Книга Лондон. Прогулки по столице мира - Генри Воллам Мортон

Как ни странно, о призраках тех, кого ожидаешь здесь встретить, никто никогда не слышал. А ведь логично было бы ожидать встречи в коридорах Хэмптон-Корта, допустим, с кардиналом Уолси, самим Генрихом, быть может, с Екатериной Арагонской и, конечно же, с Анной Болейн.

Те, кому приходилось вывозить школьников на экскурсию, возможно согласятся со мной: никогда не угадаешь, что еще может произойти. Вдруг окажется, что вы сидите верхом на слоне или переписываете номера локомотивов в Паддингтоне. Впрочем, финал моего дня оказался совершенно предсказуемым. В результате долгих хождений по дворцовому лабиринту я промерз до костей, но, поскольку перестал сетовать на собственную глупость и огорчаться из-за того, что оказался в смешном положении, мне даже стало нравиться это развлечение. Лабиринт был усыпан снегом, грунтовые тропинки заледенели, и мы, разумеется, были единственными узниками. Мальчик, как и все дети, без труда нашел выход и с ликованием ждал, когда я выберусь из лабиринта.

— Это и в самом деле очень легко, сэр, — объяснял он. — Я двигался по системе Смита Майнора, как можно быстрее направо, потом еще раз направо, а потом все время налево.

Когда-нибудь, подумалось мне, надо будет вернуться в лабиринт и проверить систему Смита Майнора. По возвращении в школу ее директор пригласил меня в свой кабинет и угостил бокалом шерри. При этом он выразил надежду на то, что мы с пользой провели день.

— Я уверен в том, что вы углубили его знания, — сказал он с явным сарказмом. — Я и не знал, что этот мальчик так интересуется историей. Во всяком случае, сей интерес никоим образом не повлиял на его успеваемость.

Теперь, теплым летним днем, я снова шел по широкой аллее, которая вела к дворцу. На сей раз моими спутниками оказалась толпа экскурсантов, которые летом постоянно приезжают сюда из Лондона. Некоторые катили перед собой детские коляски, другие несли и детей, и корзинки для пикника. Кто, размышлял я, может оценить то воздействие, которое подобные здания оказывают на воображение обычной публики? Они — часть наследия английской нации, они производят впечатление на миллионы людей. Некоторые бродят по их залам со скукой на лице, хотя подсознательно, быть может, понимают, что эти здания хранят в себе нечто важное. Другие просто отдают дань пристрастию англичан к выездам за город, третьи стремятся постоять среди шедевров прошлого и набраться впечатлений — и, может статься, осознать, что и сами каким-то непостижимым образом связаны с этим великолепием.

Для меня Хэмптон-Корт — место, где легче всего представить, какой была повседневная жизнь Генриха VIII и его великой дочери, увидеть, будто наяву, как зимой они сидели у камина, а летом играли в теннис и занимались садом, выезжали поохотиться на оленя, танцевали и веселились вместе с друзьями. Однако большинство прежде всего начинает осмотр с покоев Стюартов и лишь под конец заглядывает в более старые комнаты Тюдоров и в Большой зал, в котором кутил Генрих VIII и в котором, возможно, играл Шекспир.

Я бы предложил посетителям осматривать Хэмптон-Корт в хронологической последовательности. Вместо того чтобы начинать осмотр с покоев Стюартов, я бы предпочел войти в Большой зал, пройти по немногочисленным комнатам Тюдоров, в свое время богато украшенных гобеленами и обставленных дубовыми креслами, столами, буфетами и часами; затем следует заглянуть в те комнаты, в которых четыре столетия тому назад жили Уолси и Генрих VIII.

