Книга Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдональд Фрейзер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь мне стоит прояснить две вещи. Во-первых, наблюдая за этой волнующей сценой, я одновременно лихорадочно соображал, как выжить, и решил не дергаться. Как помните, за плечами у меня находился четырехфутовый шест, к которому были привязаны мои руки, не забудьте еще про плотный кляп. И хотя ноги оставались свободны, я счел крайне неосторожным покидать укрытие. Да и куда бежать-то? Во-вторых, память моя, весьма восприимчивая ко всему, что мне приходится видеть, слышать и чувствовать в битве, часто подводит меня в оценке временных промежутков. Я не один такой – любой солдат скажет, что пять минут в сражении могут показаться ему часом или наоборот. С момента, когда прозвучал первый выстрел, прошло, по моей прикидке, минут двадцать. Теперь, когда перестрелка стала стихать, я заметил Ходящую В Одеяле. Как помните, она проскочила мимо меня и исчезла, теперь же бежала назад, возбужденно крича:
– Они убили твоих конных солдат! Ай-е! Они опрокинули их обратно в реку! Они убивают их повсюду! Э-ес! Скоро перебьют всех!
Эта кровожадная особа прошмыгнула в типи, и чтоб мне провалиться, если не вынырнула обратно, держа в руках жутко угрожающего вида топор и длинный тонкий нож. Попробовав заточку последнего большим пальцем, девушка удовлетворенно хмыкнула. Нетрудно было догадаться, что в ее планы входит присоединиться к забаве и отомстить за своего братца. Вдруг она остановилась, глядя на меня. Боевой пыл исчез с задорного личика, и я прочитал промелькнувшие в ее голове мысли столь же ясно, как если бы девушка произнесла их вслух.
«Проклятье! – думала она. – Мне же поручено приглядывать за этим здоровым олухом, а я ведь так хотела успеть добить кого-нибудь! Какой ужас! Ну ладно, там и без меня справятся. А впрочем… Если я „пригляжу за ним“ не откладывая, так сказать, то могу идти с чистой совестью… С другой стороны, Куртка будет зол, если пленник ускользнет от какешья – да и я сама не прочь поглядеть, как кого-нибудь коптят и кромсают на части – сто лет не видела такого зрелища. Но как же хочется поразвлечься там, с остальными…»
Личико у нее было весьма милое, но пока описанные эмоции сменяли одна другую, вид его нравился мне все меньше и меньше. Девушка поглядела на меня сначала с сомнением, потом задумчиво, потом сердито, потом решительно… И я хотел было уже, не взирая на свое ярмо, кинуться бежать во всю прыть, как вдруг, перекрывая далекий треск выстрелов, до нас донесся новый звук, такой слабый, что поначалу я принял его за игру воображения, но он был реален и приближался, разливаясь прямо за рекой.
Она тоже услышала, и оба мы замерли, навострив уши. Поначалу это был нежный шепот, превратившийся потом в голос далекой-далекой флейты. И хотя оркестру Седьмого кавалерийского неоткуда взяться на Литтл-Бигхорне, я узнал мелодию и пришел к выводу, что какой-то солдат наигрывает ее на дудке. Но сомнений не было – с высоких утесов над рекой, расположенных в полумиле от нас, доносился «Гэрриоуэн».
Ходящая В Одеяле в миг оказалась рядом со мной. Мы оба старались разглядеть что-нибудь между деревьев. Обрыв над рекой был пуст, но вот мгновение спустя на нем показалась крошечная фигурка, затем другая. Их силуэты обретали очертания на фоне синего неба. Это были всадники, и у одного из передних в руках был флаг. Затем появилась целая шеренга конных: десять, двадцать, тридцать кавалеристов, едущих шагом. По мере их приближения звук флейты становился все отчетливее, и я понял, что повторяю про себя слова, с которыми гусары Восьмого шли в бой на Альме:
Флейта смолкла, и из-за деревьев послышался отрывистый лай команд. Конники остановились, и, глядя на кружок людей под знаменем, я заметил блеск подзорных труб, обшаривающих долину. Кастер прибыл на Литтл-Бигхорн.
