов кораблей, вооруженных артиллерией, против другого, столь же разнообразного флота.

Та же проблема – действия пороха на битву во время морского сражения – сбила с толку еще одного венецианского флотоводца. В следующей войне с Турцией в 1499–1503 годах венецианцы снова выбрали главного капитана, который не был кадровым моряком. Речь идет об Антонио Гримани, финансисте, который раньше, правда, занимал командную должность во флоте, но превыше всего ценился за деловую хватку и умение вести переговоры. На сей раз турки переместили военные действия в Ионическое море. В то время как их армия атаковала Лепанто, венецианскую базу в Центральной Греции на заливе, носящем то же название (см. карту 5), огромный флот, несущий артиллерию для осады и другие припасы, обошел Морею и напал на город с моря. Для того чтобы развернуться назад или уничтожить наступающую армаду, у Гримани имелся самый мощный флот, который удалось собрать Венеции: около 50 легких галер, около 15 больших торговых галер и от 20 до 30 очень больших каракк, некоторые из которых были водоизмещением более 1000 тонн и вмещали много солдат и орудий. Турецкий флот содержал больше легких галер, но всего пару больших галер и две или три большие каракки. Гримани пытался вступить в бой так, чтобы его начали большие корабли, несшие тяжелые орудия; ему удалось осуществить свои планы по крайней мере в одной из серии стычек у западного побережья Мореи. Но поскольку венецианский флотоводец традиционно использовал как флагманский корабль быстроходную легкую галеру (квадрирем в его флоте не было), из-за такой тактики Гримани утратил моральное преимущество личного лидерства на месте опасности. Когда два его самых больших «круглых» корабля взяли на абордаж самую крупную турецкую каракку, ее пороховой погреб взорвался, уничтожив все три судна. От такого зрелища весь флот пришел в беспорядок. Приказы Гримани оказались неадекватными, им не подчинялись, а наказать непокорных ему не удалось. Впоследствии, в более поздних стычках венецианские суда избегали близко подходить к кораблям противника, поэтому турецкий флот прибыл к Лепанто практически невредимым, и город вскоре сдался. И опять козлом отпущения сделали главнокомандующего. Финансист не годится ни на что, кроме зарабатывания денег, ворчали «морские волки». Гримани отозвали, осудили и приговорили к жизни на маленьком островке в Далмации. Такую жизнь он счел столь невыносимой, что бежал в Рим, где благодаря своим связям при папском дворе и дипломатическому искусству устроил так, что его снова радостно приняли в Венеции во время войны с Камбрейской лигой. Вершиной его возвращения в большую политику стало его избрание дожем в 1521 году.