Книга Эйфельхайм: город-призрак - Майкл Фрэнсис Флинн

Священник прогнал нечестивую мысль. «Эта чума пришла не по воле Господа», — напомнил он себе. Эверард вдохнул ее, теперь и Ванда. Она давно не общалась с управляющим, поэтому теория крэнков о прыгающих с человека на человека «маленьких жизнях», похоже, оказалась ложной. И все же этому должна быть причина. Бог все расположил «мерою, числом и весом». Измеряя, взвешивая и отсчитывая, простой смертный мог постичь «вечные установления, которым Он подчинил движение звезд, приливы и отливы в море».

Ванда закричала, и Дитрих осторожно отодвинулся. Простой взгляд на больного мог заразить. Из глаз вырывается голубое пламя. В бегстве единственное спасение. Он вскочил на ноги и бросился обратно через кузницу на дорогу, где остановился, учащенно дыша.

Снаружи, казалось, все шло своим чередом. Пастор слышал визг пилы с бондарни Беттхера, далекий крик ястреба, кружащего высоко над озимыми полями. Видел, как свинья Амбаха ковыряется в мусоре вдоль дороги, как поднимается водяной пар над лопастями мельничного колеса. Почувствовал горячее дыхание ветра на щеке.

Ванда была слишком крупной женщиной, чтобы тащить ее одному. Нужно сбегать за подмогой, сказал он себе. Дитрих

побежал сначала к мастерской каменотеса, но Грегор захватил сыновей с собой складывать в стога сено. Затем, вспомнив, что Клаус и Ванда спали вместе, рванул на западную окраину деревни.

* * *

Одо отворил верхнее окошко двери, но посмотрел на Дитриха отсутствующим взглядом.

— Проклятие свершилось, — сказал старик, но ничего не стал пояснять. Дитрих просунул руку и, отперев нижнюю створку, протолкался внутрь.

— Клаус! — крикнул он.

Старый Швайнфюрт стоял у раскрытой двери, уставившись на пустую улицу. Сверху раздался стон, и пастор вскарабкался по лестнице на верхний этаж, где находилась спальня.

Там он обнаружил мельника на трехногом стуле, придвинутом к постели. Кровать выделялась резным изголовьем, в ногах стоял дубовый ларь на железных петлях с изображением мельничного колеса. На набитом тиком матрасе лежала Хильда.

Ее золотистые волосы спутались и покрылись испариной, тело изнемогало от кашля. Глаза округлились настолько, что походили на глаза крэнков.

— Позови пастора Дитриха, — кричала она. — Дитрих!

— Я здесь, — сказал пастор, и Клаус подпрыгнул от этого почти шепотом сказанного слова, хотя прежде не реагировал на удары кулаками и крики. Не оборачиваясь, он сказал: — Она жаловалась на головную боль, когда проснулась, но я не придал этому значения и пошел запустить колесо. А затем…

— Дитрих! — закричала Хильда. Тот встал на колени подле постели:

— Вот он я.

— Нет! Нет! Приведи ко мне пастора!

Дитрих мягко прикоснулся к ее плечу, но женщина резко отпрянула.

— Она обезумела, — сказал Клаус неестественно спокойным голосом.

— Волдыри появились? Майер покачал головой:

— Я не знаю.

— Позволено ли мне будет поднять ее рубашку, чтобы посмотреть?

Мельник какое-то мгновение смотрел на Дитриха, потом начал смеяться, раскатисто, громко хохотать, после чего неожиданно успокоился.

— Святой отец, — сказал он мрачно, — вы — единственный мужчина в этой деревне, кто испросил моего позволения, прежде чем заглянуть под ее рубашку. — Мельник отодвинулся.

Священник задрал ночную сорочку и с облегчением убедился в отсутствии волдырей у нее в паху, хотя красноватые точки близ сокровенного места показывали, где они появятся. Когда он попытался осмотреть грудь и подмышки, рубашка зацепилась, и женщина принялась извиваться.