Кардинал Уолси выбрал в качестве своего загородного дома Хэмптон-Корт, поскольку лекари сказали ему, что это самое здоровое место из всех, расположенных в пределах двадцати миль от Лондона. Как и многих других крупных и здоровых мужчин, Уолси пугала мысль о том, что он может заболеть; загородный дворец стал убежищем, куда он скрылся во время чумы, покинув людные улицы Лондона. Прежде всего он наладил снабжение дворца питьевой водой из находящегося в трех милях Кумб-Хилла. Для этой цели под Темзой, выше Кингстонского моста, были проложены свинцовые трубы.

У кардинала был хороший вкус, он обожал роскошь и великолепие и к тому же имел колоссальные доходы. Вскоре его дворец стал самым величественным в королевстве. Сначала этот дворец привел Генриха VIII в восторг, но потом король стал испытывать зависть. Количество людей, проживавших в этом дворце, изумило бы человека любой эпохи, но людям нашего времени, привыкшим обходиться без слуг, оно кажется просто невероятным. Во главе двух кухонь, одна из которых обслуживала только кардинала, стоял главный повар. Он одевался в бархат и был наделен властью над целой армией подчиненных. Вам покажут маленькую комнату, в которой он составлял меню. В его подчинении находились восемьдесят поваров-помощников, йоменов и судомоек. Около сотни слуг трудились в гардеробной, прачечной и на лесном складе, не говоря о конюшне, где главный конюший руководил огромным числом конюхов и их подручных. Помимо домочадцев кардинала и челяди во дворце находились шестьдесят священников и служек при часовне, имелся хор и великое множество личной прислуги. Будучи лордом-канцлером, Уолси содержал и второй штат слуг, в который входили герольды, парламентские приставы, менестрели, клерки, оружейники и ливрейные лакеи.

Говорят, что однажды Генрих VIII поинтересовался, зачем его подданному понадобился такой громадный дворец. Уолси, который, очевидно, был готов к подобному вопросу, тактично ответил: «Для того, чтобы подарить его своему монарху». Возможно, он сказал так из вежливости, как это делают испанцы, говоря: «Мой дом — ваш дом», или как арабы, предлагающие гостю все, что его восхищает. Но и араб и испанец ужасно смутятся, если их поймут буквально! А Генрих поймал Уолси на слове и в конце концов стал владельцем Хэмптон-Корта.

После этого дворец превратился в декорацию всех супружеских трагедий Генриха. Каждая из его шести королев гуляла по внутренним дворам из красного кирпича, галереям, садам и парку, каждая познала здесь свое короткое счастье, а одна из них выносила единственного сына Генриха. Одна из королев венчалась с ним в часовне этого дворца. Именно в этом дворце Генрих провел несколько своих медовых месяцев. Впервые он появился в Хэмптон-Корте, еще когда тот принадлежал Уолси, — веселый молодой человек двадцати пяти лет, женатый на Екатерине Арагонской, которой исполнился тридцать один год. Она была вдовой его умершего брата Артура. Они жили счастливо в течение нескольких лет, пока Генрих не положил глаз на Анну Болейн. Он поселил ее в том же дворце, в котором находилась королева. Став сама королевой, Анна Болейн застала своего мужа в одной из комнат дворца, флиртующим с ее будущей преемницей Джейн Сеймур. Именно в дворце Хэмптон-Корт Джейн умерла от родильной горячки после того, как родила Генриху сына, впоследствии Эдуарда VI.

После смерти Джейн Генрих ожидал в Хэмптон-Корте прибытия из Дувра «восхитительной фландрской кобылицы» — Анны Клевской. «Он был несчастлив в браке», — говорит немного приукрашенный портрет короля работы Гольбейна. Не в состоянии обуздать беспокойство, Генрих переоделся и выехал навстречу невесте. Он нашел ее в одном из домов Рочестера; Анна наблюдала в окно за травлей быков собаками. Генрих, который был необычайно сентиментален, подошел и, не раскрывая себя, преподнес подарок на память. Анна довольно холодно поблагодарила; было очевидно, что ее гораздо больше занимает травля быков. Тогда Генрих удалился в другие покои, облачился в костюм из пурпурного бархата и вернулся к невесте.