Книга Властелин Сонхи - Ирина Коблова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гвардеец послушался. Когда он скрылся за углом, рыжий окликнул, подняв разбитое лицо:
– Шнырь, ты ведь здесь?
– Так тебе и надо, так тебе и надо! – злорадно выпалил соглядатай. – Мне-то сейчас еще за господином бежать, ноженек усталых не жалея, а тебе хоть бы что…
– Можешь не бегать, я послал ему мыслевесть.
– С чего это ты сегодня такой добрый? – с подозрением поинтересовался Шнырь.
– Сам не знаю.
Он подошел, примостился рядом возле стенки – люди все равно не увидят.
– Небось, думал, что запросто их поколотишь, а они злые оказались, вот и поделом тебе за мою крыску!
– Проблема не в том, что они злые, – отстранено и задумчиво, словно обращаясь к кому-то, кого здесь на самом деле не было, произнес Крысиный Вор, – а в том, что они голодные и беззащитные. И вот это уже беспросветное дерьмо.
– Да вроде они были пожравши, и кулаками махали не хуже твоего… Ты их, что ли, жалеешь?
– Нет. Я не об этом. Голодные, потому что они кормятся чужими страданиями, чужим унижением. Они без этого не могут – это для них и пища, и развлечение, и повод для радости, и способ заявить о своем присутствии в этом мире, куда там до них Лорме. Это у них постоянная потребность, насытиться они не могут, сколько бы ни сожрали, потому и голодные. Беззащитные – другая разновидность: эти будут чувствовать себя в безопасности, только если все окружающие станут жить по их правилам, согласно их представлениям о том, как надо. Это у них распространяется и на членов семьи, и на каждого встречного, и на людей, о которых они только слышали, и на жителей других стран, в которых они никогда не бывали. Если кто-то живет иначе, они испытывают беспокойство, которое сильно их мучает. Чтобы подогнать окружающий мир под свои мерки, они готовы кого угодно угробить – хоть знакомого, хоть постороннего, хоть собственного ребенка, им без разницы. Голодные и беззащитные – не всегда одни и те же, но если и то, и другое сразу – это сволочнее всего. Ты ведь был на площади Последнего Слова, когда судили Тевальда. Ты их видел.
– Такие, как Шаклемонг, ты это хочешь сказать? – подхватил сообразительный Шнырь.
– Да. Шаклемонг был типичным представителем голодных и беззащитных.
– Зато с картохой… – гнупи мечтательно облизнулся и тут же на всякий случай отодвинулся от сердито зыркнувшего собеседника.
Послышался перестук копыт, звуки едущего экипажа, но это оказалась не коляска господина Тейзурга, а фургон с надписью «Лучший сахар и прочие крупы».
– Кто-то уверял меня, что если он мне понадобится – мигом примчится, только позови, – процедил Крысиный Вор. – Ладно, понадобился. Ну и где?..
– А может, он сейчас чем-то важным занят – кого-нибудь заколдовывает или чего-нибудь там еще! – вступился за своего доброго господина Шнырь. – Ты-то, ворюга, сколько от нас прятался, водиться с нами не хотел, а как тебе чего-то надо – сразу все бросай и беги сломя голову? Что ли так? Думаешь, все должно быть по-твоему?
– Примерно так, – огрызнулся рыжий.
– Я от тебя и не ждал ничего другого.
Эту фразу гнупи подслушал у людей. Большинство смертных обижалось, когда узнавало, что «ничего другого» от них не ждали, но несправедливый крысокрад к большинству не относился, не проняло его.
– Эй, а ты ведь еще не слышал о том, как я от Дирвена убегал! – спохватился Шнырь.
Он успел рассказать свою историю два с половиной раза, пока из-за поворота не показался шикарный экипаж господина Тейзурга.
Черноголовый народец по Условию не может причинять вред лошадям, и те его не боятся, так что гнупи вместе с людьми устроился в коляске, господин разрешил.
Рыжий выглядел истинным разбойником – глаз подбит, физиономия в разводах пыли и засохшей крови, зато господин был на загляденье нарядный и держал роскошный белый цветок из южных краев.
– Синяк под глазом, какая прелесть, – произнес он меланхолично, слегка улыбаясь уголками губ. – За время нашего знакомства ты несколько раз ставил мне фингалы, но вот вопрос: могу ли я хотя бы мимолетно почувствовать себя отмщенным, если этим украшением оделил тебя не я, а некие несимпатичные мне люди?
– Можешь почувствовать себя отмщенным и заткнуться. И без тебя голова болит. Кажется, меня по ней треснули.
– Не тошнит?
– Нет. Регенерация идет, но медленно. Бывало и хуже.
– Сейчас поедем домой, там отдохнешь, а может, и здравый рассудок к тебе вернется. Хотя последнее сомнительно…
– Ладно, поехали, – согласился Крысиный Вор.
Голос у него был усталый и какой-то бесцветный, как у проигравшего. Шнырю даже обидно за него стало – он же все-таки «свой», ихний с господином!
– Чего ты, рыжий, куксишься? – встрял гнупи в людской разговор. – Известное дело, поколотили, ежели они на тебя вшестером, а ты, как дурак, без магии дрался! А ты их вылови по одному да каждому задай взбучку – правда же, господин?
– Золотые слова, Шнырь, – благосклонно отозвался Тейзург. – Хантре, дерешься ты весьма неплохо, признаю, но твоя стратегия и тактика – это ужас ужасный… На шестерых бандитов с кулаками. Без магии. Умопомрачительно. Снимаю перед тобой воображаемую шляпу и раскланиваюсь. Впрочем, судя по тому, что там остался лежать труп, хотя бы одного ты прикончил, и то радость.
– Это не он прикончил, а гвардеец, который заступился, когда его лежачего стали пинать, – снова вмешался гнупи.
– Так ты еще и позволил им себя пинать?.. Демоны Хиалы, какое несусветное позорище, не буду я снимать перед тобой шляпу. Ты хотя бы помнишь о том, что ты мой наемник, и твоя репутация – это до некоторой степени моя репутация?
– Мне без разницы, – бросил Хантре.
Уже не таким вялым голосом, с нотками злости.
– Шнырь, ты их запомнил? – вполголоса осведомился Тейзург.
– А то!
– О чем вы шепчетесь? – еще пуще обозлился рыжий. – Это мои дела.
– Ты ведь, мой драгоценный, переживаешь о том, что реальность не соответствует твоим представлениям – вот и переживай себе дальше, а наши со Шнырем дела тебя взаимно не касаются.
После этих слов господин заговорщически подмигнул маленькому соглядатаю, и тот подмигнул в ответ, про себя ликуя: уж он расстарается, всех пятерых найдет – ясно же, какая ему будет за это награда!
Экипаж катил мимо лавок с яркими новенькими вывесками. Из-за домов доносились глухие удары.
– Тенбо, – окликнул кучера господин, – поворачивай туда, посмотрим, что за шум. Вроде бы дверь вышибают.
Улица Гусака называлась так из-за флюгера на башенке самого высокого дома. Раньше жестяной гусь горделиво задирал голову к небу, а теперь ему свернули шею на сторону – будто бы выглядывает из-за собственного тулова. Гнупи даже пожалел, что это сделал не он, а какие-то шаклемонговцы.