Может статься, я лучший солдат, чем сам отдаю себе отчет в этом, так как хорошо помню мысли, промелькнувшие у меня в тот миг. По идее, мне полагалось любой ценой изыскивать способ добраться до них. Но поскольку нас разделял протяженный и пересеченный отрезок местности, а также благодаря присутствию юной леди, обдумывающей намерение воткнуть мне в ухо свой ножик, я отбросил идею как излишне академичную. А единственный совет, который мне хотелось бы прокричать Кастеру через реку, был следующий: «Отступай! И не смей сюда соваться! Убирайся, чертов дурак, уноси ноги, пока еще есть время!»
Но он все равно не стал бы слушать. Я видел, как крошечная фигурка вскинула руку и секунду спустя до меня долетел далекий отзвук: «Впе-ред!» Кавалеристы пришли в движение, сворачивая в овраг. Тут с левой стороны от солдат раздалась пальба и на склоне утеса показалась улепетывающая во весь опор горстка сиу, по пятам за которыми гнались скауты-арикара. Над беглецами появлялись облачка дыма. Выше по течению реки, но ближе, нежели с поля первоначальной битвы, шум которой постепенно затихал, послышались крики тревоги.
На обрыве запел горн, и первое подразделение солдат вошло в овраг. Серые кони – мне показалось, что во главе роты я различаю Смита. «Совсем недавно я завтракал с его женой и Либби Кастер на борту „Дальнего Запада“», – пронеслась в голове неуместная мысль. За серыми шла рота гнедых. Ага, это, должно быть, Том Кастер, рыдавший над той жалкой пьеской в Нью-Йорке. А вот, ей-богу, во главе колонны и сам великий человек собственной персоной, с алым шарфом, пламенеющим на груди. Я едва не выплюнул кляп, пытаясь остановить его: вот-вот он, сам того не догадываясь, сваляет такого «кардигана», что никому и не снилось. Шум в лесу выше по течению усиливался. Мне казалось, что я различаю стук копыт, и тут на берег выскочил конный воин, размахивающий над головой ружьем. Следом объявились еще двое: с места мне не сойти, если это были не шайены во всем блеске своих орлиных перьев и с белыми полосами боевой раскраски.
Девушка охнула. Я повернулся посмотреть на нее, она – на меня. То, что случилось потом, – сущая правда. Я поглядел на нее с немой просьбой в глазах – глазах Флэши, не забывайте об этом, – стараясь вложить во взгляд всю благородную мольбу до последней унции. И этого хватило. Одному Богу известно, как только ни приходилось мне смотреть на женщин за годы своей жизни: с обожанием, любовью, желанием, поклонением, уважением, шутливо, насмешливо и галантно. И пока в распоряжении моем есть уши, способные слушать, и колени, которые могу преклонить, я куда чаще добиваюсь успеха, нежели терплю провал. Теперь я смотрел на нее, обращаясь к доброй стороне души этой милой крошки, и, как прочие, она дрогнула. Клянусь, это все истинная правда, хоть мне не дано объяснить, за счет чего это работает. Наверное, причина в моих баках или шести футах и двух дюймах роста, или вообще всем моем облике. Индианка посмотрела на меня, и губы ее дрогнули. Она – брата которой люди моей расы убили всего несколько дней назад – перевела взор на овраг, по которому скакали солдаты, потом снова на меня. Не могу определить выражение, застывшее на ее лице: неудовольствие, нежелание, нерешительность, почти отвращение. Но ей, милой крошке, не дано было совладать с собой. Ходящая В Одеяле вздохнула, вскинула нож и… перерезала ремни, притягивающие мои руки к шесту.
