Книга Самая страшная книга 2021 - Михаил Парфенов

Так и не сказав мужу ни слова, Людмила закрыла за собой дверь и повернула защелку – тихонько, чтобы Леня не услышал, что она запирается. Заходить к ней он вряд ли станет, но… Мало ли. На всякий случай.

Медленно стащив через голову платье, Людмила принялась распутывать бинты, которыми в последние три дня привязывала к себе наволочку, набитую тряпками. Несмотря на роившиеся в голове мысли, она так и не придумала, что именно скажет, когда будет звонить в поликлинику. Наверное, будет лучше выдумать что-то обыкновенное – температуру или что-то наподобие, – чтобы не было лишних вопросов по телефону.

Расправив кровать, Людмила легла на спину. Ощущение до сих пор было непривычным. Много лет подряд она засыпала исключительно на правом боку. Спать в другом положении мешала грыжа – огромный кожаный мешок, отпочковавшийся от живота и вмещавший половину желудочно-кишечного тракта.

Вытянув руки по сторонам своего массивного тела (ожирение было одной из причин, по которым врачи отказывались оперировать грыжу), Людмила смотрела в потолок. Она чувствовала себя безумно уставшей, но сон не шел. В голове в очередной раз прокручивались события того дня и последующей ночи.

Проблемы с животом начались четыре дня назад, с самого утра. Конечно, они были и раньше – при такой-то грыже! – но в тот день живот беспокоил сильнее обычного. Из-за этого Людмила и проснулась.

Бурлило в самом животе и там, снаружи. Карман из плоти, обычно висящий на бедре асимметричным фартуком, был распластан по кровати вдоль ее тела. Утробные звуки сопровождались внутренним движением: волнами перистальтики, краткими спазмами, перетеканием чего-то невидимого… Она давно привыкла и к этим звукам, и к неприязненным взглядам, которые окружающие периодически бросали на нее в такие моменты. Но этим утром живот нервировал и ее саму. Людмила не смогла вспомнить, когда он в последний раз так сильно бурчал.

Опасаясь приступа тошноты, она поскорее села в кровати. Прислушалась к своим ощущениям. Нет, не тошнит. Наверное, будет диарея. Тоже не редкость.

Пару минут Людмила сидела неподвижно, глядя, как за окном зарождается хмурое осеннее утро. В голове клубились тяжелые мысли. После вынужденного выхода на пенсию (больше по здоровью, чем из-за возраста) так было постоянно. Все раздражало: домашние дела, муж, свекровь… Особенно свекровь. Теперь та целыми днями таскалась по квартире за Людмилой: тут проверит, там посмотрит. Привычно проглатываемое раздражение в последнее время выстреливало скачками давления, чего раньше у Людмилы не бывало.

– Что готовишь, Люсенька? – Свекровь в очередной раз приползла на кухню, когда Людмила переворачивала котлеты.

Сухонькая, не по-домашнему аккуратно одетая и увешанная крупной бижутерией, она нетвердым шагом прошла в кухню. Лысеющую голову венчал неизменный каштановый парик. Людмилу воротило от одного вида свекрови: старая кошелка, инсультница, а строит из себя светскую даму!

– Я же просила вас, не называйте меня так! – буркнула Людмила. Не сдержалась. Приторное «Люсенька» она с детства не выносила.

Словно в отместку за недовольный тон брызнуло раскаленное масло. Несколько капель больно ужалили пухлую руку, державшую лопатку.

– Ты уж прости меня, старую клушу… Совсем забыла… – Глазки-пуговки, горящие на ссохшемся личике, обшарили плиту и столешницу. – Людочка, мы гостей ждем?

– Нет, – коротко ответила Людмила, чувствуя, как гулко стучит в висках пульс.

– Зачем же тогда столько еды? Ленечка так много уже не кушает, я тем более… Тут и в три дня не управишься…

– Вот на три дня и приготовила! – неожиданно для самой себя огрызнулась Людмила. – Я не обязана каждый день у плиты торчать.

Старуха беззвучно пошамкала накрашенными губами, но ничего не ответила. Она никогда ничего не говорила прямо, в лицо. И эти вопросы про еду – тоже неспроста! Наверняка намекает, мол, невестка слишком много ест.

Мысленно послав свекровь куда подальше, Людмила продолжала раздраженно орудовать лопаткой. Затылок наливался нехорошей тяжестью. До этого момента давление никогда не поднималось так рано.

Свекровь продолжала топтаться за спиной. Людмиле становилось неуютно. И чего она ждет? Извинений? Пожалуй, и правда получилось грубовато. Обычно она держалась со старухой вежливо-отстраненно, никогда не демонстрируя явного раздражения, а тут вдруг… С другой стороны, та сама виновата: прицепилась и никак не отстанет!

– Вы будете сейчас обедать? – принужденно выдавила Людмила, выждав еще немного.

– Нет, Людочка, я попозже. – Старческий голос сочился патокой, как будто и не было предыдущего резкого диалога. – Через часик принесешь мне пиалочку супа? Ко мне в комнату, я там покушаю.

– Не буду я ничего носить! – внезапно вспыхнула Людмила, с грохотом припечатав крышку к сковороде. – Вы и сами прекрасно ходите! – Слова вырывались сами собой, как пар из треснувшего котла – Это я еле ползаю с давлением, а приходится еще у плиты крутиться! Чтобы вас накормить, между прочим! А вы только и знаете, что критиковать: это не так да то не этак! Сколько можно-то уже?

Выплюнув последнюю фразу, Людмила в упор глянула на свекровь, внутренне готовясь к первой настоящей перепалке за все время их совместной жизни.

Старуха застыла напротив, быстро моргая почти лишенными ресниц веками. Морщинистый подбородок нервно подрагивал.

– Зря ты так, Людочка. – Она наконец укоризненно покачала головой и, выпрямив, насколько возможно, спину, повернулась к выходу из кухни. – Никого, кроме себя, не любишь. Вот за это тебя Боженька и наказывает. А то давно бы уже все свои болячки вылечила.

Людмила застыла, глядя вслед расфуфыренной старухе. Горло перехватило от обиды и возмущения. Слова – достаточно едкие и колкие, чтобы как следует осадить старую гадину, – так и не пришли на ум.

С деревянной лопатки, сжатой в побелевших пальцах, капал жир. От плиты тянуло горелым.

Некстати скрутило живот.

Выключив газ, Людмила привалилась к столешнице возле плиты. Она стояла согнувшись, одной рукой опираясь о столешницу, а другую прижав к животу. Ком боли возник где-то в глубине брюшной полости и вскоре переместился вниз, в область грыжи. Плотный, пульсирующий. Подвижный.

Непривычная боль длилась не больше минуты, а потом так же внезапно отступила. Еще некоторое время Людмила не двигалась, опасаясь снова потревожить бунтующие внутренности, но неприятные ощущения больше не возвращались. Голова по-прежнему была налита чугуном. Еще не хватало самой инсульт заработать из-за этой проклятой старухи!

Наспех закончив кухонные дела, она направилась в комнату, к мужу. По пути краем глаза заметила, как поспешно закрылась дверь в старухину комнату. Уже успела нажаловаться!

– Лень. – Людмила подошла к мужу, развалившемуся с книгой на диване, но садиться рядом не стала. – Ты можешь поговорить со своей матерью? Она со мной обращается как со служанкой. Я такого терпеть больше не буду. Скажи ей…