Книга Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера - Николай Ляшенко

— А вон в лесу, в палатке, — указали мне.

Откинув полу, прикрывавшую вход, я вошел в палатку, разумеется, без стука. За походным столиком, заваленным бумагами, сидел солидный подполковник. Кроме раскладушки и двух складных стульев, в палатке ничего не было. Сверху через открытое отверстие падал ровный свет. Не подняв головы, подполковник продолжал сосредоточенно работать.

— Здравия же... — начал я.

— Ты какими судьбами здесь?! — вскочив со стула, ко мне подбежал Петр Ильич Вашура.

— А вот какими, — показал я свою командировку.

Обрадованные неожиданной встречей, мы схватились за руки, засыпая друг другу вопросами.

Больше двух лет мы не виделись и ничего не слыхали друг о друге — и вот встреча. Долго мы говорили, вспоминая первые дни войны, и нам казалось, что все это было так давно. Некоторых близких тогда товарищей мы уже не могли вспомнить — назвав имя, не могли вспомнить фамилию или, припомнив фамилию, забывали, кем он служил. За три истекшие года войны перед нами прошли огромные массы людей, что изрядно попутало и слишком переполнило наши мозговые «ящички», и что-то уходило из памяти. Петр Ильич спросил:

— Где же теперь наша родная 310-я?

— Говорят, после ликвидации Волховского фронта маршал Мерецков забрал ее с собой, на Карельский фронт.

— Да, хорошая была, боевая дивизия, — сказал Вашура.

Вечером, еще засветло, мы с Петром Ильичом побывали на передовой.

Наша линия обороны протянулась по правому берегу маленькой речушки с трудно написуемым и еще более трудно выговариваемым названием — Эмайыги! Речушка эта брала свое начало среди множества холмов и лесопокрытых возвышенностей: по ущельям и впадинам стекали многочисленные родники и ручейки и на дне широкой балки соединялись в единое русло, узкое и глубокое, с сильным течением; увидев эту маленькую бегунью, кто бы мог подумать, что возле Тарту, всего через несколько десятков километров, она выглядит уже довольно внушительной водной артерией. Но ведь так же начинается среди Валдайских высот и великая русская река Волга.

Немецкая линия обороны находилась выше нашей по левому склону Эмайыги. Позиции противника явно господствовали над нашими, в этом сыграло роль то обстоятельство, что немцы заблаговременно выбирали позиции, тогда как нашим войскам приходилось закрепляться по результатам боев. Но странное дело! Занимая такие выгодные позиции, немцы вели себя довольно смирно, не стреляли даже по видимым целям. Это нас удивляло. Похоже, они получили приказ продержаться здесь как можно дольше, и потому стремились не вызывать инцидентов малоэффективной пальбой.

Наши позиции для наступления тут действительно были крайне невыгодными и тяжелыми. Перед нами, до самого городка Тырва, лежало открытое, выпуклое как живот, поле, на котором противник соорудил несколько линий обороны, дотов и узлов сопротивления. Но у нас были свои преимущества. Главное из них — скрытые места сосредоточения. Весь правый берег Эмайыги, где сосредоточивался наш корпус, был покрыт густым лесом с небольшими полянками, как бы специально подготовленными под огневые позиции артиллерийских и минометных батарей. Рокадные дороги вились тоже по лесам, и едва ли немцы знали подробности нашего сосредоточения. Наше второе преимущество — хорошие наблюдательные пункты, с которых мы могли постоянно следить за движениями противника, видеть его окопы и огневые точки, а следовательно, могли точно корректировать огонь артиллерии.

Партийно-политическая работа в войсках кипела. Весь личный состав знал, что войска 2-го Прибалтийского фронта штурмовали Восточную Пруссию. Что положено начало освобождению многострадальной Польши, которую предали ее буржуазные правители типа Бека и Пилсудского, заигрывавшие с фашистской Германией и отвергавшие всякую помощь со стороны Советского Союза. Что Литва уже почти полностью освобождена. И весь личный состав знал, что мы готовимся к крупному наступлению на широком фронте с задачей полностью освободить Советскую Эстонию и Латвию. Боевой настрой солдат и офицеров был очень высок, нас постоянно спрашивали:

— Ну, когда же?! Долго нам тут загорать? Пора бы уж и начинать, лето кончается!

На это нетерпение мы терпеливо отвечали:

— Пора придет — будет приказ. И тогда уж действуйте так, чтобы немцы не успевали от нас удирать.

— Будьте уверены, мы не подведем! — отвечали солдаты.

А в прифронтовых лесах продолжали накапливаться силы.

Прибывали танковые полки и дивизионы самоходных орудий, бригады «катюш» и авиационные части, армейские артиллерийские полки и дивизионы тяжелых минометов. В лесу трудно было разъехаться, а местами даже пройти. Всюду лежали штабеля ящиков с минами, снарядами, патронами и гранатами. Стояли сотни груженых автомашин, сновали подводы конобоза. Артиллерийские и минометные батареи, дивизионы «катюш» заняли почти все поляны и полянки. А на одной из самых больших полян обосновался командный пункт авиадивизии, распустив паутину радиоантенн, и полковник авиационной службы, поторапливая радистов, тщательно проверял установки, дул в трубки передатчиков, поворачивал рычажки, нажимал на кнопки, щелкал выключателями...

Наступление

11 сентября 1944 года от южных берегов Чудского озера и далеко за Валгу гремела несмолкаемая канонада. «Катюши», захлебываясь, раз за разом выпускали стаи своих реактивных снарядов, которые, снявшись, летели ровной стайкой, как почтовые голуби, все выше и выше, оставляя на голубом небе короткие струйки серо-белого газа, пока не исчезали совсем в небесной голубизне, чтобы, замаскировавшись ею, внезапно свалиться на головы врагов. Страшное это оружие! Самолеты, как трудолюбивые пчелы, гудели в воздухе, почти не имея сопротивления, часто возвращаясь на базу, чтобы вновь забрать свой смертоносный «нектар» и вновь нести его на голову противника. Артиллерия била часами, беспрерывно. Танки и самоходные орудия все ближе и ближе подтягивались к боевым порядкам, маскируясь в ложбинах и перелесках.

Видя всю эту громаду превосходной техники, боевой порыв советских воинов и умение командиров и военачальников — можно ли было сомневаться в успехе?!

Немцы, врывшись глубоко в землю, укрывшись в дотах, оказывали отчаянное сопротивление, но наши артиллеристы на руках выкатывали свои пушки на прямую наводку и громили и сокрушали вражеские доты и огневые точки.

К вечеру первого дня фашисты были выбиты из первой и второй линий обороны. Бой не прекращался и ночью — чего особенно не любили немцы. Справа наши части потеснили гитлеровцев на три-четыре километра и к утру перерезали шоссейную дорогу Тарту — Валга. К шоссе подтянулись наши танки. Утром немцы яростно контратаковали передовые подразделения, стремясь отбросить их обратно за шоссе. Но тщетно. То, что завоевано кровью, даром не отдается. Назад никто не поглядывал. Вопреки их танкам, их самолетам, их психическим атакам и контратакам. Все это теперь считалось как-то само собой разумеющимся. Когда-то, в первые год-полтора войны, один шум танковых моторов приводил в трепет и трудно было перебороть себя. Теперь все изменилось.