Книга История древней Испании - Юлий Циркин

Надписи свидетельствуют, что крупным арендаторам (кондукторам) сдавалось в аренду право собирать косвенные налоги (vectigalia), проводить аукционы, совершать различные сделки; им же передавались в аренду бани. Кондуктор получал свою долю дохода от сапожников, парикмахеров, сукновалов, от тех, кто желал бы собирать шлаки и окалины. Эти права кондуктора, однако, не распространялись на рабов и отпущенников цезаря, детей, солдат и школьных учителей (Vip. I, 23—24, 56).

Копи сдавались непосредственно мелким арендаторам — колонам. В надписи упоминается также оккупатор (Vip. II, 6). Сейчас доказано, что оба термина обозначают одно и то же лицо: когда человек берет в аренду копи и предъявляет свои претензии на их разработку прокуратору, он выступает как оккупатор (отсюда упоминание в Vip. II, 5 ius occupandi), а когда он их эксплуатирует (colit) — как колон[1258].

Будущий колон покупает копи, но это не означает, что они становятся его собственностью. Собственником всего рудника по-прежнему остается императорская казна (фиск), а колон приобретает лишь владение его частью. Это владение выражается прежде всего в праве получения дохода[1259]. Весь доход делится на две равные части, одна из которых остается колону, а другая отдается фиску. Второе право владельца — иметь компаньонов (socios). Закон строго следил за добросовестностью компаньонов по отношению друг к другу и предусматривал наказания за недобросовестность и мошенничество (Vip. II, 6). Наконец, владелец мог продать свои копи, но только другим колонам данного рудника и после извещения об этом прокуратора (Vip. II, 8). Сама ограниченность права продажи и контроль за этим актом прокуратора уже говорит о сохранении собственности за фиском[1260]. Это же выражается и в тщательном надзоре прокуратора за работой арендатора. А в случае относительно длительного перерыва в работе арендатор теряет свои копи, и право оккупации переходит к другому (Vip. II, 4).

На первый взгляд, такое положение отвечало общим принципам античного мира, когда возможности распоряжаться основными средствами производства были для их собственника ограничены. В античности существовала неразрывная связь между полноправным гражданством и земельной собственностью, так что продавать землю за пределы гражданского коллектива теоретически было невозможно. Государство и общество контролировали пользование землей ее собственником и в случае плохого хозяйствования могли отнять участок[1261]. И кажется, что между этими принципами и установлениями рудничного закона разница только в том, что речь в последних идет не о земле, а о другом средстве производства — руднике. Однако в действительности разница принципиальная. В первом случае землевладелец является частью того гражданского коллектива, который надзирает за его землей, и он выступает в двух ипостасях: как собственник конкретного участка и как соучастник верховной собственности коллектива на землю. В случае же с рудниками такого не происходит. Верховным собственником остается императорская казна, а колон является лишь пользователем тех копей, которые он купил, но не в полную собственность. Это создает совершенно иные отношения между собственником и владельцем. Последний оказывается в зависимости от первого.

В этом плане рудничные колоны оказываются в том же юридическом положении, что и сельскохозяйственные колоны в императорских владениях, в частности в Африке[1262]. На деле же между ними существовала существенная разница. Сельскохозяйственные колоны были мелкими арендаторами, принуждаемыми не только к отдаче трети своих доходов, но и к несению трудовой и гужевой повинностей и находившимися в полной зависимости от крупных арендаторов, которые, заручившись покровительством прокуратора, могли произвольно увеличивать повинности и повышать долю отдаваемого урожая (CIL VIII, 25902, 25943, 10570).

Рудничные колоны, хотя и отдавали фиску не треть, а половину своих доходов, не привлекались ни к каким повинностям, и между ними не стоял кондуктор, что увеличивало гарантии от произвола. Главное — они занимали другую социально-экономическую нишу. Цена аренды одной серебряной копи определялась в 4000 сестерциев (Vip. II, 2). Цена медных и железных копей явно была ниже. Надо иметь в виду, что обычно арендовалось несколько копей. Слово puteus во второй випаскской надписи употребляется во множественном числе, а порой и прямо говорится о пяти копях, арендованных одним колоном (Vip. II, 3), что доводит стоимость аренды до 20 000 сестерциев. Правда, колон мог выступать вместе с компаньонами, но их число не могло быть безграничным, так как в случае маленького дохода, приходящегося на одного колона, теряется сам смысл аренды. Учитывая, при всей условности расчетов, что месячная зарплата сельскохозяйственного рабочего была, видимо, 60 сестерциев[1263], можно говорить, что цена аренды превышала его годовой доход в 28 и более раз. Да и разработка и дальнейшая эксплуатация уже арендованных копей требовали определенного капитала. Арендаторы рудника — это не те колоны, разорение и нищета которых резко понижает стоимость имения (Plin. Min. Epist. III, 19), и не те маленькие и несчастные земледельцы, какими представляют себя колоны Бурунианского сальтуса в жалобе императору (CIL VIII, 10570). Скорее всего, перед нами представители «среднего класса». Важно и то, что в отличие от сельскохозяйственных рудные колоны были не непосредственными производителями, а организаторами производства.

В качестве рабочей силы в випаскских надписях выступают рабы, отпущенники и наемники (Vip. 1, 40, 49, 56; II, 10, 13, 17). Известно, что осуждение на работу в рудниках было самым тяжелым наказанием после смертной казни. Возможно, что такие осужденные работали и в рудниках Испании. В надписях упоминаются господа рабов и патроны отпущенников (Vip. I, 40, 56). Это говорит о том, что колоны могли иметь собственных рабов и зависимых отпущенников, хотя не исключено, что и фиск мог предоставлять арендаторам рабов[1264].

Флор (II, 33, 59—60) пишет, что Август переселил астуров с гор на равнину и заставил их заниматься разработкой земли, чему способствовали богатства этого района, который изобиловал золотом, хризоколлой, киноварью и другими красками. Флор не юрист, и от него нельзя требовать юридической точности терминов. Но все же использование им глагола iussit показывает принудительность и переселения астуров, и занятия их горным делом. Поэтому можно считать местное население Астурии еще одним элементом рабочей силы в золотых рудниках региона. Они не были рабами. Говоря о побежденных кантабрах, Флор (II, 33, 52) умалчивает о порабощении астуров. Рассказывая о мерах, принятых Августом после покорения кантабров, он отмечает три разных способа их усмирения: сведение с гор (как и астуров), взятие заложников и продажа в рабство. К астурам же последние два способа не относятся. Не были они и наемниками, ибо этому противоречит принуждение их к занятию горным делом.