— Макс! — позвала она. — Пошли за Максом! Он защитит меня!

— Будете ли вы ее отпевать? — спросил Клаус.

— Пока нет. Клаус… — он замялся, но не сказал ни слова о Ванде. Мельник не оставит жену в таком состоянии. Когда Дитрих поднялся на ноги, Хильда схватила его за рясу, попросив: — Сходи за Дитрихом.

— Ja, doch, — ответил пастор, разжимая ее хватку. — Я сейчас же схожу за ним.

Снаружи он остановился перевести дух. Бог мудр. Дитрих бежал от чумы из одного дома и тут же нашел ее в другом.

* * *

Ганс и Готфрид помогли ему отнести Ванду в постель. Когда он вернулся в пасторат, Иоахиму хватило одного взгляда на его лицо.

— Чума! — сказал он. На кивок Дитриха монах откинулся на подушку и закричал: — О Господи, я подвел тебя!

Дитрих положил ладонь на его плечо:

— Ты никого не подвел. Минорит сбросил его руку:

— Крэнки вернулись в ад не исповедовавшись!

Когда священник решил уйти, Иоахим поймал его за рукав:

— Ты не можешь позволить умереть им в одиночестве.

— Я знаю. Я иду к Манфреду испросить его позволения на учреждение госпиталя.

* * *

Манфред сидел в большом зале, между ревущим камином и котлом, в котором тоже был разведен огонь. Все обитатели замка ютились здесь, даже Имре-коробейник. Слуги сновали туда-сюда, неся дрова и поддерживая пламя. Они выходили медленно и быстро возвращались.

Манфред, сидя за письменным столом и царапая пером по пергаменту, объяснил, не поднимая головы:

— Огонь помог твоему папе. Де Шолиак порекомендовал его, когда я разговаривал с ним в Авиньоне. Стихия огня каким-то образом уничтожает ядовитые испарения. — Он махнул небрежно пером. — Я оставляю науку тем, кто сведущ в ней. — Его взгляд метнулся по углам зала, как если бы он мог разглядеть притаившуюся там чуму. Затем хозяин замка вновь сгорбился над документом.

Огонь может и подействовать, подумал Дитрих, поскольку разреживает плотную массу ядовитых испарений и заставляет ее подниматься. Колокола тоже могут развеять заразные облака, сотрясая воздух. Но если чума разносится неисчислимыми mikrobiota, Дитрих не понимал, как от них мог помочь огонь — если только «маленькие жизни», подобно мотылькам, не слетаются на пламя и не сгорают в нем. Этих мыслей он не озвучил.

— Мой господин, Ванда Шмидт и Хильда Мюллер поражены чумой.

— Я знаю. Крэнкерин Элоиза предупредила меня по устройству, передающему слова на расстоянии. Чего ты хочешь от меня?

— Я прошу вашей милости на устроение госпиталя. Скоро, боюсь, слишком многие слягут и…

Манфред ударил пером по столешнице, обломав его кончик:

— Ты слишком держишься формальностей. Госпиталь. Ja, doch. Да будет так. — Он махнул рукой. — Если бы от этого была какая-то польза.

— Если мы не сможем спасти жизни, — сказал Дитрих, — то, по крайней мере, облегчим смертные страдания.

— Это, наверное, большое утешение. Макс! — Манфред присыпал пергамент и сложил лист вчетверо. На куске воска, налитого со свечи, оттиснул свою печать, после чего принялся внимательно осматривать кольцо, чуть поворачивая его на пальце. Затем взглянул на маленькую Ирмгарду, стоящую рядом с няней и сопящую сквозь слезы, и коротко ей улыбнулся. Вручил Максу два письма. — Отвези их к дороге на Оберрайд и вручи первому заслуживающему доверия путешественнику. Одно для маркграфа Бадена, другое — для габсбургского герцога. Фрайбург и Вена уже заняты своими проблемами, но они должны знать, что стряслось здесь. Гюнтер, взнуздай коня для него.