Книга Мотылек летит на пламя - Лора Бекитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Айрин усмехнулась.
— Кому он мог служить? Вам? Тем, кто никогда не считал его за человека?
— Я тоже сражался в армии, леди, — вновь заговорил тот, кто показался Айрин единственным джентльменом, — разумеется, на стороне Юга. Мы потерпели поражение, но я не думал, что жизнь кончена. А вернувшись домой, узнал, что янки сожгли мое поместье, изнасиловали и задушили жену, проломили головы детям. Они воевали за свободу негров, и теперь негры имеют право голоса, носят оружие и думают, что они выше нас.
— Мы хотим, чтобы вы продали имение и навсегда уехали отсюда. Вы не найдете здесь ничего, кроме ненависти, а возможно, и смерти, — сказал другой.
— Вы угрожаете мне? Напрасно: я никогда не уеду из Темры. Это мой дом. Ни живая, ни мертвая я не покину эту землю. Потому что она моя. И я заставлю вас ответить за то, что вы сделали! — с этими словами Айрин подскочила к ближайшему человеку, резким движением сорвала с него маску и воскликнула: — Ничто не заставит меня забыть это лицо! Я разыщу вас всех, и вы предстанете перед судом! За похищение моего сына! За то, что наводите страх на мирных людей!
Мужчины остолбенели. Они не ожидали такого поворота. Эта женщина и впрямь была чужой, она ничего не боялась, не следовала традициям, не признавала законов.
Когда она бросилась на следующего человека, его нервы не выдержали. Он собирался оттолкнуть ее, но вместо этого нажал на курок.
Айрин не почувствовала, как упала, как ударилась о землю. Очнувшись, она поняла, что лежит в мокрой пахучей траве, а над головой распростерлось небо. В теле были слабость и боль, но сознание оставалось ясным. Айрин подумала о том, сколько раз в нее вселялось что-то безнадежное, тяжкое и скольких усилий ей стоило сбросить с себя этот гнет! Сейчас она меньше, чем когда-либо, была уверена в том, что справится.
Одна половина ее существа настороженно следила за тем, что было вокруг, другая прислушивалась к тому, что происходило внутри.
Откуда-то издалека доносились голоса:
— Зачем ты в нее выстрелил?!
— Это произошло случайно. Я не хотел!
— А я с самого начала не желал участвовать в этом! Что теперь делать?!
— Надо отвезти ее к мужу.
— Лучше оставить здесь.
— Делайте что угодно, я еду в Темру.
— Ты хочешь предать всех нас! Надо разойтись по домам и затаиться!
— Как последние трусы? Это недостойно южан.
Вскоре все стихло.
Айрин была рада, что они уехали, ей не было до них никакого дела. Она страдала от боли, дышала с трудом и все же могла думать. Ей хотелось окунуться в воспоминания, мысленно вновь пережить историю своей любви, может быть, потому, что сейчас ей было сложно нарисовать картину будущего.
Она жалела о том, что скоро широко распахнутый мир навсегда закроется для нее, а для не рожденного ребенка не раскроется никогда. Возможно, она все-таки правильно поступила, не рассказав о нем Алану? В этом случае ему придется меньше страдать.
Она думала об Алане и нисколько не удивилась, когда над ней склонилось его лицо, любимое лицо, в котором было что-то обжигающее нервы и согревающее сердце. И порадовалась тому, что еще раз смогла его увидеть.
Вокруг были и другие, белые и черные лица, среди которых было много знакомых.
Какой-то человек без конца повторял ее имя. Айрин узнала Джейка Китинга.
— Айрин, поговори со мной, прошу, не теряй сознание!
— Мне не страшно умирать, — прошептала она, — жаль только, что погибнет ребенок.
— С Коннором все в порядке, он дома, — сказал Алан.
— Я о другом, который… внутри.
Алан содрогнулся от неожиданности, а Джейк быстро проговорил:
— Нам нельзя ее трогать. Придется все делать здесь.
— Айрин! — голос Алана срывался от волнения. — Совсем скоро ты окажешься в Темре. Ты не умрешь.
— Если это случится, — Айрин говорила с трудом, — ты можешь взять к себе Хейзел. Так будет лучше… для Коннора. И… для тебя.
— Зачем нам Хейзел! Нам нужна ты.
— Я прочитала ее письмо, — сказала Айрин и закрыла глаза.
Он покрывал поцелуями ее руки, и на них капали его слезы, но она уже ничего не чувствовала.
Вместе с тем, как увеличивался ее живот, в душе Лилы росло чувство успокоения и радости. Она жила в Новом Орлеане, она была женой Джейка и ждала от него ребенка.
Она больше не казалась себе былинкой, сорванной с привычной почвы и увлеченной бурным ветром. В ней появилась уверенность в себе; она не испытывала страха ни когда сама выходила на улицу, ни когда в дом приходили знакомые Джейка. После женитьбы он потерял часть пациентов, однако считал, что о них не стоит жалеть, а если кто-то приходил в замешательство от его брака с цветной женщиной, взгляд Джейка твердо говорил: «Уважай тех, кого я люблю, иначе нам придется расстаться».
С его родителями Лила не общалась. Она не ведала, намеренно ли Джейк снял квартиру в том районе, где жили Энгус и Кетлин Китинг и где издавна селились только белые, и никогда не спрашивала его об этом.
Она знала, еще по Нью-Йорку, что появление в квартале одной-единственной цветной семьи, даже если это были воспитанные и имеющие достаток люди, случалось, служило сигналом для поспешного переселения белых.
Здесь никто как будто не возмущался таким соседством, хотя и не предлагал ей дружбу.
Однажды, уже будучи беременной, Лила случайно столкнулась на улице с миссис Китинг, и эта встреча оставила в ее душе горький осадок.
По улицам тянулся нескончаемый шумный поток доверху нагруженных товарами повозок, которыми управляли громогласные возницы. Продавцов и покупателей защищали от солнца холщовые навесы; натянутые над торговыми рядами, они трепетали, как паруса.
Лила подошла к прилавку, на котором были разложены ткани, ленты и кружева. Ей хотелось что-нибудь присмотреть для будущего ребенка.
Стоило ей протянуть руку, как ее смуглые пальцы скрестились с пальцами белой женщины, которую заинтересовал тот же товар.
Лила поспешно отдернула ладонь, потом подняла глаза и невольно отшатнулась. Это была мать Джейка, которая смотрела на нее с раздражением и досадой.
Лиле хотелось заплакать. Вернувшись домой, ее свекровь наверняка как следует вымыла руки, как будто прикоснулась к чему-то нечистому.
Она бросилась домой и ничего не рассказала Джейку. Постепенно ей удалось изгнать случившееся из памяти, хотя понимание того, что кое-что в ее жизни останется неизменным, угнездилось глубоко в душе и причиняло боль.
Днем Лила подолгу оставалась одна. Джейк предлагал нанять служанку, но она отказывалась. Ей было бы трудно с кем-то делить то жизненное пространство, какое она впервые имела право назвать своим. Лила жалела только об Унге, которая находилась слишком далеко, чтобы навещать ее хотя бы раз в месяц. А еще — о Хейзел.