Книга Сиротка. В ладонях судьбы - Мари-Бернадетт Дюпюи

— Я уже вижу день вашего прилета! — с пафосом говорил он. — Яркая звезда во всей своей красе: белокурая, красивая, как ангел, шикарная, как обычно!

Это несомненно означало, что Эрмина должна была выглядеть как настоящая знаменитость, по примеру таких кинозвезд, как Грета Гарбо, Рита Хейворт или покойная Кэрол Ломбард, скончавшаяся в прошлом году.

Она не чувствовала себя способной достичь их уровня, но сделала все, что смогла. На ней было небесно-голубое платье с глубоким вырезом под меховым манто из чернобурки. Ее вьющиеся от природы волосы ниспадали на плечи, переливаясь в лучах солнца. На молочно-белом лице выделялись большие голубые глаза с искусно нанесенным макияжем.

— Вы восхитительны, очаровательны! — добавил Октав, целуя ее руки в перчатках.

Эрмина улыбнулась немного устало. Она смотрела на него, и ей было сложно узнать в нем прежнего Октава. От него исходила какая-то озадачивающая ее лихорадочность. Он похудел, постарел. Но одно в нем не изменилось: мужчина по-прежнему был уверенным в себе, привыкшим к роскоши и безупречно воспитанным человеком.

— У меня есть аусвайс для вас, — шепнул он. — Иначе говоря, пропуск. Прошу вас, не удивляйтесь ничему, что я могу сказать или сделать! Сейчас вы встретите первых немцев, будьте с ними любезны. Я все объясню вам в свое время.

Ошеломленная и ужасно встревоженная, она легонько кивнула головой.

— Аэропорт под надзором Вермахта, разумеется!

Дюплесси обмял ее за талию и повел в холл. Возле дверей стояла группа солдат в серо-зеленой униформе с красными повязками с изображением черной свастики. На головах у них были фуражки. Октав пожал руку одному из них, по всей видимости имеющему самое высокое звание, и этот жест неприятно поразил Эрмину.

— Полковник Рибер фон Леебе, я счастлив представить вам лучезарную Эльзу моего «Лоэнгрина», — произнес импресарио. — Рихард Вагнер[59]одобрил бы мой выбор, не так ли?

— У меня просто нет слов, — ответил военный с отрывистым акцентом, показавшимся Эрмине очень необычным. — Мадам, я счастлив познакомиться с вами и в ближайшем будущем вам аплодировать. Месье Дюплесси показывал мне ваши фотографии, и я надеялся с вами встретиться. Я потрясен!

Он склонился, чтобы поприветствовать ее. Ни жива ни мертва, Эрмина замерла на месте. Октав перекинулся парой фраз с немецким офицером, и через несколько минут она наконец смогла укрыться в роскошном автомобиле с бежевым кузовом и сияющими хромированными деталями. Там она дала волю своему волнению и гневу.

— Я послушала вас, Октав, — начала она. — Я никак не отреагировала, но я возмущена. Что означает весь этот маскарад?! Никогда бы я не приехала во Францию, если бы знала, что вы вынашиваете этот гнусный и позорный замысел заставить меня петь для немецких солдат! Я отказываюсь. Я никогда не совершу подобного предательства; хуже того, теперь у меня появились серьезные сомнения в вашей моральной чистоплотности. Надеюсь, вы хотя бы скоро отвезете меня к Тошану…

— Сожалею, но не в ближайшем будущем.

Дюплесси закурил сигару, крепкий аромат которой окончательно рассердил певицу.

— О! Я совсем забыла о вашей гадкой манере курить гаванские сигары, не беспокоясь о моем комфорте! — воскликнула она. — Где Тошан? Отвечайте сейчас же!

— А вы, милое дитя, сумеете выслушать меня, не расстреливая своими прекрасными голубыми глазками? Опустите лучше стекло и вдохните этот теплый воздух. Мы скоро въедем в Париж. Наслаждайтесь зрелищем, моя маленькая канадка!

— Пока я не вижу ничего особенного, — раздраженно отрезала Эрмина. — Но здесь действительно тепло, признаю. Меня это удивило сразу, как только я вышла из мерзкого самолета.

— Вам не понравился самолет? — насмешливо спросил он.

— Не понравился?! Это еще мягко сказано! Я сто раз прощалась с жизнью, уши болели, мучила тошнота. Из десяти пассажиров самолета я была единственная, кто летел в первый раз. Этот вид транспорта бесчеловечен, чудовищен! Я только и делала, что молилась, — это помогало. Я была уверена, что обречена, и думала о своих детях и родителях. Господи, это действительно было ужасно! Как только появится возможность, я тут же отправлюсь обратно, но на корабле. Я совершила ошибку, слепо доверившись вам, и теперь об этом жалею — если бы вы только знали, до какой степени! К тому же вы ничего не говорите мне о моем муже…

Эрмина разрыдалась. Дни, проведенные в Нью-Йорке с матерью, были тяжелыми, омраченными их обоюдным страхом перед предстоящим авиаперелетом. Лора сумела раздобыть билет на нужный рейс, что тоже было совсем непросто.

«И все это ради такого плачевного итога, — подумала Эрмина. — Октав сотрудничает с нашими врагами и рассчитывает втянуть меня в свои постыдные махинации. Нет и нет! Я хочу вернуться домой. Я уверена, что он солгал насчет Тошана!»

— Эрмина, — наконец произнес Дюплесси, — не делайте поспешных выводов на основе увиденного и услышанного. Есть разные способы вести войну. Я бы не хотел распространяться на эту тему, но, думаю, другого выхода у меня нет. Вы нужны мне. Поэтому я буду говорить откровенно и прямо. Я непримиримый противник режима Виши, поддерживающего антисемитскую пропаганду Гитлера. Для меня это недопустимо, отвратительно. Моя бабушка из очень богатой еврейской семьи. Это была удивительная женщина, и в память о ней я сражаюсь с нацистами. По Европе ходят страшные слухи о судьбе депортируемых евреев. Я веду борьбу в строжайшей тайне, изображая преданность оккупантам. Вы приехали из Канады и даже не представляете, что здесь творится. Чтобы быть кратким, скажу вам: моя должность директора театра дает мне огромные преимущества. Тем более что немцы одобряют публичные развлечения, включая кабаре-шоу, они финансируют кинопроизводство в стране. Эта тактика, наряду с другими, позволяет побежденным думать, что они могут жить и развлекаться так же, как и до войны. Пение сейчас вообще на пике волны. Иногда в куплетах передаются зашифрованные сообщения… Этот полковник, Рибер фон Леебе, которого я вам представил, снабдил меня множеством аусвайсов, и он такой любитель красивых женщин, в частности певиц, что буквально ест у меня с рук. Я попросил вас приехать во Францию по двум причинам: покорить немецких офицеров, чтобы иногда вечером у меня были развязаны руки, и поддержать вашего мужа. Смотрите, милое дитя! Вон Эйфелева башня!

Эрмина увидела знаменитое парижское сооружение, стройный силуэт которого вырисовывался на нежно-голубом небе, усеянном пушистыми облаками. Она ощутила странное волнение.

— Но она такая маленькая! — удивилась Эрмина.

— Это потому, что мы еще далеко.

Молодая женщина опустила стекло и высунула руку из машины. Вдоль тротуара выстроились начинающие цвести деревья.

— Такое ощущение, что уже весна!

— Да! А в Валь-Жальбере наверняка еще метровые сугробы и все сковано льдом, — предположил Октав.